Гуманизм и идеология

 Гуманизм и  идеология

Определить отношения  между этими двумя явлениями  культуры весьма важно, поскольку от этого зависит и понимание  гуманизма, и отношение к нему, и технология развития, распространения, использования этого учения в  социальной жизни, т.е. не только сама идея, но и статус гуманизма в обществе и в сознании индивида.

Чтобы лучше понять соотношение  гуманизма и идеологии, нужно  отметить существенные черты последней. Идеологии бывают разные. В основном – это политические и религиозные  идеологии. Слово «идеология» буквально  значит «учение об идеях». Но, как  это нередко бывает, смысл слова  претерпевал существенные изменения. Сначала его трактовали (скажем, Карл Маркс) как ложное сознание. Потом  в рамках той же идеологической традиции Владимир Ленин пришел к убеждению, что есть только одна правильная идеология, марксистская, а все остальные  – неправильные, ложные.

В широком смысле понятие  «идеология» употребляется в  качестве синонима слов «политика», «философия», «стратегия» или даже как «основание»  и «план действия». Но не это является сущностью идеологии и, главное, ее реальной практикой, ее реальным действием и результатом в истории.

Имеются два главных  признака идеологии:

1. ее коллективность
2. ее принципиально безличный характер, расположение ее ценностного и нормативного центра за пределами индивида.

Специфична и главная  функция идеологии: убедить ту или иную общность людей в своей истинности, мобилизовать и направить этих людей на совершение таких действий, которые приведут к господству идеологов и социальных институтов, ее представляющих, не только над обществом в целом, но в первую очередь над рядовыми приверженцами этой идеологии. Можно сказать, подспудная идеология всякой идеологии – власть.

Сказанное кажется слишком  абстрактным, поэтому приведем несколько  примеров. Цель любой партийной идеологии – убедить как можно большее число граждан в истинности именно этой идеологии и правоте соответствующих партийных идеологов и лидеров. Если идеологии приходится действовать в стеснительных для нее условиях демократии, то в лучшем случае цель может реализоваться в обеспечении максимального числа голосов в их пользу на выборах, затем большинство в представительных органах власти, которое сформирует правительство, и тем самым даст возможность победить в борьбе за политическую власть. И лишь от прочности демократических институтов зависит, не попытается ли победившая партия остаться у руля государства навсегда, увековечив тем самым власть над людьми самой идеологии.

Цель любой религиозной идеологии – подчинить своей власти как можно большее число людских душ, убедить их в том, что именно эта религия является единственно истинной, спасающей и дающей вечное блаженство в загробном мире. Задача религии как общественного явления – неуклонно обращать граждан в послушных прихожан своей церкви (мечети, синагоги, молельного дома и т.п.). Всякая религия (даже та, основатель которой провозглашал – «царство мое не от мира сего», «Богу Богово, Кесарю Кесарево» и т.п.) стремится оказывать как можно большее влияние на жизнь общества, все его социальные структуры: учебные заведения, армию, бюрократию и т.д., – чтобы в качестве духовной силы в итоге объединиться с государством как политической силой во имя господства над умами, сердцами и, добавим, в той или иной мере над кошельками граждан.

Это, впрочем, не исключает  конкуренции церкви и государства  за власть над людьми. Вся история  феодальной Европы полна примеров этой борьбы. Выдающийся русский философ  Владимир Соловьев даже изобрел два  термина для обозначения возможной  комбинации этих сил в борьбе за господство в обществе: «папоцезаризм» и «цезарепапизм». Первый означает верховенство церковной власти (ее олицетворяет папа, религиозный иерарх) по отношению к государству и его политической системе (ее олицетворяет цезарь – царь). Второй означает верховенство царя (государства) над папой (церковью). Папоцезаризм, по мнению Соловьева, преобладал в Западной Европе, цезарепапизм – в России.

Но как бы ни складывались церковно-государственные отношения, в любом случае это отношения идеологические в той мере, в какой политику государства определяют те или иные политические партии, а деятельность церкви – ее идеология, прежде всего, социальная доктрина.

Идеология: 
– это способ борьбы за умы и сердца людей, за власть; 
– это способ удержания, сохранения и укрепления власти; 
– это способ господства одних групп людей над остальными членами общества.

Там, где власть идеологически  самодовлеюща, где она выходит  за пределы чисто административных (хозяйственных, координирующих) функций  – там и подчинение, подвластные, подневольные люди. Там неизбежны несправедливость, неравенство и угнетение.

Именно в этом пункте мировоззрение  и идеология принципиально противоположны. Отношения между мировоззрением и человеком не выходят за рамки личности. Здесь личность отвечает за свои поступки. Мировоззрение имеет личный характер. Отношение же между личностью и идеологией носит иерархический характер, поскольку идеология извне и свыше, т.е. от имени провозглашенной ею идеи или идеологов, вождей, лидеров, накладывает на человека требования выполнять определенные действия, помогающие этой идеологии (партии, классу, церкви) стать господствующей в обществе.

Личность здесь – не более чем орудие, винтик для выполнения тех или иных целей идеологии. Даже если сама партийная доктрина демократична и либеральна, в подавляющем  числе случаев приходится констатировать, что стратегическая цель ее лидеров состоит в борьбе за власть, ее захват, укрепление и сохранение. В отношениях между личностью и идеологией первая всегда в подчинении у второй. Так было во все времена и у всех народов. Так есть и сегодня.

Когда власть господствующих идей над человеком ничем не ограничена, она оказывается такой жестокой, что за несогласие с ними человек  может лишиться свободы и жизни. Во времена сталинских политических репрессий (30-е – 50-е гг. ХХ в.) в лагерях ГУЛАГа за инакомыслие или за подозрение в инакомыслии погибли более 30 миллионов человек. По некоторым данным с 1933 по 1953 гг. через сталинские судилища прошло приблизительно 53 миллиона человек.

Какие выводы отсюда следуют? Во-первых, необходимо проводить как  можно более четкое различие между  мировоззрением и идеологией. И отдавать себе отчет в том, что идеологическая часть нашего внутреннего мира управляется не нами, а извне.

Идеология – это  реальный или потенциальный пришелец, враг нашего внутреннего мира.

Самое сложное в этой ситуации – отделить мое мировоззрение от руководимого извне идеологического содержания моего сознания. Это особенно трудно, когда я разделяю на уровне своего мировоззрения идеи, содержание которых не отличается от идейного содержания той или иной идеологии. Видимо, главным критерием их различения будет то внутреннее расположение, с которым я следую этой идее. Если с чувством свободы и собственной инициативы, с полным и ясным пониманием того, что я делаю – то, значит, я нахожусь в поле своего мировоззрения и не теряю себя. Если же я поступаю так по велению соответствующей идеологической организации, благоговея перед ее непостижимой моему разумению мудростью – то, безусловно, это веление уже лишило меня части свободы и достоинства, умалило дистанцию свободы между моей личной жизнью и моим поведением как члена партии или прихожанина той или иной церкви. Иначе говоря, человеку нельзя терять себя, нельзя полностью отдаваться, растворяться в чем бы то ни было – ни в идее, ни в социальных отношениях, ни в обрядах и ритуалах, ни, тем более (если все это не одно и то же) в толпе.

Впрочем, без самоконтроля и отчета в своих действиях  само чувство свободного следования какому-либо предписанию, какой-либо идеологии  может обманывать и приводить  к беде, к рабству, особенно если это чувство обременено страстями. Одна из таких страстей – фанатизм. В жизни мы встречаем столько  фанатиков идей! И не обязательно  идей плохих, но и хороших. (Русский  философ Николай Бердяев назвал последних фанатиками добра.)

Такой человек не в состоянии  отличить свое личное мировоззрение  от пришельца, идеологии, поскольку  и его мировоззрение, и тем  более идеология взяли верх над  личностью, лишили ее свободы мышления, критичности и понимания того, кто хозяин во внутреннем мире человека: он сам или идеи его сознания. Поэтому и здесь должно срабатывать правило дистанции свободы.

Для человеческого  Я недостойно отдавать себя, свою свободу  и разум, врожденные чувства добра  и справедливости во власть идей, тем  более идеологий.

Вместе с тем, сохранение дистанции свободы не является самоцелью. Эта дистанция не должна быть столь  трудно преодолимой, чтобы изолировать  нас, лишать добрых связей и отношений  с миром. Она не должна ввергать нас  в индивидуализм, эгоизм и одиночество, как и в поверхностный нигилизм, высокомерную готовность отринуть любую  мысль или ценность еще до того, как убедишься в их несостоятельности.

Но она не должна быть и слишком короткой, чтобы не давать возможность какой-либо идее или  идеологии схватить нас за горло, лишить маневра и самостоятельности  – еще до того, как убедишься  в их правоте.

Внутренняя, потенциальная  свобода человека абсолютна. Но во внешнем  мире она встречается со свободой и правом других людей, с реальностями этого мира. И она разумным образом ограничивает (или должна ограничивать) себя во имя согласия и общения с другими. В случае с идеологией личность, определяя степень необходимой и достаточной обороны и собственной безопасности в отношениях между собой, своим мировоззрением и идеологией, выверяет допустимую меру добровольного ограничения свободы во имя идеологического долга. Например, политического или партийного. Это ограничение, подчеркнем, не должно ущемлять базовых ценностей человека или, тем более, унижать его, делать фанатиком, слепым исполнителем требований идеологии. Не стоит и говорить, что такое добровольное ограничение своей свободы в поступках не может делать человека проводником жестокостей или несправедливостей, осмысляемых, как «долг». У человека есть только один моральный долг – долг добра.

Еще одним способом нормализации отношения человека с идеологией является учет объективной справедливости, т.е. закона. С точки зрения объективного права, самое главное в отношениях между человеком и идеологией состоит в том, чтобы вся его деятельность, определяемая исповедуемой им идеологией, протекала в соответствии с законом, находилась, как сейчас говорят, в рамках правового поля.

Здесь необходимо отметить, что последнее правило имеет  лишь весьма ограниченное действие в  так называемых идеократиях – тоталитарных, неправовых государствах. Здесь закон воплощает собой не объективную справедливость, не здравый моральный смысл (так что даже незнание его не является для преступившего его ни юридическим, ни моральным оправданием) – но, поистине, узаконивает беззаконие, является тем же орудием идеологии. Фашистские деятели не выходили за рамки существующих в то время в Германии законов, однако, мир признал их повинными перед самой человечностью. Мы же имеем в виду те законы, которые отвечают духу естественного права, и которые наиболее точно представлены в законодательствах демократических государств.

Практически у каждого  человека есть какие-то политические, религиозные или иные воззрения. В идеале наиболее гуманным будет частный, личный характер выражения религиозных и политических убеждений. Никого не должно интересовать ни то, что говорит верующий на исповеди своему духовнику, ни то, за какого кандидата, скажем, в президенты голосует гражданин во время выборов. Но это в идеале. В жизни все мы в той или иной мере социализированы, и потому совершаем те или иные общественные политические и религиозные (или нерелигиозные, светские) действия. Поскольку эти действия не насильственны, не носят откровенно оскорбительного характера для несогласных с нами, – короче говоря, поскольку они законны, – мы имеем на них и моральное право. Тем более, что от таких действий отнюдь не отказываются наши оппоненты.

Но независимо от нашей  партийно-политической и конфессиональной ориентации никогда не следует забывать, что 
всякая политическая или религиозная идеология, во-первых, предлагает человеку не равноправные отношения с самой собой, а отношения подчинения и служения и, во-вторых, не носит универсального, общечеловеческого характера.

Достаточно только взглянуть  на обилие религиозных верований, на множество политических партий и  идеологий, чтобы усомниться в том, что среди них какая-то одна абсолютно истинна и должна, ради общего блага, стать общепринятой. Мир расколот, каждая социальная группа упрямо верит в свою истину, что время от времени ведет к религиозным и политическим столкновениям внутри общества или к войнам между государствами. Это, разумеется, нетерпимо и с этим необходимо бороться в рамках правового поля.

С другой стороны, многообразие идеологий позволяет человеку думающему  понять относительность, неабсолютную ценность любых религиозных и  политических идеологий, безосновательность притязаний каждой из них на исключительное господство, а с тем и осознать и сохранить за собой право, свободу религиозного и политического выбора. Один из вариантов такого выбора – отказ от любой идеологии.

Относительность идеологий, их нестихающая вражда между собой невольно помогает человеку найти абсолютные, подлинные ценности. В этой ситуации особенно рельефно высвечиваются преимущества общечеловеческих моральных, гражданско-правовых и экологических ценностей, принципиально отрекающихся от всякого идеологического подтекста, имеющих смысл мировоззренческий и глубоко личный и вместе с тем – вселенский, универсальный.

Уместно в этой связи спросить: а может ли существовать гуманистическая  партия и, соответственно, гуманистическая  идеология?

4.6. Гуманизм  и политика

Политика –  это деятельность государства как  системы социальных институтов, осуществляющих властные функции.