Германизация оккупированных стран Европы

       В тесной связи с указанным выше процессом стояло возрастание объема военно-промышленных заданий промышленности оккупированных стран. Так, например, в сентябре 1940 г. Дании было определено задание на сумму 42 млн крон. Французская промышленность получила задание наряду с другими заказами изготовить к апрелю 1941 г. 13 тыс. грузовых автомобилей, 3 тыс. самолетов и несколько миллионов гранат. К концу года общая сумма стоимости военных заказов в занятых областях Франции, Бельгии и Голландии составила в целом около 4,8 млрд немецких марок. К концу 1941 г. только из стран Западной Европы было выкачано наряду со многими другими ценностями 365 тыс. т цветных металлов, 272 тыс. т чугуна, 1860 тыс. т металлолома и 164 тыс. т химических изделий[2].

       Большой размах приняло и ограбление продовольственных запасов оккупированных стран. Из Польши за период 1940–1941 гг. наряду с другими сельскохозяйственными продуктами было вывезено свыше 1 млн т зерна. Дания в первый год оккупации была вынуждена поставить наряду с другими продуктами 83 тыс. т масла, около 257 тыс. т говядины и свинины, почти 60 тыс. т яиц и 73 тыс. т сельдей. Из Франции оккупанты вывозили ежегодно сотни тысяч тонн пшеницы, свыше двух миллионов гектолитров вина, а также большое количество молочных продуктов и мяса. В оккупированных странах наиболее важные продукты питания были строго рационированы. Количество продовольствия, оставленное для населения, особенно в Польше, а также в Греции, в значительной мере зависящей от импорта, быстро упало ниже прожиточного минимума. В дополнение к массовому террору большие потери населения начались вследствие дистрофии и голода.

       Таким образом, реакционный, грабительский характер войны, развязанной гитлеровской Германией, выявился буквально с первых же дней ее ведения и целиком и полностью подтвердил правильность оценки, данной ей в начале июля 1940 г. Центральным комитетом Компартии Германии: «План создания новой Европы… сводится к тому, чтобы установить господство немецкого империализма над Европой, навязать покоренным и зависимым народам реакционные, антинародные тоталитарные режимы, которые являлись бы их послушным орудием. Такая „новая“ Европа стала бы Европой с бесправными, порабощенными рабочими и крестьянами, Европой нужды, нищеты и голода трудящихся масс».

       Международный военный трибунал в Нюрнберге в своем обвинительном заключении против главных нацистских преступников от 1 октября 1946 г. отмечал, что все эти планы остались бы «академическими» и безрезультатными, если бы в их основе не лежала «общность» руководящей военной касты фашистской Германии с другими главными силами ее режима, если бы не был всесторонне использован руководимый ими военный аппарат.

2. Германизация стран  Советского Союза

       Антисоветская направленность германского империализма берет свое начало не со времени становления фашистской диктатуры. Она проявилась сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции, когда возникло первое в мире социалистическое государство, когда система империализма утратила свою господствующую роль и окончательно вошла в полосу всеобщего кризиса. С этого периода антисоветизм, как главная политическая доктрина агрессивного мирового империализма, претерпев временные изменения, которым была подчинена его политика прежде всего из-за поражения в Первой мировой войне, был превращен реакционными силами в стратегическую линию системы мирового господства.

       Интенсивные антисоветские программы  развиваются и в годы Второй  мировой войны.

       С установлением фашистской диктатуры германский империализм вступил в период непосредственной подготовки новой попытки завоевать мировое господство. Разработанная нацистской партией программа, с ее неограниченными экспансионистскими требованиями, экстремистской, антикоммунистической и шовинистической идеологией и жестоким террором, соответствовала целям реакционной группировки германского финансового капитала. Установление фашистской диктатуры означало на деле приход к власти тех сил, интересы которых выражала нацистская клика.

       В рамках начавшейся форсированной и всесторонней подготовки к войне нападение на Советский Союз стало имманентным, все более определяющим фактором политики Германии, обусловленной быстрым ростом ее военного и военно-промышленного потенциала. Параллельно с жестоким подавлением КПГ и других прогрессивных сил внутри страны антикоммунизм был перенесен за пределы страны и возведен в ранг государственной доктрины.

       Первостепенное место в подготовке агрессии фашистского германского империализма занимала разработка детальных планов по экономическому разграблению советских областей. В этих планах находили отражение как политические цели господствующих кругов Германии по отношению к Советскому Союзу, так и их стремление к захвату экономических богатств СССР. В планировании ведущую роль играли германские военные концерны и их государственно-монополистические объединения. С одной стороны, они готовились к приобщению советского экономического потенциала при помощи собственных программ, с которыми выступили непосредственно после нападения на СССР. С другой — они как непосредственно, так и через свои центральные органы управления принимали самое активное участие в общем планировании экономического разграбления советских областей. Для всеобъемлющей подготовки этой грабительской войны характерно то, что именно здесь, в тесном сотрудничестве между монополиями, государственными плановыми органами и вермахтом, была создана целая система новых государственно-монополистических механизмов управления с необычайно разветвленным исполнительным аппаратом.

       В качестве верхушки этого аппарата в марте 1941 г. возник штаб экономического руководства «Восток», который находился под руководством Геринга (политический, государственный и военный деятель нацистской Германии, рейхсминистр Имперского министерства авиации, рейхсмаршал) и соответственно его постоянного заместителя в «ведомстве четырехлетнего плана» статс-секретаря Кернера.

      От этого штаба исходили общие директивы по экономической эксплуатации советских областей. Их наиболее важные констатации были незадолго до нападения на СССР обобщены под названием «Положения по управлению экономикой во вновь оккупированных восточных областях» («Зеленая папка»)[61]. Они требовали в качестве высшего принципа «принятия всех мер, которые были необходимы для немедленного и возможно лучшего использования оккупированных областей в интересах Германии».

       Для этого положения в основном предусматривали:

• полный учет всех имеющихся в оккупированных советских областях экономических ценностей, которые имеют значение для дальнейшего ведения войны Германией; при этом в первую очередь концентрируется внимание на всех сельскохозяйственных продуктах, а также на нефти и прочих важных в военном отношении видах сырья, не имеющихся в достаточном количестве в Германии и других занятых ею странах и областях Европы;
• безусловное обеспечение продовольствием армии путем неукоснительной конфискации имеющихся в оккупированных областях запасов и максимального изъятия сельскохозяйственных продуктов из этих областей;
•   возобновление работы на предприятиях, которые служат упомянутой выше задаче, при одновременной ликвидации прочих отраслей промышленности, если они не могут быть использованы для военных целей и задач непосредственного снабжения вермахта.

       Решающим документом по применению мер террора к гражданам Советского государства было подписанное Кейтелем, немецким военным деятелем, начальником штаба Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии, 13 мая 1941 г. распоряжение «О военной подсудности в районе „Барбаросса“». Оно требовало беспощадного отношения к гражданскому населению и уничтожения не только тех, кто оказывал сопротивление фашистским органам власти, но и их родных и близких. Разрешение немедленно расстреливать и «подозреваемых» служило основанием для неограниченного террора и убийств.

       Судебное разбирательство и вынесение приговора по действиям советских граждан были категорически запрещены, т. е. фактически эти люди были отданы на произвол фашистским головорезам. Наконец, в распоряжении с лиц, принадлежащих к вермахту, фактически снималась всякая ответственность за совершенные ими преступления. Дословно в нем говорилось: «Действия против гражданского населения противника, совершенные лицами, принадлежащими к вермахту и его прочим службам, не подлежат обязательному преследованию, даже и в тех случаях, когда они являются одновременно военным преступлением или проступком».

       Начинавшие первыми исполнение своих функций военные оккупационные органы приступали тотчас же после захвата отдельных советских областей к созданию своих жестоких режимов принуждения. Они ликвидировали государственные и общественные учреждения и отменяли советскую законность. Вместо Советов депутатов трудящихся были назначены произвольно под контролем военных властей местные административные органы, во главе которых находились предатели, уголовники, выходцы из бывших эксплуататорских классов, среди них были и возвратившиеся с фашистскими войсками эмигранты. Оккупационные власти конфисковали наибольшую часть медицинских и культурных учреждений для военных целей, преподавание в общеобразовательных школах было почти повсеместно запрещено. Все население подлежало охвату строгой принудительной системой регистрации. Одновременно было отменено право свободного передвижения и перемены адреса, а также предоставления приюта лицам, прибывшим из других местностей, без разрешения оккупационных властей. Покидать дома, особенно в городах, разрешалось лишь в дневное время. Военные органы в большом количестве привлекали население оккупированных областей на принудительные работы по обеспечению войск. Кроме того, они ввели широкую систему конфискации и реквизиции.[приложение А]

      За всякие нарушения фашистских распоряжений выносились самые строгие наказания, при этом доминировала смертная казнь. Зачастую она применялась даже за такие «преступления», как несоблюдение комендантского часа, нарушение поставок товаров и т. д.

      С особой жестокостью военные органы подавляли любое сопротивление населения. При этом они применяли смертную казнь не только за активные действия против вермахта и оккупационных властей, но и, например, за срывание немецких объявлений, распространение сообщений советского радио, хранение советских листовок, невыполнение распоряжений о сообщении местонахождения оставшихся красноармейцев и партизан и даже за загрязнение дорог. В соответствии с положениями «приказа о судопроизводстве» доказательство виновности было необязательным. В качестве характерного примера здесь следует процитировать приказ командира I армейского корпуса, подписанный генералом Клеффелем, в котором дословно говорилось: «Любая деятельность гражданских лиц, которая идет на пользу врагу, и любой вид деятельности, который может нанести вред вермахту (например, хранение листовок противника), должны караться смертной казнью. Учитывая особые обстоятельства этой войны, во многих случаях для этого достаточно уже одного подозрения».

       Насильственный вывоз иностранных граждан на принудительные работы в Германию в период Второй мировой войны не является чем-то новым в истории германского империализма и милитаризма. Ему предшествовали подобные же мероприятия периода Первой мировой войны, получившие особо широкий размах с принятием в 1916 г. тотальной военной программы, так называемой «программы Гинденбурга», когда под давлением армейского руководства и германских монополий наряду с военнопленными в Германию было насильственно доставлено около полумиллиона бельгийских, французских, польских и русских гражданских рабочих. Стремление фашистского германского империализма покрыть образовавшийся дефицит в рабочей силе с помощью принудительного использования иностранных рабочих не было, однако, простым повторением мероприятий Первой мировой войны. Размах и методы депортации приняли, особенно после нападения на Советский Союз, невиданный характер открытого массового порабощения. Таким образом, и в этой области господствующие круги Германии превзошли своих предшественников.

       Использование иностранной рабочей силы уже в начальный период Второй мировой войны приняло в соответствии с планами, разработанными центральными органами фашистского государства совместно с ведущими монополиями, огромные масштабы, значительно превосходившие его размеры в период 1914–1918 гг.

       Массовое использование советских граждан в германской военной экономике — в основном из расчета на молниеносную войну, а также и по политическим соображениям — вначале фашистскими планами вообще не предусматривалось. Их превращение в подневольных рабов должно было осуществиться в соответствии с целями войны главным образом на месте. Эта точка зрения, однако, уже летом 1941 г. несколько изменилась. Учитывая неожиданно высокие военные потери на германо-советском фронте и дефицит в рабочей силе в германской военной промышленности, который в августе  1941 г. составил 348 тыс. человек в сравнении с 259 тыс. в феврале, несмотря на то, что туда ежемесячно направлялось в среднем 105 тыс. человек, в том числе около 20 тыс. военнопленных и иностранных гражданских рабочих, различные инстанции стали выдвигать предложения об использовании там советских военнопленных и гражданской рабочей силы из оккупированных советских районов. Эти соображения базировались на расчете скорого поражения СССР. Главное же внимание уделялось выполнению указаний Гитлера, данных им в июле 1941 г., о необходимости перевооружения сразу же после победы над Советским Союзом для дальнейшего ведения войны против Великобритании.