Иван Грозный Карамзина

когда   они   остаются  одни. 

     При   таком   настроении   царя в  московском   Кремле     случилось странное,   небывалое   событие.  Раз   в   конце   1594 г. там   появилось   множество   сарней,  Царь,  ничего  никому  не говоря   собрался   со    своей семьей,    и  с   некоторыми   при- дворными   куда-то  в  дальний   путь   захватил   с  собой  утварь, иконы  кресты,   платье    и  всю   свою   казну  и  выехал   из столицы. Видно   было, что это ни   обычная   богомольная,  ни увеселительная    поездка  царя,  а  целое  переселение.   Москва оставалась  в недоумении;  не   догадываясь,   что задумал                  хозяин. Государь  остановился  в   Александровской   слободе. Отсюда   через   месяц   по    отъезде царь  прислал   в   Москву две грымоты.   В   одной,   описав  беззакония   боярского  правления в свое   малолетство,   он  клал  свой   государев   гнев  на  все духовенство   и   бояр,  а   всех   служилых   и  приказных   людей, поголовно     обвинял  их   в   том,  что   они  о государе, государ- стве  и   обо  всем   православном   христианстве  не   радели,  от врагов их  не  обороняли,   напротив,  сами  притесняли  христиан, расхищали   казну и земли.   И   вот   царь   гласила  грамота,   “от великой   жалости  сердца”,  не  стерпев   всех  этих  измен, покинул    свое    царство   и   пошел  поселиться  где  ему  Бог укажет. Московскому   простонародью,   купцам   и    всем   тяглым   людям   столицы   царь   повислал     другую    грамоту,    которую им   прочитали    всенародно   на     площади.   Здесь,  царь писал,    что царской   опалы   и  гнева  на  них   нет.

Все   замерло,   в   столице.   Лавки   закрылись,   приказы  опустели, песни     замолкли,    в   смятении   и   ужасе   город  завопил, прося митрополита,   епископов и бояр  ехать  в  слободу,   бить   челом государю,   чтобы  он  не  покидал  государства.  При этом простые   люди  кричали,  чтобы  государь  вернулся   на   царство оборонять  их   от   волков  и   хищных   людей;  а   за государских изменников   и    лиходеев  они   не   стоят  и  сами   их  истребят.

  Москва  с  нетерпением   ждала   царя,  и  долго;  говорили, что он   занимается  тайным    делом   с  людьми   ближни-

ми; угадывали оное   не   без  боязни.  Наконец,  2   февраля,   Иоанн   торжественно  въехал  в   столицу   и  на   другой  день

созвал   духовенство, бояр,   знатнейших  чиновников.  Вид его изумил   всех. Опишем  здесь  наружность  Иоаннову. Он   был велик   ростом,   строен;  имел  высокие   плеча, крепкие  мышцы,  широкую  грудь,   прекрасные  волосы,   длинный  ус,   нос рим- ский,   глаза  небольшие,   серые,  но  светлые,   проницательные, “ исполненные  огня ”  лицо  не когда    приятное.   В  сие   время  он  так   изменился,   что   нельзя    было:   узнать   его:   на   лице изображалась   мрачная   свирепость;   все   черты   исказились;. взор   угас;   а   на   голове   и   в  бороде   не   осталось   почти   ни одного   волоса,   от   неизъяснимого   действия   ярости,   которая кипела  в душе его. Снова  исчислив  вины бояр   и   подтвердив согласие   остаться   царем,  Иоанн  сказал,  что   он   для  своей и государственной  безопасности   учреждает   особенных телохрани- телей.   Такая  мысль   никого не   удивила:  знали   его недоверчи- вость,   боязливость,  свойственную  нечистой совести; но обстоятельства    удивили,  а   следствия  привели   в  ужас Россию: 1) царь   объявлял   своею   собственностию  города:  Можайак, Визьму,     Козельск,  Перемышль,   Велев,    Лихвин,   Ярославец, , Суздаль, Шую, Галич, Юрьевец  и  др.   также волости   московские и другие   с   их   доходами.   2)  выбирал   1000   телохранителей из князей,   дворян,   детей   боярских   и   давал   им    поместья  в сих городах,  а тамошних   вотчинников   и   владельцев   переводил в иные   места;   3)   в самой   Москве  взял  себе улицы Чертоль- скую,   Арбатскую с Сивцовым Врагом,   половину  Никитской с

разными слободами,   откуда надлежало выслать всех   дворян и приказных  людей,   не записанных в   царскую   тысячу; 4) назна- чал   особенных  сановников   для  услуг  своих:  дворецкого, казначеев,   ключников,   даже   поваров,    хлебников, ремеслен- ников;   5) наконец,  как   бы возненавидев   славные воспоминания   кремлевские и священные гробы   предков, не хотел жить в великолеином  дворце Иоанна 3:  указал   строить  новый.

   Сия   часть   России   и   Москвы,   сия    тысящная   дружина Иоаннова,   сей   новый   двор,   как  отдельная   собственность царя, находясь   под   его непосредственным   ведомством,   были названы   опричниною;  а все остальное – то есть все государство – земщиною,  которую   Иоанн  поручал боярам   земским. 

  4 февраля  Москва увидела исполнение условий,  объяв- 

ленных    царем   духовенству   и   боярам.  Начались  казни мнимых изменников,     которые  будто  бы   умышляли   покушаться   на   жизнь   Иоанна,   покойной  царицы   Анастасии   и  детей его.

    Опричник,   или   кромешник,  –   так   стали называть   их,  как бы извергов   тьмы   кромешной,  – мог безопасно теснить,  грабить соседа и в случае жалобы брал с него пеню за бесчестье. Сверх многих  иных злодейств, к ужасу  мирных граждан, следующее вошло в обыкновение: слуга опричника, исполняя   волю  господина,  с некоторыми   вещами   прятался  в   доме   купца или  дворянина:  господин   заявлял   его  мнимое  бегство,  мнимую кражу требовал   в суде пристава,   находил   своего   беглеца с поличным и   взыскивал с невинного хозяина   тысячу или более рублей. Не было снисхождения; надлежало   или немедленно  заплатить, или идти на правеж: то есть не  удовлетворенному истцу давалось право вывести должника на площадь и сечь его всенародно до заплаты денег.  Иногда опричник сам подметывал что-нибудь в богатую   лавку, уходил, возвращался с приставом и за сию   будто бы украденную  у него вещь  разорял   купца; иногда, схватив человека на улице, вел   его   в суд, жалуясь на

вымышленную   обиду,   на  вымышленную брань: ибо сказать неучтивое   слово  кромешнику – значило   оскорбить  самого царя; в   таком   случае    невинный   спасался   от телесной казни тягостною денежною пенею. Одним   словом,   люди земские, от дворянина   домещанина, были безгласны, безответны против опричных;   первые    были    ловом,      последние   ловцами,  и единственно   для    того,   чтобы   Иоанн  мог   надеяться  на усердие   своих   разбойников    телохранителей   в    новых замышляемых   им  убийствах.  Чем более  государство  ненави- дело   опричных,   тем   более  государь  имел   к  ним    доверен- ности: сия  общая   ненависть   служила ему   залогом   их верности.   Затейливый    ум    Иоаннов    изобрел  достойный символ   для   своих   ревностных  слуг;   они   ездили   всегда с собачьими   головами   и   с  метлами,  привязанными   к  седлам,  в ознаменование  того,     что     грызут   лиходеев  царских   и метут Россию.

   Одним   словом,   Иоанн   достиг   наконец   высшей   степени безумного   своего   тиранства  "мог еще губить"  но   уже не мог изумлять   россиян   никакими   новыми   изобретениями лютости. Опишем    только  некоторые   из  бесчисленных  злодеяний  сего времени. Не  было  ни  для   кого безопасности, но всего менее   для   людей   известных   заслугами  и   богатством:   ибо  тиран, ненавидя  добродетель,  любил   корысть. Гнев   тирана,  падая на целые  семейства,  губил  не  только  детей   с   отцами, супруг с супругами,  но  часто  и   всех  родственников  мнимого   престу- пника.  Но   смерть  казалась  тогда  уже   легкою:   жертвы  часто   требовали   ее   как   милости.  Невозможно  без  трепета читать в записках  современных  о  всех   адских   вымыслах   тиранства, о всех  способах   терзать  человечество.   Для   мук    были   сделанны    особенные   печи,   железные   клещи,   острые  ногти,   длинные  иглы;   разрезывали   людей   по составам,   перетирали тонкими   веревками   надвое,   сдирали   кожу,   выкраивали ремни из спины...

   И   когда,  в  ужасах  душегубства,  Россия цепенела, во дворце раздавался    шум    ликующих:   Иоанн  тешился  с своими палачами  и   людьми   веселыми,   или   скоморохами,   коих:  присылали  к  нему   из Новагорода   и  других областей   вместе   с медведями. Последними   он   травил   людей,  и   в   гневе и   в забаву. 

  Таков   был  царь !   Ему ли,  должны  мы  наиболее  удивляться? Если  он  не   всех  превзошел   в  мучительстве,  то его  поданные  превзошли всех   в терпении,  ибо считали  власть   государеву властию   божественною  и  всякое  сопротивление  беззаконием; приписывали   тиранство   Иоанново  гневу   небесному   и каялись в   грехах   своих;   с верою, с надеждою   ждали   умилостивления, но не боялись и смерти, утешаясь мыслию,   что есть другое бытие для счастия добродетели и что  земное служит ей только искушением;   гибли, но спасли   для нас могущество России: ибо сила   народного  повиновения   есть сила государственная.

         Таким   образом    время   опричнины,  было  ужаснейшим   периодом   правления    Ивана    Грозного.  Я  думаю,   что   причины перехода  к   опричнине   и   ужасных    казней   лежат   в   чертах  его личного   характера   и   складывавшихся    неблагоприятных  обстоятельствах.  
 

Заключительный   этап  царствования. 

  Беспримерными   ужасами  тиранства    испытав   неизменную  верность   народа;   не  видя   ни  тени  сопротивления,   ни   тени  опасности  для   мучительства;   истребив   гордых,  самовластных друзей    Адашева,   главных   сподвижников   своего   доброго царствования;    передав   их знатность   и   богатство   сановникам новым,     безмолвным,   ему   угодным:    Иоанн,   к   внезапной радости   подданных,    вдруг   уничтожил   ненавистную опрични- ну,     которая,   служа   рукою    для   губителя,   семь   лет   терзала внутренность    государства.   По   крайней    мере  исчезло   сие страшное    имя с его гнусным   символом,   сие    безумное  разделение   областей,   городов,   двора,  приказов,   воинства.  Опальная    земищина    назвалась  опять   Россиею.   Кромешники  разоблачились,  стали  в  ряды  обыкновенных  царедворцев,   государственных   чиновников,   воинов,   имея   уже не атамана,  но   царя,   единого   для   всех   россиян,  которые   могли   надеяться,  что    время  убийств   и   грабежа миновало; что   мера зол сполнилась   и   горестное отечество успокоится   под сению  власти законной.

   Уже не было имени опричников, но жертвы еще   падали, хотя и реже,   менее  числом;   тиранство  казалось утомленным, дремлющим, только от времени до времени   пробуждаясь.

   В  сии  годы   необузданность   Иоаннова   явила   новый   соблазн  в  преступлении   святых   уставов   церкви   с  бесстыдством  неслыханным.  Царица   Анна   скоро   утратила   нежность  супруга, своим  ли  бесплодием  или  единственно  потому,  что  его  любострастие,   обманывая   закон  и  совесть,   искало   новых   предметов     наслаждения.  Так   царь,   не   соблюдая  и легкой   пристойности,   уже   не   требуя  благословения  от  епископов,  без всякого церковного разрешения женился   (около   1575 года) в          пятый   раз,   на   Анне   Васильчиковой.  Шестою   Иоанновою супругою –  или,  как пишут,  женищем  –  была   прекрасная   вдова, Василиса   Мелентьева:  он,  без всяких  иных священных обрядов, взял  только   молитву   для   сожития с  ней!  Cим  не кончились  беззаконные   женитьбы   царя,   ненасытного  в  убийствах  и  в любострастии!

  Суд  небесный   должен  был  свершиться. Во  время переговоров о мире,   из-за   нелепости    Иоанн   в волнении   гнева сильно ударил   жезлом   своим   царевича  в  голову. Сей   несчастный   упал,   обливаясь   кровию. Тут  исчезла   ярость  Иоаннова.  Побледнев от   ужаса,   в  трепете,  в  исступлении   он  воскликнул: « Я убил   сына! » – и кинулся  обнимать,   целовать  его,  удерживал   кровь, текущую из глубокой язвы;   плакал, рыдал, звал лекарей; молил бога о милосердии,   сына – о прощении.   Но суд небесный совершился! 

    Так   правосудие всевышнего  мстителя и в сем мире   карает иногда исполинов бесчеловечия, более для примера, нежели для их  исправления:  ибо есть,  кажется,   предел во зле, за   коим   уже нет  истинного раскаяния, нет  свободного,   решительного  возврата к   добру: есть  только  мука,  начало  адской, без надежды и  перемены   сердца. Иоанн стоял уже далеко за сим   роковым   пределом.

   Грозный   час  смерти,  давно   предсказанный  Иоанну  и совестию и   невинными   мучениками,   тихо   близился к нему.          Конец    жизни  Иоанна,   желанный  для человечества,  но   странный   для   воображения:  ибо  тиран   умер,  как  жил, – губя людей,   хотя   последние   жертвы  не  были  такими  многочисленными.   Царь  надеялся    на    долголетие;  но  какая   телесная крепость  может   устоять  против  свирепого  волнения   страстей, обуревающих   мрачную жизнь тирана?   Всегдашний   трепет гнева и  боязни,   угрызение   совести   без   раскаяния, гнусные   восторги сластолюбия   мерзостного,   мука  стыда,  злоба   бессильная   в неудачах   оружия,   наконец, адская  казнь сыноубийства истощили   меру   сил    Иоанновых:   он    чувствовал   иногда   болезненную  томность,   предтечу   удара   и   разрушения.  Весною  1584 года   царь  занемог   опасно:  вся внутренность его   начала гнить, а тело – пухнуть,   и   вскоре   умер.  

Заключение.

   Иван   грозный  был      сложным,   неоднозначным,   противоречивым,  лишенным   нравственного равновесия    человеком   и   царем.  Обстановка   в которой протекало его детство,   складывавшиеся   обстоятельства    объясняют    сложность  характера   Иоанна.   Черты  его  личного  характера  дали  особое   направление 

его  образу  мыслей,   а образ мыслей   оказал   сильное притом,      вредное,    влияние   на   его   образ действий.   Положительное   значение   царя   Ивана  в истории   России  далеко   не  так   велико,  как   можно было бы думать, судя по его замыслам и начинаниям.   Царь   Иван   был   замечательный  писатель,   пожалуй   даже  бойкий  политический   мыслитель,   но   он   не   был государственный делец. Одностороннее,  себялюбивое   и мнительное    направлеиие  его политической   мысли   при  его  нервной   возбужденности   лишило его   практического   такта, политического   глазомера,   чутья   действительности.   Царствование   Ивана – одно  из  прекраснейших по  началу – по конечным   его результатам   наряду   с монгольским  игом.   Его можно   сравнить  с тем   ветхозаветным   слепым   богатырем, который, чтобы  погубить   своих  врагов,   на   самого себя повалил  здание,  на   крыше   коего эти  враги сидели.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

                            Литература. 
 

1. Ключевский В.О.  Сочинения.  В 9 т.  Т. 2.  Курс  русской  истории.  Ч.2. – М:  Мысль,  1987. -  С. 176-187.     
 

2. Карамзин Н.М. Предания  веков. – М: Правда, 1988. –

С. 547-646.  
 

3. Ключевский В.О.  О русской  истории. – М: Просвещение,

1993. -  С. 201 - 213.