Государство и церковь в 1930-е - 1940-е годы

       На  места были отправлены соответствующие  инструкции. Все люди обязаны были пройти через анкетирование, определявшее степень благонадёжности того или иного лица. Жизнь приходов контролировалась инспекторами по наблюдению и негласным осведомителями НКВД, которые обязаны были докладывать о всех особенностях церковной жизни, даже о том “куда расходятся деньги, полученные за просвирки и свечи”. При малейшем подозрении, в нарушении установленных правил религиозной деятельности или по любому, самому нелепому доносу, священника арестовывали, а храм закрывали.

       В этот период можно выделить 2 уровня гонений:

       Уровень первый: закрытие храмов. Для этого  годился любой предлог, например, если менее чем в 1 км. от храма находится школа, а чаще всего - арест кого-либо из священнослужителей или “двадцатки”. Достаточно было обвинения против одного из членов “двадцатки”, чтобы храм закрывался, а общество распускалось.

    В ходе гонений государство окончательно сбросило с себя маску хоть какого-то уважения к своим собственным законам. Теперь шла тотальная атака на Церковь и какие-то юридические условности коммунистам уже не требовались. К тому же, в 1937 г. властям начинало казаться, что окончательное уничтожение РПЦ близко и специальный государственный орган для контроля за ней уже не нужен. Наконец, протесты Комиссии против злоупотреблений при закрытии храмов стали раздражать советское руководство. В результате 16 апреля 1938 г. Комиссия была упразднена, формально на том основании, что ВЦИК рационализировал свою работу и больше не нуждается в перманентных комиссиях, в том числе и в этой. Теперь делами Церкви занималось исключительно НКВД, при чём антирелигиозная секция и сам тов. Тучков остались не у дел: при прямом истреблении православных клириков и мирян хитроумные комбинации стали не нужны. Церковников теперь уничтожали наряду с остальными “врагами народа”.

       Уровень второй. Репрессии против духовенства  и мирян. В 1935-1941 гг. шло физическое истребление духовенства и мирян с целью полного уничтожения, “физического сокрушения Православия”. В результате РПЦ понесла столь тяжкие потери, что последствия этого сказываются до сих пор. Массовое уничтожение духовенства привело к нравственной деградации общества. По стране прошли массовые репрессии против духовенства и мирян. Арестованным предъявляли самые невероятные обвинения в шпионаже, саботаже, терроре. Судебное производство было упрощено до крайности. Теперь скорый и неправедный суд вершили “тройки” - судебные коллегии из 3-х членов: 1-й секретарь обкома, главный прокурор области, начальник областного управления НКВД. В 1937 г. они получили право вынесения смертных приговоров. Секретным постановлением НКВД разрешались пытки.

    30 июля 1937 г. специальным приказом Ежова за № 00447 церковники, по определению являющиеся “антисоветским элементом”, были поставлены по степени опасности для советского общества на 2-е место, сразу за кулаками. По регионам страны были установлены лимиты представителей контрреволюционных классов, подлежащих репрессиям. Таким образом, в Советской России в государственном масштабе происходило беззаконие: человека репрессировали только за его происхождение, а не за реальные действия.

    В массовом порядке арестовывалось и рядовое духовенство. Священнослужителей просто арестовывали всех подряд: либо по доносам, либо по подозрению в антисоветской деятельности, как представителей враждебного класса.

Иером. Дамаскин, основываясь на сведениях  председателя комиссии по реабилитации жертв политических репрессий А. Яковлева, приводит статистику репрессий по годам:

1937 г. - арестовано 136 900 православных священно- и церковнослужителей, расстреляно  85 300.

1938 г.  – арестовано 28 300 чел., расстреляно  21 500.

1939 г.  – арестовано 1 500 чел., расстреляно 900.

1940 г.  – арестовано 5 100 чел., расстреляно  1 100.

1941 г.  – арестовано 4 000 чел., расстреляно  1 900.

    В результате этих репрессий, к началу войны на территории СССР оставалось 5 665 официально зарегистрированных священнослужителей, при чем больше половины из них проживали на присоединенных в 1939-1940 гг. землях.  

    2.2. Церковь «вне закона».

    Для полного освещения этого раздела  курсовой работы, важным будет изучение такого раздела документа, как «Практика  проведения в жизнь законодательства о культах». Он открывается сообщением Комиссии о «большом количестве грубых нарушений советского законодательства о религиозных культах на местах», которое «за последние годы растет» [6;310]. Среди причин этого роста называется отсутствие во многих регионов специальных органов по «культовым вопросам», отчего эти вопросы решаются «в аппаратном порядке»[6;310]. Там же, где специальные комиссии есть, «работа сводится только к обсуждению дел о закрытии молитвенных зданий» [6;311]. Если церковь закрывается постановлением облисполкома или крайисполкома, это постановление не объявляется верующим, им не дается положенный срок для обжалования во ВЦИК». Также «иногда, несмотря на обжалование, церковь ликвидируется до решения ВЦИК» [6;311]. Помимо этого «повсеместно практикуется изъятие молитвенных зданий под ссыпку хлеба. Причем факты говорят, что церкви часто засыпаются хлебом без необходимости в этом, только для того, чтобы "ликвидировать религию"; во многих местах засыпаются последние церкви в районе; сроки, на которые берется церковь под хлеб, обыкновенно не выдерживаются, часто верующие сами соглашаются уступить церковь под хлеб, но с условием оставления им для обрядов части церкви или другого помещения, но с просьбами в районах не считаются; независимо от того, что церковь из пользования верующих изымается, за нее аккуратно взыскиваются все платежи и, наконец, после засыпки церковь возвращается верующим в испорченном виде, культовое имущество обычно ломается и расхищается» [6;312]. Среди подобных «административных» [6;313] методов закрытия «часто применяется метод закрытия ее по причинам "ветхости" и "невыполнения ремонта"» [6;313], т.к. является «легким для администраторов» [6;313]. По этому способу «церковь признается "угрожающей обвалом", религиозному обществу дается непосильный ремонт в сроки, рассчитанные на невыполнение. Одновременно запрещается производить сбор средств среди верующих на ремонт, а потом после истечения срока церковь закрывается по причинам невыполнения ремонта» [6;313]. По каждому типу Комиссией приводится множество примеров [6;311-313]. Также «много поступает в Комиссию жалоб на запрещение религиозных обрядов в связи с эпидемическими заболеваниями», причем «жалобы поступают тогда, когда закрывается только церковь и обычно пред религиозными праздниками» («тогда как это запрещение действительно вызвано необходимостью и на все село на все места общественного пользования наложен карантин, жалоб не бывает») [6;314]. Фигурирует среди отмеченных Комиссией нарушений и «отказ в регистрации служителей культа» [6;314]. Таким образом, заключает комиссия, «на больших пространствах закрываются церкви, верующие лишаются возможности удовлетворять свои религиозные потребности» [6;315].

    Но  что для нас особенно важно, так  это не сами факты злоупотреблений (они по сути не новы), а трактовка комиссией причин их возникновения. Помимо случайных, чисто организационных, комиссия видит таковые в «отсутствии выдержки и планомерности в работе со стороны местных работников» [6;300]. Опираясь на аксиому, что «процесс отмирания религии» происходит «повсеместно» [6;300], комиссия всячески подчеркивает важность «корректного» с ней обращения. Так что теперь всплывает не только экономический, правовой, но и политический аспект проводимых государством мер. Вот что пишут авторы: «В некоторых районах эта недооценка выражается в прямой политической близорукости, которая приводит к серьезным последствиям. Распространено мнение, что "с религией уже все покончено", что с "ней не стоит возиться", что "за религию держатся только старики и старухи". На основе таких неправильных представлений строится и практика. Обычно у районных работников и даже у областных нет точного представления о религиозности населения, о деятельности религиозных организаций, о процессах, связанных с отмиранием религии. Учет, изучение, наблюдение за религиозными организациями не поставлены» [6;310]. Но что самое главное, опасность всех «Ошибок и административных перегибов на местах» [6;300], вызванных невежеством, связана не с нарушением статьи Конституции или просто гуманными соображениями. Чего по мнению Комиссии, власти должны боятся больше всего – это то, что «В известной конкретной обстановке, в особенности в местностях, где религиозные пережитки еще сильны, эти ошибки и перегибы часто приводят к нежелательным результатам, не содействуют изжитию религиозных предрассудков». Таким образом, все сдерживания произвола местных органов объясняются теперь не сохранением религии на некотором «удобном» минимальном уровне, а в перспективе полным её изжитием. И неуклюжие «аппаратные» меры в регионах не должны этот процесс замедлять. Таковым был правительственный курс в 30-х годах XX века.

    Остается  только добавить подтверждающие это  положения «Записки отдела культпросветработы ЦК ВКП(б) секретарям ЦК ВКП(б) Кагановичу Л. М., Андрееву А.А., Ежову Н. И. о состоянии антирелигиозной работы (февраль 1937 г.) [6;316]. Она характеризует общее положение вещей в этом секторе и показывает то значение, которое придавалось властями антирелигиозной пропаганде. В записке выражается обеспокоенность, что эта работа «почти прекратилась» [6;316]. Говорится, что не только «партийные организации, как правило, недооценивают значения антирелигиозной пропаганды» и «самоустранились от руководства этой работой» [6;318], но и комсомол «стоит в стороне» [6;319]. Также и профсоюзы и наркомпроссы, «несмотря на прямое указание XVI съезда ВКП(б) что они должны "...правильно организовать и усилить антирелигиозную пропаганду"», «совершенно не выполняют этого решения» [6;319]. Помимо этого «Резко сократилось» и «издание специальной антирелигиозной литературы», не ведут антирелигиозной пропаганды кино и радио, и даже «Союз безбожников СССР перестал противостоять церковникам и сектантам в качестве серьезной силы» [6;319]. «Ячейки и районные советы Союза безбожников почти повсеместно развалились. Краевые и областные советы безбожников в поисках средств начали заниматься сомнительными коммерческими махинациями, сопровождающимися кое-где крупными растратами» [6;319]. Все это вызывает крайнее недовольство центрального правительства. Упадок активности, по мнению авторов, вызван «широко распространенным и сугубо неправильным представлением, что влияние религии уже ничтожно и что специальная антирелигиозная работа не нужна» [6;316].

    Таким образом, вопреки статье Конституции о свободе совести религия не признается как неотъемлемая принадлежность свободы человека, и в интересах властей её как можно скорее «эффективно» искоренить. Эта политика должна поддерживаться на всех уровнях по всей стране. Здесь опять встречается опасение, что «местные советские органы, стремясь разделаться с влиянием религии весьма часто действуют административными методами, фактически не ослабляя, а усиливая позиции церковников» [6;319], а «комиссии по делам культов при ЦИК республик и исполкомах краев и областей», «призванные наблюдать за правильным осуществлением советского законодательства по вопросам религии и разрешать спорные вопросы в этой области» «бездействуют и с ними никто не считается» [6;319].  

    2.3. Сопротивление гонениям  на РПЦ.

    Даже  в условиях террора имело место  сопротивление гонениям на РПЦ. В  советские органы власти постоянно  поступало большое количество жалоб  и протестов против закрытия храмов и ареста священнослужителей. Положения  вещей можно проследить по составленной по материалам Комиссии культов ЦИК СССР «Докладной записке о состоянии религиозных организаций в СССР» [6;300]. Комиссия констатирует увеличение количества жалоб и приводит список «типичных» ходатайств. По этому списку можно судить как о характере злоупотреблений, так и о религиозной активности населения. В частности, «повседневными стали ходатайства об открытии церквей закрытых, но ряд лет не используемых ни под какие цели, церквей, закрытых под склады, и церквей, в которых просто административным путем были запрещены религиозные обряды» [6;304]. Комиссия подытоживает, что подобными действиями «в 23.348 случаях создана обстановка, дающая основания для недовольства верующих» [6;304]. Поступают также требования «шествий и церемоний под открытым небом и молебнов по домам» [6;304]. Приводятся комиссией и «предложения церковников к проекту Конституции»: «Статью 124 соблюдать тверже и местную власть поставить в определенные рамки»; «непосильными налогами как храмы, так и духовенство не облагать, а делать % начисления доходов»; «запретить всякие "издевательства " над церковью, духовенством и верующими» и др., а также «прекратить выражения в народе нецензурными словами (на Бога, Матерь его)» [6;305]. Поступали в комиссию и письма, прямо указывающие, что «о свободе отправления религиозных культов было написано и в старой Конституции, но это не выполнялось» [6;305]. Приводятся даже слова «бывшего архимандрита Киево-Печорской лавры П.Иванова»: «Эти права принадлежали гражданам СССР и по прежней Конституции, но только принадлежали фиктивно, на бумаге, а на деле было формальное и открытое издевательство, глумление и преследование. Вот почему никто из верующих абсолютно не доверяет всей в целом Конституции» [6;305]. Другое письмо говорит о том, что «действующие законы о религиозных культах на местах не исполняются, а если исполняются, то только в той части, которая касается запрещения, ликвидации» [6;306]. В нём же выражаются просьбы: «Не расторгать договора с религиозным обществом, если имеется 20 чел. верующих. Предоставить религиозным обществам права юридического лица. Не препятствовать верующим собираться на дому для пения акафистов, духовных стихов и т. Д. Регистрировать религиозные организации без задержки. Сметы на ремонт должны быть составлены религиозным обществом, а не Комиссией. Сроков для ремонта не должно быть. Неисполнение ремонта не должно быть причиной закрытия церквей. Заявки на стройматериалы от религиозных обществ принимать наравне с другими заявителями, хотя бы в последних очередях. Не препятствовать колокольному звону. Не отказывать колхознику в лошади для поездки в церковь или за служителем культа с требой. В религиозные праздники освобождать от работы, от общих собраний. Регистрировать служителя культа без задержки. Вернуть из ссылки людей и дать амнистию тем, кто пострадал за религиозные убеждения. Чтобы оправдать термин "бесплатного пользования зданиями культа, надо религиозные общества вовсе освободить от всяких налогов, так как они не ставят себе целью обогащение, увеличение капитала, извлечение прибыли. Не запрещать сборы добровольных пожертвований на церковь, на служителей культа. Налоги пересмотреть в соответствии с прожиточным минимумом» [6;306]. Комиссией, правда, эти слова приводятся как факт «откровенно враждебных высказываний» [6;305]. Как гласит документ, «по сравнению с прошлыми годами количество обращений в Комиссию заметно увеличилось» [6;307]. Видно, что «камни преткновения» остаются теми же самыми, что и в начале 30-х гг., несмотря на разного рода постановления, инструкции и циркуляры.  

    ГЛАВА III. ПЕРИОД "ПОТЕПЛЕНИЯ ЦЕРКОВНО-ГОСУДАРСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ" (1941 – 1948 г.г.)

    Подготовка  к войне заставляла Сталина более внимательно относиться к религиозному фактору, а после того, как к СССР были присоединены новые области с незакрытыми храмами и монастырями, этот вопрос из теоретического превратился в сугубо практический. Митрополиту Сергию, который мог быть посажен и расстрелян как японский шпион (об этом думали), передали под омофор эти новые епархии. Вскоре война глобально изменила расстановку сил, и митрополит Сергий практически сразу понял, насколько эта ситуация может быть важна для Церкви. Уже 22 июня 1941 года он обращается с патриотическим посланием к пастве. Сталин не мог это не оценить. Дальнейшая история известна: в 1943 году он встречается с митрополитами Сергием, Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем), разрешение на проведение собора и избрание патриарха в сентябре 1943 года, и позволение более-менее наладить церковную жизнь. Сталину это было нужно, прежде всего, для внешней политики. 

    3.1. Особенности отношения  властей к РПЦ  в конце 

    30 – 40-х годов  ХХ века.

    В сентябре 1939 года нападением Германии на Польшу началась вторая мировая  война. После разгрома Польши потенциальный  противник вышел на границы СССР. Над страной нависла грозная опасность, которая побуждала к единению, к преодолению вражды и ненависти. В последние предвоенные месяцы давление на Русскую Православную Церковь ослабло, волна репрессий утихла. 22 июня 1941 года, в день всех святых в земле Российской просиявших, Германия напала на Советский Союз. Началась Великая Отечественная война.

    Несмотря  на нанесённые обиды, на совершённое  надругательство, погром и бесконечные  унижения от власти, РПЦ в тяжёлую  годину для страны и народа без каких-либо колебаний и сомнений встала в ряды защитников Отечества, духовно освятила будущую Победу. Суровая война заставила убежденных марксистов обратиться к русским патриотическим традициям, последовательно искоренявшимся прежде.

    Уже в первый день войны – 22 июня 1941 г. митрополит Сергий выступил с обращением «Пастырям Христовой Православной Церкви» (Примечательно, что обращение Сталина к народу состоялось на 12 дней позже). Послание Сергия было разослано по приходам страны в тот же день и уже к вечеру читалось на богослужениях. Смысл обращения – страстный призыв с оружием в руках встать на защиту Родины и принять посильное участие в сборе средств в фонд обороны. О том, что этот призыв нашел широкий отклик, свидетельствуют многочисленные документы Совета по делам Русской православной церкви при СНК СССР.