Церковный раскол в России 17 века

Первая попытка  в этом роде была сделана Никоном  спустя около семи месяцев после  вступления его на патриаршую кафедру  и касалась только двух новшеств. Но при первой же попытке обнаружились и ярые противники Никона и начатого им дела. Протопопы казанский Неронов и благовещенский Вонифатьев были при патриархе Иосифе самыми авторитетными людьми в московском духовенстве, сильными перед патриархом и царем, и под их покровительство стекались и другие, преимущественно иногородние, протопопы, каковы были: Аввакум юрьевский, Даниил костромской, Логгин муромский, составлявшие вокруг них "братию". В числе своих близких друзей временщики-протопопы считали и Никона, нового царского любимца, пока он был архимандритом и даже Новгородским митрополитом. Но когда патриарх Иосиф скончался, эти мнимые друзья Никона, воспользовавшись его отсутствием в Москве, строили козни, чтобы не допустить его до патриаршества. Никон по возвращении в Москву узнал о кознях и как только сделался патриархом, то не стал, по выражению протопопа Аввакума в его автобиографии, «пускать к себе бывших друзей своих. Такого унижения и оскорбления Неронов со своими приближенными не в силах были перенести и ждали только случая отомстить Никону. Случай, как им казалось, представился. Никон разослал "Память" духовенству - они написали на нее опровержение из книг, выставляя ее еретической, и подали свою рукопись государю, рассчитывая уязвить Никона и навредить ему. Но ошиблись в расчете: Никон остался в полной силе, но только еще больше разозлился на своих бывших друзей. И началась борьба преимущественно из личных побуждений, которая уже в самом начале приняла с обеих сторон самый резкий характер. Но стоит  заметить, что Никон в этот раз как бы не обратил внимания на поступок своих врагов, не потребовал их на суд за оказанное сопротивление архипастырскому распоряжению и вовсе их не преследовал.  
 
 
 
 

Собор 1654 г. по делу исправления  церковных книг и  обрядов.

Распоряжение, сделанное  Никоном лично от себя перед наступлением Великого поста в 1653 г. и направленное только против двух обрядовых новшеств, послужило для него как бы пробным камнем, чтобы узнать, как отзовутся на задуманное им исправление церковных обрядов и богослужебных книг. И он понял из сопротивления, оказанного Нероновым и его братией, что действовать тут одной своей патриаршеской властью недостаточно, а необходимо ему, патриарху, иметь для себя опору в более сильной церковной власти - соборной. Никон просил царя Алексея Михайловича созвать Собор. Собор был созван в марте или в апреле 1654 г. и происходил в царских палатах. На Соборе "председательствовали царь Алексей Михайлович и патриарх Никон, и присутствовали пять митрополитов: Новгородский Макарий, Казанский Корнилий, Ростовский Иона, Крутицкий Сильвестр, Сербский Михаил; четыре архиепископа: Вологодский Маркелл, Суздальский Софроний. Рязанский Мисаил, Псковский Макарий; один епископ - Коломенский Павел; одиннадцать архимандритов и игуменов и тринадцать протопопов - всего, кроме председательствовавших, 34 человека. На соборе Никон, взяв в обоснование грамоту Восточных иерархов, собиравшихся в Константинополе в 1593 г. и утвердивших патриаршество в России (которую он обнаружил книгохранилище), провозгласил, что необходимо истреблять нововведения в Церкви и все преданное святыми отцами сохранять без изменений. Никон полностью прочитал грамоту Восточных иерархов и все присутствовавшие услышали Символ веры, изложенный в грамоте Восточными святителями, и не могли не заметить тех, прибавлений и изменений, какие находились в употреблявшемся тогда у нас Символе.

Таков был первый Собор по делу исправления наших  церковных книг и обрядов. Он не только признал необходимость их исправления, но утвердил правило, как вести это  исправление. Патриарх Никон напомнил своим сопастырям, отцам Собора, их священный долг хранить неизменно все преданное святыми апостолами, святыми Соборами и святыми отцами и истреблять всякие новшества в Церкви, а потом указал некоторые нововведения в наших тогдашних книгах и церковных обычаях и спрашивал, что делать. И сам Собор единогласно решил: достойно и праведно исправить новопечатные книги по старым - харатейным и греческим. Против такого решения нельзя было ничего сказать, потому что лучшего способа для исправления наших церковных книг не представлялось.  
 
 
 
 
 
 

Церковный раскол.

Русским церковным  расколом называется отделение значительной части русского общества от господствующей русской православной церкви.  Это  разделение началось  в царствование  Алексея  Михайловича  вследствие церковных новшеств патриарха Никона.  Раскольники считали себя  такими  же православными христианами,  какими считали себя и церковники. Старообрядцы, в общем, не расходились с церковниками ни в одном догмате веры, ни в одном основании вероучения; но они откололись от господствующей церкви, перестали признавать авторитет церковного правительства во имя "старой веры", будто бы покинутой этим правительством; поэтому их считали не еретиками, а только раскольниками.  Раскольники называли церковников никонианами,  а себя старообрядцами или староверами,  держащимися древнего  дониконовского обряда и благочестия.  Если старообрядцы не расходятся с церковниками в догматах,  в основах вероучения,  то,  спрашивается,  отчего  же произошло церковное разделение, отчего значительная часть русского церковного общества оказалась за оградой русской господствующей церкви.

  До патриарха  Никона, русское  церковное   общество было единым и с  единым высшим пастырем; но в  нем в разное время и из  разных источников возникли и  утвердились некоторые местные  церковные мнения,  обычаи и  обряды,  отличные от принятых  в церкви греческой, от которой Русь приняла христианство. Это были двуперстное крестное знамение, образ написания имени Иисус,  служение литургии на семи,  а не на пяти просфорах,  хождение посолонь,  т.  е. по солнцу (от левой руки к правой,  обратившись к алтарю), в некоторых священнодействиях,  например, при крещении вокруг купели или при венчании вокруг аналоя,  особое чтение некоторых мест символа веры ("царствию его несть конца", "и в духа святого, истинного и животворящего ") двоение возгласа аллилуия.  Некоторые из  этих обрядов и особенностей были признаны русской церковной иерархией на церковном соборе 1551 г. и таким образом получили  законодательное утверждение со стороны высшей церковной власти.  Со второй половины XVI в.,  когда в Москве началось книгопечатание, эти обряды и разночтения стали проникать из рукописных богослужебных книг в печатные их издания и через них распространились по всей России.  Таким образом,  печатный станок придал новую цену этим местным обрядам и текстуальностям и расширил их употребление.  Некоторые из таких разновидностей внесли  в  свои  издания  справщики  церковных книг,  напечатанных при патриархе Иосифе в 1642-1652 гг. Так как вообще текст русских богослужебных книг  был  неисправен, то  преемник Иосифа патриарх Никон с самого начала своего управления русской церковью ревностно принялся  за  устранение этих неисправностей.  В 1654 г. он провел на церковном соборе постановление о переиздании церковных книг, исправив их по верным текстам, по славянским пергаментным и древним греческим книгам. С православного Востока и из разных концов России в  Москву  навезли  горы  древних рукописных книг греческих и церковно-славянских;  исправленные по ним новые издания  были разосланы  по русским церквям с приказанием отобрать и истребить  неисправные  книги,  старопечатные  и  старописьменные. Ужаснулись православные русские люди, заглянув в эти ново исправленные книги и не найдя в них ни двуперстия,  ни Иисуса, ни других освященных временем обрядов и начертаний: они усмотрели в этих новых изданиях новую веру,  по которой не спасались древние святые отцы,  и прокляли эти книги,  как еретические, продолжая совершать служение и  молиться  по  старым  книгам. Московский церковный собор 1666-1667 гг., на котором присутствовали два восточных патриарха, положил на непокорных клятву (анафему)  за  противление  церковной  власти и отлучил их от православной церкви,  а отлученные перестали признавать отлучившую их иерархию своей церковной властью.  С тех пор и раскололось русское церковное общество. По объяснению старообрядцев, церковный раскол произошел от того,  что Никон,  исправляя богослужебные книги,  самовольно отменил двуперстие и другие церковные обряды, составляющие святоотеческое  древне православное предание,  без которого невозможно спастись,  и, когда верные древнему благочестию  люди  встали  за  это  предание, русская иерархия отлучила их от своей  церкви.  Но в таком объяснении не все ясно.  А каким  образом  двуперстие или  хождение посолонь сделалось для старообрядцев святоотеческим преданием, без которого невозможно спастись? Каким образом простой церковный обычай, богослужебный обряд или текст мог приобрести такую важность,  стать неприкосновенной святыней? Православные  дают  более глубокое описание. Раскол произошел от невежества раскольников,  от узкого понимания ими христианской религии, от того, что они не умели отличить в ней существенное от внешнего,  содержание от обряда. Но и этот ответ не разрешает всего вопроса.  Положим, известные обряды, освященные преданием, местной стариной, могли получить неподобающее им значение догматов; но ведь и авторитет церковной иерархии освящен стариной,  и притом не местной,  а вселенской,  и его признание необходимо для спасения:  святые отцы не спасались без него, как без двуперстия. Каким образом старообрядцы  решили пожертвовать одним церковным постановлением для другого, отважились спасаться без руководства законной иерархии,  ими отвергнутой? Но религиозный текст и обряд, как и всякий обряд, и текст с практическим, житейским действием, кроме специально богословского имеет еще общее психологическое значение и с этой стороны,  как и всякое житейское, т.е.  историческое, явление, может подлежать историческому изучению.

На соборе 1654 года, созванном по вопросу о книжном  исправлении, епископ Павел Коломенский заявил Никону: «Мы новой веры не примем». Надо заметить, что епископ Павел не в первый раз выражал свое противоречие Никону. Еще в предшествующем году, когда перед наступлением Великого поста Никоном была издана «Память» относительно земных поклонов, Павел находился в числе лиц, которые вместе с протопопом Нероновым восстали против этой «Памяти», написали на нее возражения и подали государю.

Никон разразился над несчастным епископом страшной карой: низверг его с кафедры, снял с него мантию, предал его тяжкому телесному наказанию и сослал в заточение. Вследствие этого Павел сошел с ума, и никто не видел, как он погиб; но ходили слухи, что он был тайно убит по приказу Никона. Сам ли Никон единолично и без суда низверг епископа Павла, как говорили обвинители Никона на Соборе 1666 г., или низвержение Павла совершено было соборно, по правилам, как утверждал Никон на том же Соборе, указывая на то, что дело о низвержении Павла есть на патриаршем дворе, во всяком случае, таким жестоким наказанием епископа Никон крайне повредил и себе и делу, за которое ратовал, потому что еще более ожесточил против себя своих противников и возбудил к ним сочувствие в народе.

Сильнее всего  никоновским постановлениям противились  на южных и северных окраинах России. В Соловецком монастыре сопротивления церковным реформам превратились в открытое восстание. Соловецкие монахи отказывались принять новопечатные книги. Основание у них было то же, что и у прочих раскольников: «Если мы раскольники – писал Аввакум к царю Алексею Михайловичу, - так святые отцы, и цари, и патриархи тоже были раскольники». Словом, раскольники считали, что если прежде молились по «худым» книгам, но молились и спасались, то отчего не остаться при старом? В Соловецком монастыре вспыхнуло восстание против правительства, монахи побросали книги в море и сожгли доски от них. Царские воеводы 8 лет осаждали монастырь. Сначала в Москве мало знали о раскольниках и называли их капитонами (от черного священника Капитона, распространявшего раскол), но вскоре увидели, что Капитон был лишь одним из многих, что раскол проник повсюду.

Раскольники, гонимые  Никоном, проклиная, прозвали его антихристом. Находили подтверждение этому в  Апокалипсисе. Толковали, что число  антихриста – 666, и так как приближался 1666 г., то вера в пришествие антихриста усилилась. Расколоучители пускали слух. Что Никон богохульник, что у него на внутренней подошве одной туфли вышит образ Богоматери, а на другой – восьмиконечный крест. Постановления Никона, что апостолам не нужно молиться на коленях, а достаточно кланяться в пояс; что юродивые не что иное, как бешеные и их не следует писать на иконах – подтверждали в глазах народа эти слухи. В 1666-м и последующих за ним годах напряжение суеверных ожиданий Апокалипсиса достигло крайней степени. В ночь перед масленицей и перед троицыным днем (на эти дни ожидали (по преданию) страшного суда) в нижегородском Поволжье, надев рубахи, саваны и, ложась в долбленые гробы, пели заупокойные молитвы. Некоторые даже сами себя отпевали.

Когда раскол оказал силовое противодействие, в Москве начали понимать возможность последствий распри, имевшей сначала исключительно религиозный характер. Вскоре сопротивление обнаружилось и в Москве. Начинаются стрелецкие бунты в защиту соловецких монахов, следовательно за дело сподвижников Разина. Старые книги – лозунг партии, объявившей себя против как церковных, так и гражданских реформ. Сопротивление гражданским реформам становится сущностью раскола и только прикрывается разногласием по церковным вопросам, чтобы объединить более многочисленную массу, относившуюся враждебно к крутому повороту от старины к новым порядкам.

Противники Никона называли себя последователями старой веры и видели раскольников не в  себе, а тех, кто, по их мнению, уклонялся  от древнего православия. Старообрядцы считали, что Никон хотел исправить книги кое-как, только бы все было по-новому, что в его изменениях больше принимали участие произвол и «любоначалие», чем желание исправить. При таком взгляде на вещи, совершенно второстепенным вопросом стал: точно ли Никон сделал нововведения, и не сделали ли их те, кто допустил отступления от греческих обрядов в эпоху, предшествовавшую расколу? Вопрос о юридическом праве здесь был посторонним.

Итак, раскол стоит  за старину, но старину недавнюю, свою.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Отречение патриарха Никона от патриаршества.

Реформы, проводимые Никоном, порождали смуту в обществе, вызывали противодействие Никону. Его  крутой нрав создавал ему много противников. Произошел у него разрыв и с  царем. Патриарх вторгался в дела государства, возмечтал даже стать выше царя и полностью подчинить его своей воле. Алексей Михайлович стал тяготиться своим «собинным другом», охладел к нему. Началось все вроде бы с мелочей. В 1658 г., во время очередного праздника, царский окольничий, прокладывая, по обычаю, дорогу для государя, ударил палкой патриаршего человека. Тот начал возмущаться, называя себя «патриаршим боярским сыном», и тут же получил еще один удар палкой. Никон, узнав об этом случае, пришел в крайнее негодование и потребовал у Алексея Михайловича расследования и наказания виновного боярина. Но расследование не было начато, а виновный остался безнаказанным. Затем, Никон получил письмо от царя, в котором государь запрещал ему впредь именоваться великим государем. Видя изменившееся отношение к себе государя, Никон задумал воздействовать на царя угрозой, что ему раньше удавалось. Он решил публично отречься от патриаршества, рассчитывая на то, что царь будет тронут его отречением и станет упрашивать не покидать первосвятительский престол. Это стало бы хорошим поводом восстановить и усилить свое влияние на царя.

Сразу после  отречения Никона от патриаршества  царь Алексей Михайлович указал переписать всю домовую и келейную патриаршую казну «после великого господина, бывшего  патриарха Никона», т. е. все имущество, принадлежавшее как патриаршему дому, или кафедре, так и лично, или келейно, патриарху Никону (такая перепись делалась и прежде - после патриархов Филарета Никитича, Иоасафа и Иосифа). При этом подробно описаны были: а) церковные вещи: образа, кресты, панагии, сосуды церковные и облачения, богослужебные книги и разная церковная утварь; б) домашние вещи: рясы, клобуки, камилавки, шубы, серебряные кубки, братины, ковши, тарелки и пр., бархаты, атласы, соболи, сукна, ковры и пр.; в) наличные деньги, поступившие в патриаршую казну с духовенства, с патриарших монастырей и вотчин и из других источников; г) жалованные грамоты и другие многочисленные документы на разные патриаршие имения. По окончании переписи патриаршего имущества все, что оказалось в нем «келейного», т. е. все вещи, принадлежавшие собственно патриарху Никону, какого бы рода они ни были, по приказанию государя были отделены и отправлены в Воскресенский монастырь к бывшему патриарху.

Внимание и  милость Алексея Михайловича к бывшему патриарху простерлись еще далее. Царь оставил за Никоном все три монастыря его строения: Крестный, Иверский и Воскресенский  со всеми приписанными к ним четырнадцатью монастырями и со всеми их вотчинами. Таким образом, Никону оставлена была довольно значительная область, церковная и владельческая, в которой он мог самостоятельно действовать как иерарх и как владелец. Он независимо правил всеми этими монастырями, церквами и вотчинами, творил в них суд и расправу, сам посвящал для них священников, диаконов, причетников, а для монастырей сам ставил и настоятелей и другие власти и по своему усмотрению распоряжался всеми доходами с монастырских вотчин и угодий. Но еще в то же лето, когда Никон оставил свою кафедру, один из близких к нему бояр, Никита Алексеевич Зюзин, много раз, как сам свидетельствует, посылал к нему дьяка Федора Торопова со словами: «Что, государь, оставил престол свой? Оставь свое упорство и возвратись». И Никон каждый раз через того же дьяка присылал ответ: «Будет-де тому время, возвращусь». Значит, перед близкими своими он вовсе не скрывал, что имеет желание и надежду возвратиться на свою кафедру. Он только не хотел сам проситься, а ожидал времени, когда его позовут, и он возвратится с честью.

Однако Никон  жестоко ошибся в своих расчетах. Царь не звал его обратно. Напрасное ожидание настолько ожесточило Никона, что он даже предал проклятию царя со всем его семейством.