Автор: Пользователь скрыл имя, 14 Октября 2011 в 11:59, курсовая работа
Тяготы жизни в условиях колониального рынка, усиление эксплуатации и расовой дискриминации, старые межобщинные и этнические противоречия вызвали после войны в африканский колониях новый порыв сопротивления. В этот период повседневными фактами становятся голодные бунты, стачечное движение, демонстрации протеста, открытое неповиновение властям. Многие из этих выступлений по-прежнему носили стихийный характер. Однако с начала 1920-х гг. силы африканского сопротивления, представленные крестьянами, рабочими, мелкой буржуазией, интеллигенцией, деятелями различных религиозных культов, стали переходить от неорганизованных выступлений к организованным формам борьбы.
Тропическая
и Южная Африка стала объектом
жестокой конкуренции между
Тяготы жизни в условиях колониального рынка, усиление эксплуатации и расовой дискриминации, старые межобщинные и этнические противоречия вызвали после войны в африканский колониях новый порыв сопротивления. В этот период повседневными фактами становятся голодные бунты, стачечное движение, демонстрации протеста, открытое неповиновение властям. Многие из этих выступлений по-прежнему носили стихийный характер. Однако с начала 1920-х гг. силы африканского сопротивления, представленные крестьянами, рабочими, мелкой буржуазией, интеллигенцией, деятелями различных религиозных культов, стали переходить от неорганизованных выступлений к организованным формам борьбы.
В период между двумя мировыми войнами в Тропической Африке стали возникать политические партии, создававшиеся обычно представителями образованной элиты. Одной из первых антиколониальных организаций в Черной Африке стал Африканский национальный конгресс (АНК) в ЮАС. В 1920 г. создается Национальный конгресс Британской Западной Африки, объединяющий представителей четырех западноафриканских колоний Великобритании. В Восточной и Центральной Африке формируются ассоциации благосостояния (туземные ассоциации Северной и Южной Родезии, Ассоциация африканцев Танганьики и др.). Эти партии и ассоциации еще не выступали за уничтожение колониализма, но требовали смягчения колониальных порядков, облегчения налогового бремени, расширения сети образования для африканцев и т. п. Они стали зародышем тех политических партий, которые возглавили массовое антиколониальное движение после Второй мировой войны.
Межвоенный период богат примерами установления африканцами связей с демократическими кругами европейских стран, с национально-освободительными движениями стран Азии, с Советской Россией. Особенно активным в это время было участие африканских рабочих и интеллигенции в Международном комитете негритянских рабочих, возникшем на рубеже 1920—1930-х гг. Комитет объединял афроамериканцев США, Канады, Вест-Индии, представителей африканских колоний. Он активно выступал против расовой дискриминации, требовал освобождения африканских народов от колониальной зависимости [1, c. 445-446].
После второй мировой войны эксплуатация сырьевых и продовольственных, а, следовательно, и людских ресурсов стала интенсивнее. Это ускорило процессы разрушения традиционных социальных структур, усилило приток населения в города и промышленные поселки, привело к росту численности работающих по найму.
В
Южно-Африканском Союзе был
Черные не пользовались правом участия в выборах. Даже система начального образования для них создавалась особая, дающая намного меньший объем знаний. Политические организации, выступающие против этих порядков, запрещались. Коммунистическую партию запретили в 1950 г., Африканский национальный конгресс - в 1960 г. Они возобновили деятельность как нелегальные [2].
Пьер Ван ден Берг выделяет три основных уровня сегрегации в южноафриканском обществе.
В Бельгии в 1949 г. был опубликован «Десятилетний план экономического и социального развития Бельгийского Конго». Эти и подобные им планы расширения производства сырья и продовольствия были подчинены интересам колониальных монополий. Целью планов было не всестороннее планомерное развитие хозяйства африканских стран, а дальнейшее приспособление этого хозяйства к экономике метрополии. В каждой из африканских стран намечалось развитие одной-двух экспортных культур, нередко за счет сокращения посевных площадей под культурами, которые шли на удовлетворение внутренних нужд. Так, согласно французским программам, за Сенегалом должна была закрепиться роль страны монокультуры, поставщика арахиса. Берег Слоновой Кости должен был специализироваться на лесе и древесине, Дагомея — на продуктах масличной пальмы, Гвинея — на добыче железной руды [1, c.494].
В Сомали дело дошло до того, что центральной власти не стало. Территория страны вот уже 11 лет контролируется полевыми командирами. То есть формально существует переходное правительство в Могадишо, но на севере страны образовалось два самопровозглашенных государства – Сомалиленд и Пунтленд. Кому принадлежит остальная территория, не знает никто.
Во многих африканских армиях воюют подростки, а иногда и дети. Дело в том, что, например, в Того дети до 15 лет составляю 50% населения. Не удивительно, что при таком раскладе, значительную часть армии составляют несовершеннолетние.
Использование детей в качестве основной ударной силы черного материка было предложено конголезцем Пьером Мулле, им же была разработана методика подготовки таких солдат. Несмотря на то, что сам Мулле был марксистом, устав его детских бригад строился на древних африканских верованиях.
Перед боем воин (в этих отрядах его называли симба «лев») должен воздерживаться от половых отношений. Симба не должен прикасаться к кому-либо кроме другого «льва», есть пищу, приготовленную чужими людьми, и даже мыться. Считалось, что все это защищает от болезней, чужой магии, ну и, естественно, от пуль и снарядов.
Каждый «лев» получал от колдуна «монганги» (оберег), который превращал в воду вражеские пули. В бою малолетним бойцам запрещалось оборачиваться назад.
Но главным оставался ритуал введения в отряд. После него боец становился членом семьи симба и разрывал отношения с семьей и друзьями.
Чтобы формировать новые отряды, в Мозамбике детей заставляли убивать собственных родителей. В Уганде будущих солдат похищали, а бойцы Национального патриотического фронта Либерии при захвате очередного населенного пункта силой уводили оттуда всех мальчиков. Фоде Санко, глава Объединенного революционного фронта, как говорят очевидцы, накачивал своих малолетних бойцов вином или наркотиками.
На сегодняшний день по предварительным подсчетам несовершеннолетняя армия Африки насчитывает 300–400 тыс. человек. В бой идут, начиная с 8 лет [4, c. 5-8]…
Значительно укрепила также свои позиции африканская буржуазия, прежде всего торгово-ростовщическая, заметно выросли ряды мелкой буржуазии и городского населения. Одновременно сузилась сфера влияния традиционных феодально-аристократических кругов [1, c. 469].
Всего в Африке, по данным специалистов, насчитывается три – пять сотен этнических групп различного размера, от многомиллионных до весьма малочисленных. Каждая группа имеет свой язык – по языку они и классифицируются. Логично и понятно, что каждому этносу дорог свой язык, и это одна из важных причин (хотя и не единственная) того, что государственным языком в описываемых молодых государствах обычно становился не язык какого-либо из этносов, хотя бы численно преобладающего, но чужой язык, язык колониальной метрополии. Образованные люди, городское население (а оно численно и в процентном отношении очень быстро растет) говорят чаще всего по-английски, по-французски, по-португальски – в зависимости от того, чьей колонией была та или иная страна в прошлом. Впрочем, это немаловажное обстоятельство никак не исключает того, что вне пределов города и в домашних условиях в городах те же люди, как правило, говорят на родном языке, который является важнейшим для них этноидентифицирующим признаком.
Нормой едва ли не для всех молодых независимых африканских государств является то, что деревня остается этнически цельной, населенной данным племенем, его представителями, тогда как город, напротив, полиэтничен. Это, впрочем, никак не исключает того, что и в городе, особенно большом, приходящие из деревень новопоселенцы стремятся селиться земляческо-племенными коллективами, образуя соответствующие районы, микрорайоны или кварталы. Неудивительно в этой ситуации и то, что трибализм сильнее и жестче проявляет себя не в деревне, где соседние поселки, населенные разными этническими группами, вполне могут длительно и бесконфликтно сосуществовать (им, собственно, чаще всего нечего делить – у каждого своя земля, а то и своя природная ниша), но именно в городе, где этнические процессы и проблемы тесно переплетаются с политическими и экономическими.
Трибализм – это своего рода знамя, символ современной Африки. Гордиться им не приходится, но и обойтись без него никто не может. В дни вооруженных конфликтов он выходит на передний план в его наиболее резкой форме, генетически восходящей все к тому же классическому и всем понятному членению на «наших» и «чужих». Но и в дни относительной стабильности он незримо присутствует в каждой из стран, накладывая свой весомый и очень заметный отпечаток на ее жизнь, в первую очередь политическую, хотя и не только. [5, c.194]
Одной из особенностей формирования социальной структуры восточных обществ является симбиоз традиционных и современных черт. Существенное воздействие на процессы изменения и создания своеобразной структуры обществ развивающихся стран в постколониальный период оказывали несколько факторов. Во-первых, в формировании нового общества в постколониальный период все возрастающее значение имело участие восточных стран в развитии капитализма и модернизации, проходившее при сильном воздействии транснациональных корпораций (ТНК), деятельность которых в начале XXI века стала иметь уже решающее значение. Развитие капитализма и деятельность ТНК способствовали появлению и формированию новых классов западного типа, вызывали процесс «вестернизации» восточных стран. Дальнейшая интернационализация производства лишь укрепила взаимосвязи Запада и Востока и усилила взаимодействия их различных структур. Во-вторых, атавизмы «восточной деспотии» и соответственное отношение населения Востока к власти продолжали играть важнейшую роль в формировании новых капиталистических структур. Гипертрофированное значение государства и религии в обществе восточных государств порождало в свою очередь особое отношение к представителям государственной власти и духовенства, имевшим огромные полномочия и привилегии. Новые классы формировались с участием и под контролем государства и его служащих — бюрократии. В-третьих, стойкая многоукладность и наличие этнических формирований также воздействовали на формирование классов в странах Азии и Африки. Социальные различия подкреплялись племенными или иными этническими различиями, которые углублялись и приобретали характер устойчивых традиций [6, c.273-276].
Информация о работе Эволюция социальных стран Тропической Африки. Появление и развитие буржуазии