Капиталистическая эволюция России в конце XIX - начале XX в.

Когда же под влиянием классовой борьбы пролетариата на политическую арену  стали -выдвигаться другие — не пролетарские — общественные силы, их политическое самоопределение начиналось с “вытравления” из сознания революционно настроенных элементов сложившейся ранее идейной традиции пролетарского социализма. В результате получилось единственное в своем роде сочетание революционно-пролетарского и буржуазно-демократического влияний, характерное для творчества одного из лидеров “легального марксизма” П. Б. Струве. С одной стороны, это популяризация идей “экономического марксизма”, с другой — критицизм в философии, заявление о том, что автор, “примыкая” к марксизму, “не заражен ортодоксией”. П. Б. Струве подчеркивал, что он стоял у истоков критического поворота в марксизме. Этот критический поворот, по его мнению, состоял в попытке сочетать марксизм с критической философией, исходящей от Канта. В книге “Критические заметки по вопросу об экономическом развитии России”, как подчеркивал П. Б. Струве, им “была сделана попытка привлечь к развитию и обоснованию марксизма критическую философию...”. В статье “Против ортодоксальной нетерпимости” он отмечал, что “русское .критическое движение в марксизме отличается от западноевропейского гораздо большей смелостью, решительно и без всяких примирительных оговорок и недомолвок порывая с теми положениями марксизма, которые оказываются в глазах представителей этого движения несостоятельными”.

Развитие  этого критического направления  привело в начале XX века “легальных марксистов” к разрыву с социал-демократией, переходу на позиции буржуазного либерализма. Вот таким образом возникновение в России непролетарских политических группировок, подобных “легальным марксистам”, начиналось в ряде случаев с отпадения от революционной социал-демократии как течения общественной мысли. Средние городские слои, непосредственно соприкасаясь с пролетариатом, раньше других демократических сил поднялись на борьбу. Соответственно первыми откололись от социал-демократии “легальные марксисты”.

Экономизм

В среде  той части интеллигенции, которая  непосредственно соприкасалась  с рабочим движением, родилась теория “экономизма”. Следует подчеркнуть, что кроме чисто внутренних причин на его появление оказала влияние  и обстановка в международной  социал-демократии. Внутри нее в  тот период сложились два основных течения, по-разному решавшие проблему освобождения пролетариата: сторонники К. Каутского видели путь к нему в политической экспроприации, сторонники Э. Бернштейна — в экономической организации. Такое разделение европейской социал-демократии в 90-е годы прошлого столетия в значительной мере связано с именем Э. Бернштейна, хрестоматийно известного у нас как отец международного ревизионизма и выразитель социально-политических интересов рабочей аристократии, заменившего революционный марксизм реформизмом, пытавшегося подчинить рабочее движение буржуазной идеологии, развратить сознание пролетариата. Уделить внимание Э. Бернштейну следует, по меньшей мере, по трем причинам: во-первых, из-за необходимости знать правду истории социал-демократии, включающую в себя объективный анализ всех ее направлений; во-вторых, постоянно меняющаяся ситуация в стране, образование новых политических партий, в том числе и социал-демократической, требуют, обращения к ее историческому опыту; в-третьих, за последние десять с лишним лет в, западной социал-демократической литературе произошла резкая вспышка “бернштейномании”, смысл которой в том, что реформизм, дескать, может обеспечить прорыв к новой, некапиталистической реальности. Последнее объясняется успехами западных социалистов и социал-демократов, занимающих устойчивые позиции в обществе и рабочем движении, пользующихся доверием значительных слоев населения, — это факт, неизбежно требующий объяснения и выяснения исторических корней явления, к каковым относится и концепция Э. Бернштейна. Не ставя задачу ее подробного изложения, обратим внимание на ряд моментов, оказавших влияние на формирование взглядов определенной части российской социал-демократии и на активизацию в ней идейно-теоретической борьбы.

Э. Бернштейн  предпринял попытку покушения на марксизм сформулировав следующее положение: “...дальнейшее развитие марксистского учения должно начаться с критики, его. Нынче обстоит дело так, что на основании Маркса и Энгельса можно доказывать все. Это весьма удобно для апологетов и литературных казуистов. Но тот, кто сохранил хоть немного теоретического смысла, для которого научность социализма не есть “только вещь для показа в торжественных случаях, которую вынимают из серебряной шкатулки, а в остальное время забывают”, тот, раз осознав эти противоречия, почувствует вместе с тем и потребность устранить их. В этом, а “не в вечном повторении слов учителей, заключается задача их учеников”. Лозунг “свободы критики”, довольно быстро сойдя в моду, означал тогда, по словам Ленина, отказ от революционного содержания марксизма и превращение социал-демократии из партии социальной революции в партию социальных реформ. Существо ревизионизма Бернштейна состояло в анализе значительно изменившиеся реалии современного ему капиталистического общества по сравнению с тем, каким оно было во время создания “Коммунистического Манифеста”. Другим стал рабочий класс, утратив социальную однородность конца 40-х годов, которая безоговорочно определяла единство его интересов и консолидацию действий в выступлениях против буржуазии, — в то же время это не отрицало возможности осознания им общности классовых целей. Учитывая происшедшие в обществе сдвиги, его все большую усложненность и рост дифференциации его элементов, Э. Бернштейн пришел к выводу, что и “классовая борьба не может оставаться заключенной в рамках первоначальных форм, не может обостряться в виде таких именно контрастов, как это соответствовало бы классовой теории Маркса и Энгельса”. На основании сказанного Э. Бернштейн отходит от идеологии революционного марксизма, считая существом деятельности социал-демократии обеспечение перехода современного общественного строя в высший без конвульсивных потрясений и разъясняет раскритикованную революционными марксистами и Лениным формулу о соотношении движения и конечной цели.

Если  идеи Э. Бернштейна так популярны  в последнее время не только на Западе, но и у нас, то почему же тогда, на рубеже XIX—XX вв. они встретили  такое неприятие со стороны В. И. Ленина и Г. В. Плеханова? Ведь нынешнее второе дыхание концепции означает ее жизненность, адекватность определенным социально-экономическим и политическим условиям. Причина расхождений лидеров и теоретиков двух национальных отрядов международной социал-демократии в том, что эти отряды, казалось бы, выражая одни и те же классовые интересы, действовали в различной обстановке, находясь на разных уровнях развития капитализма. Э. Бернштейн смог проанализировать капитализм и более зрелый, и более передовой, открыв те принципиальные изменения, о которых уже говорилось, а Г. В. Плеханов и В. И. Ленин оценивали идеи своего противника сквозь призму российской действительности с предельно обостренными классовыми противоречиями, где процесс структурирования пролетариата еще только начинался, а удельный вес рабочей аристократии был весьма незначителен. Каждый из них по-своему оценивал и уровень развития пролетариата, и состояние рабочего движения в России.

Известна  в целом высокая оценка В. И. Лениным  уровня развития пролетариата и рабочего движения в России как важнейшего фактора перемещения в нашу страну центра мирового революционного процесса, а вот Э. Бернштейн считал, что “Россия далека еще от типа современной промышленной страны” и “ее промышленные рабочие стоят еще на довольно низком уровне развития. Но каким образом можно было объяснить успехи выступлений против царизма и особую результативность движения 1905 г.? Вопрос этот решен довольно просто: борьба шла против ненавистной всем системы управления, к ниспровержению которой стремились все классы и слои населения, в результате чего движение в общественном сознании казалось поднятым на такую высоту, дальше которой политическое движение вообще не может подниматься. Общественное сознание в данном случае Э. Бернштейн раздваивает: во-первых, мнение общества о небывало высоком уровне рабочего движения и, во-вторых, сознание самих пролетариев, которое не соответствует достигнутому уровню движения по причине их .недостаточного развития. Такое одностороннее представление довольно упрощало характеристику освободительного движения России и его гегемона и, по сути дела, объясняло процесс лишь стихийно сформировавшимся фактором. Несмотря на это необходимо сказать, что и русские, и западноевропейские социал-демократы ставили аналогичные проблемы, поскольку принципиально выражали одни и те же классовые интересы, косвенно формулируя определенные культурные и политические запросы пролетариата.

Таким образом, социал-демократия, возникнув  как явление общеевропейской  рабочей культуры, впоследствии, по мере развития капитализма и рабочего класса, стала представлять собой  все более разнородное движение. В форме “экономизма” демократическая интеллигенция впервые совершила разрыв связи, которая в ее представлении соединяла пролетариат с задачей политического освобождения России. Этот разрыв в значительной мере был совершен под впечатлением от стихийности и малой сознательности первых шагов рабочего стачечного движения. Практический .вывод, который подсказывался первичной реакцией на политическую отсталость рабочего движения, для интеллигенции, уже связавшей себя с ним, означал отказ от фактического участия в решении политических задач во имя повседневной борьбы за частичное улучшение экономического и юридического положения пролетариата в рамках существующего политического строя. “Экономизм” как бы направлял рабочее движение по линии наименьшего сопротивления.

Перейдя от пропаганды в кружках к агитации В массах, социал-демократы брали за исходный пункт своей деятельности экономические конфликты с предпринимателями. При этом данное направление рассматривалось ими лишь как необходимый и преходящий этап, который должен поставить рабочий класс перед задачей радикального преобразования политического строя. Небывалый промышленный подъем середины 90-х гг. вовлекал в стихийное экономическое движение все новые слои пролетариата, оно одерживало немало частичных побед, которые при отсутствии массовых рабочих организаций ставили перед необходимостью напряжения всех сил для защиты уже завоеванных позиций. Слабые численно и материально “Союзы борьбы” не успевали откликаться на все эти потребности массового движения и стихийно следовать за его развитием. Агитационная деятельность “Союзов” во время стачек создавала им широкую популярность, а вот не прекращавшаяся политическая агитация, хотя и слабо развитая, не встречала отклика в массах, увлеченных возможностью непосредственных материальных улучшений. В таких условиях к концу 90-х гг. социал-демократы стали все более сосредоточивать внимание на самом процессе повседневной экономической борьбы рабочих с хозяевами, упуская из виду всю социально-политическую обстановку, в которой эта борьба происходила. Это направление внутри социал-демократии- и получило название “экономизма”. ..

Причины его возникновения во многом сходны с причинами появления “легального марксизма”. Часть демократической интеллигенции, вовлеченная в сферу марксистских идей, видевшая в пролетариате главную освободительную силу, тем не менее не могла целиком перейти на позиции рабочего класса. “Экономисты” считали, что сами успехи экономической борьбы будут почти автоматически улучшать и правовое положение рабочего класса. Они исключали возможность обращения к нему в ближайшее время с прямым призывом к политической борьбе, так как считали культурный и политический уровень масс слишком низким. “Экономисты” искали и теоретическое обоснование своей позиции, а поскольку идея политической борьбы пролетариата является одной из важнейших в марксизме, эти поиски привели их к отходу от марксизма, осознанию несоответствия его идей собственным представлениям и целям. Особенно отчетливо эта позиция была выражена в знаменитом “credo”. По мнению его авторов, теоретический и практический марксизм вырос на Западе на почве возможности ведения политической борьбы, обеспеченной буржуазными свободами, и возможности планомерной организации этой борьбы с помощью воспитанных и организованных мануфактурным периодом развития производства рабочих. В России фабричный пролетариат, не прошедший мануфактурной школы, плохо и медленно поддается организации, поэтому для русских социал-демократов речь должна идти о коренном изменении практической деятельности. Она должна повернуться в сторону более энергичного ведения экономической борьбы, упрочения экономических организаций. Это в спою очередь должно повлечь за собой изменение отношения партии к другим оппозиционным силам на базе отхода от “ортодоксальности”. В “credo” говорилось, что “марксизм нетерпимый, марксизм отрицающий, марксизм примитивный” (пользующийся слишком схематичным представлением классового деления общества) уступит место марксизму демократическому, и общественное положение партии в недрах современного общества должно резко измениться. Партия признает общество; ее узко корпоративные, в большинстве случаев, сектантские, задачи, расширяются до задач общественных, и ее стремление к захвату власти преобразуется в стремление к изменению, к реформированию современного общества в демократическом направлении приспособительно к современному положению вещей, с целью наиболее удачной, наиболее полной защиты прав (всяческих) трудящихся классов”. Развитие рабочего движения всегда идет по линии наименьшего сопротивления. На западе она направлена в сторону политической деятельности, в России же она в эту сторону никогда направлена не будет. Поэтому все “разговоры о самостоятельной рабочей политической партии суть не что иное, как продукт переноса чужих задач, чужих результатов на нашу почву” . Как утверждало “credo”, “целый ряд исторических условий мешает нам быть марксистами Запада и требует от нас иного марксизма, уместного и нужного в русских условиях”. Практическая деятельность русских марксистов должна сводиться к помощи экономической борьбы пролетариата и участию в либерально-оппозиционной деятельности.

Дальнейшее  развитие общественного движения, превращение буржуазии в “класс для себя” в итоге привели к “самоотделению” от марксизма “экономистов”, так же, как и деятелен “легального марксизма”.

Значительное  место в становлении и развитии российской социал-демократии занимали национальные организации. Крупнейшей из них являлся Бунд (Всеобщий еврейский  рабочий союз). Как политическая организация Бунд вырос из "просветительных  кружков, стачечных касс еврейских  рабочих и ремесленников, которые  стали возникать в 80-х гг. в  Северо-западном крае России. Первоначальный толчок движению был дан оживлением в некоторых отраслях ремесленного производства, явившегося результатом  роста городов и расширения- потребностей городского и сельского населения. Бунд был создан в результате слияния стачечных касс, существовавших практически во всех отраслях ремесленного производства и объединявших до 60% рабочих. В качестве социал-демократической организации Бунд имел целый ряд особенностей:

Во-первых, как организация рабочих Бунд, в отличие от . Центральной России, возник на стадии ремесленного, а не" фабричного производства. Первоначально он являлся полу-политической-полупрофессиональной организацией. Только на конференции в 1902 г. было принято решение отделить социал-демократическую организацию от профессиональных, с сохранением в последних ее представителей.

Во-вторых, у еврейских рабочих движение не было отделено от организации, организация не пришла извне, а развивалась вместе с движением. И до создания Бунда среди евреев-ремесленников в каждом цехе существовало свое общество взаимопомощи, так называемая “хевра”, в которое входили и хозяева, и подмастерья. Это имело одно очень важное следствие: объединение осуществлялось на профессиональной и национальной основе, а не на классовой, как в крупных промышленных центрах.

В-третьих, в начале 80-х гг. в связи с ужесточением шовинистической политики царизма за “черту оседлости” переселяется часть националистически настроенной мелкобуржуазной еврейской интеллигенции. Она развернула довольно активную деятельность среди ремесленного пролетариата через просветительные кружки и стачечные классы, сосредоточила в своих руках руководство движением. Руководители, стремились максимально “евреизировать” движение - отгородить его от движения рабочих других национальностей.

В-четвертых, на формирование движения еврейских  рабочих большое влияние оказала сама обстановка “черты оседлости”, прежде всего, ужасающий национальный гнет. Это привело к тому, что руководители движения не верили в возможность объединения пролетариев разных национальностей и в способность русского рабочего класса освободить еврейских трудящихся от притеснений и преследований.