Биография Константина Константиновича (Ксаверьевич) Рокоссовский

Этот день оказался чрезвычайно тяжелым для 16-й армии и ее командующего. Как он и предполагал, гитлеровцы, воспользовавшись тем, что земля замерзла, маневрировали танками вне дорог. Они стремились обойти населенные пункты, двигались перелесками и мелколесьем. Тогда Рокоссовский противопоставил врагу маневр кочующими батареями и отдельными орудиями и танками, которые перекрывали дорогу танкам противника и в упор расстреливали их. Встречать врага приходилось теперь на самых различных направлениях. У командарма-16 не хватало сил и средств.

Его войска оборонялись все так же стойко, и глубокий оперативный прорыв гитлеровцам не удавался. Решительные контратаки частей и соединений, героические действия саперов, минировавших под огнем танкоопасные направления, меткий огонь противотанковой артиллерии — все это задерживало и изматывало противника. Неся большие потери в людях и технике, гитлеровцы продвигались в день по 3—5 километров. Немецко-фашистские танковые клинья вместо предполагаемых быстрых оперативных прорывов и стремительного продвижения оказались втянутыми в затяжные кровопролитные бои за отдельные, хорошо укрепленные пункты обороны 16-й армии.

В эти дни Рокоссовский сутками находился либо в частях, либо на командном пункте, и вздремнуть удавалось лишь в машине при переездах с одного участка обороны на другой. Эти поездки были небезопасны: гитлеровские летчики патрулировали над дорогами, охотились за отдельными автомашинами, и ЗИС-101 командарма-16 многократно служил объектом такой погони. Бои не только не ослабевали, они разгорались с еще большей ожесточенностью. 19—20 ноября 3-я и 4-я танковые группы гитлеровцев продолжали настойчиво наступать против 16-й армии и ее соседа справа — 30-й армии. С утра 19 ноября противник ослабил нажим в центре армии Рокоссовского, но продолжал наращивать удары на обоих ее флангах.

Удерживая рвущегося  к Москве врага, истребляя его  танки и солдат, 16-я армия и  сама теряла очень много людей. К исходу 20 ноября по приказу командования фронта (подчеркну — по приказу командования фронта) она организованно и в полном порядке отошла на новый оборонительный рубеж: Павельцово, Морозове, Аксенове, Ново-петровское, Румянцеве. Отход носил характер заранее подготовленного маневра, имевшего целью не допустить прорыва фронта противником и заставить его остановиться для подготовки наступления на новом рубеже обороны. Четкое осуществление такого маневра в невероятно сложной обстановке доказывало большое искусство как командарма и его штаба, так и войск 16-й армии.

Убедившись, что на Волоколамском направлении прорвать оборону советских войск очень трудно, гитлеровское командование перенесло свои усилия на правый, северный фланг 16-й армии, намереваясь осуществить прорыв на Клинском направлении, в стыке 16-й и 30-й армий. Благодаря превосходству в силах фашистским танковым дивизиям удалось продвинуться к Клину.

Тяжело было и  на юго-западных подступах к столице: гитлеровцы рвались здесь уже к Туле. Поэтому обстановка на подступах к Москве стала чрезвычайно грозной. В своих воспоминаниях бывший командующий Западным фронтом Жуков пишет, что в это время ему позвонил Сталин и спросил:

«_ Вы уверены, что  мы удержим Москву? Я спрашиваю вас это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.

— Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее  двух армий и хотя бы двести танков.

— Это неплохо, что  у вас такая уверенность, —  сказал И. В. Сталин. — Позвоните в Генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы в конце ноября, но танков пока мы дать не сможем».

Солнечногорск также  был занят противником. Обойдя Истринское водохранилище, гитлеровцы стали продвигаться на юг, в сторону Москвы, по Ленинградскому шоссе. Для того чтобы прикрыть Солнечногорское направление, командарму пришлось направить туда с другого участка кавалеристов Доватора, усилив их двумя танковыми батальонами и двумя батальонами пехоты из дивизии Панфилова. Других резервов в его распоряжении не было.

Так как Солнечногорское направление было кратчайшим на пути к Москве, Рокоссовский решил перенести временный КП армии поближе к этому городу, в деревню Пешки, а основной КП расположить в Льялове.

Ехать пришлось кружными путями, чтобы не напороться на немецкие танки. В Пешки добрались лишь к вечеру 24 ноября. В каменном доме, около которого стоял танк Т-34, Рокоссовский нашел группу командиров во главе с генералами А. В. Куркиным и И. П. Камерой, посланными сюда командованием фронта для выяснения обстановки. Некоторое время Рокоссовский прислушивался к спорам, бушевавшим в комнате, а затем обратился к генералу Куркину:

Товарищ генерал, я  направлен сюда по распоряжению командующего фронтом. Генерал Жуков поручил мне организовать взаимодействие армейских и фронтовых частей. В такой обстановке это сделать невозможно. Прошу вас оставить вас, предварительно сообщив, что происходит на фронте и какими силами мы располагаем.

«Все мы, от солдата  до командарма, чувствовали, что наступили  те решающие дни, когда во что бы то ни стало нужно устоять. Все горели этим единственным желанием, и каждый старался сделать все от него зависящее и как можно лучше. Этих людей не нужно было понукать. Армия, прошедшая горнило таких боев, сознавала всю меру своей ответственности.

Не только мы, но и  весь Западный фронт переживал крайне трудные дни. И мне была понятна некоторая нервозность и горячность наших непосредственных руководителей. Но необходимым достоинством всякого начальника является его выдержка, спокойствие и уважение к подчиненным. На войне же в особенности. Поверьте старому солдату: человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему доверяют, в его силы верят, на него надеются...

После выхода немецких войск непосредственно к предместьям  Москвы командование Западного фронта стало присылать в таявшую  с каждым днем 16-ю армию пополнения, но много сделать не могло. Штаб фронта буквально «наскребал» резервы для 16-й армии. К примеру, для пополнения 8-й, 9-й гвардейских и 18-й стрелковой дивизии 16-й армии от каждой стрелковой дивизии других армий фронта в это время было выделено по одному полностью укомплектованному стрелковому взводу (одному стрелковому взводу!), которые срочно на автотранспорте были отправлены в распоряжение Рокоссовского. Из состава 43-й армии в район Крюкова срочно перебросили на автомашинах один стрелковый батальон. В 16-ю армию штаб фронта в первую очередь направлял и поступавшие далеко не в достаточном количестве боеприпасы и вооружение. Особенно остро не хватало автоматов, винтовок, мин.

Командование фронта делало все, чтобы хоть немного подкрепить ослабевшие войска. От командармов  Жуков требовал устойчивой обороны  имевшимися в их распоряжении силами.

С рассветом артиллерия 16-й армии открыла огонь по обороне врага в Красной Поляне. Бой продолжался весь День, и лишь с наступлением темноты наши танкисты при поддержке артиллерии ворвались  в Красную Поляну, захватили пленных, машины, артиллерийские орудия. Угроза обстрела советской столицы была ликвидирована.

К концу ноября оборонительное сражение на правом крыле Западного  фронта достигло наивысшего накала. После  ожесточенных боев на Солнечногорском и Истринском направлениях противник вновь потеснил войска 16-й армии и вышел в районы, удаленные от черты города всего на 25—35 километров. Сильно поредевшие во время кровопролитных боев 7-я, 8-я, 9-я гвардейские и 18-я стрелковая дивизии были оттеснены до рубежа Клушино, Матушкино, Крюково, Баранцево, где вели отчаянную борьбу, с главными силами 4-й танковой группы противника.

Из Крюкова КП армии пришлось перевести, бой шел  уже в самом поселке. Последнее  продвижение вперед к Москве противник  сделал 30 ноября между Красной Поляной и Лобней. На левом фланге противнику удалось оттеснить части 16-й армии до рубежа Баранцево, Хованское, Петровское, Ленино. Но это был предел наступления немецко-фашистских войск на северных подступах к Москве. «Тайфун» выдохся!

Начиная контрнаступление. Советское Верховное Главнокомандование предполагало в первую очередь разгромить ударные танковые группировки противника, севернее и южнее Москвы. Войскам правого фланга Западного фронта предстояло разгромить клинско-солнечно-горкую группировку противника, то есть его 3-ю а 4-ю танковые группы. 16-я армия должна была начать наступление на день позже других армий, 7 декабря и освободив во взаимодействии с 20-й армией районы Льялово — Крюково, наступать основными силами на Истру.

От обороны к  контрнаступлению 16-й армии пришлось переходить без всякой паузы, бои продолжались все время. 2 декабря противнику удалось захватить Крюково, этот важный узел дорог в непосредственной близости от Москвы. Уже в ночь на 3 декабря Рокоссовский приказал командиру 8-й гвардейской дивизия вернуть поселок, и такая попытка была предпринята, но отбить удалось лишь восточную часть Крюкова. С 3 по 6 декабря дивизия девять раз атаковала Крюковский узел сопротивления. Поселок переходил из рук в руки. Окончательно его удалось освободить лишь в ходе общего контрнаступления.

В 1942 году Красной  Армии вновь, как и в 1941-м пришлось познать горечь поражений и отступления, вновь вражеские войска двигались  по нашей земле на восток. Но 1942 год был и годом Сталинграда. В сражении под этим волжским городом Красная Армия разгромила и уничтожила крупнейшую стратегическую группировку немецко-фашистских войск, и 1942 год стал рубежом, изменившим весь ход второй мировой войны.

После успешного  зимнего наступления весну 1942 года Красная Армия встретила в обороне. Войска рыли окопы, строили блиндажи, минировали подступы к переднему краю, ставили проволочные заграждения. В это время в Ставке, в Генеральном штабе Красной Армии шла напряженная работа, подводились итоги зимней кампании и разрабатывались планы дальнейшего ведения войны.

Благодаря героическим  усилиям тружеников советского тыла Красная Армия с каждым месяцем стала получать все больше видов современного оружия и во все возрастающем количестве. К маю 1942 года в действующей Красной Армии насчитывалось 5,5 миллиона человек, свыше 43 тысяч орудий и минометов, 4065 танков (из них 1995 легких) и 3164 боевых самолета.

Располагая такими силами и рассчитывая на твердо обещанное  союзниками открытие второго фронта, Советское Верховное Главнокомандование намеревалось, ограничиваясь активной стратегической обороной, провести в то же время частные наступательные операции по всему фронту: под Ленинградом и Демянском, на Смоленском и Льговско-Курском направлениях, в районе Харькова и в Крыму. Оценивая намерения противника, Ставка считала наиболее вероятным с его стороны удар на Москву, с обходом столицы с юго-запада. Как показали дальнейшие события, в этом Ставкой был допущен просчет.

К весне готовилось и немецко-фашистское командование. Проблемы, возникшие теперь перед ним, требовали пересмотра всей нацистской военной доктрины. Уже не могла идти речь о «блицкриге» — молниеносной войне, приходилось думать о тяжелой, изнурительной войне на истощение. Противник, которого много раз объявляли уничтоженным, нанес гитлеровскому государству такой удар, что потребовалось напрячь все силы при подготовке летней кампании 1942 года. Все же гитлеровскому военному руководству удалось к маю этого года сконцентрировать на Восточном фронте 6 с лишним миллионов солдат. В их распоряжении имелось 3230 танков, почти 3400 самолетов и около 43 тысяч орудий и минометов.

Гитлер и его  окружение продолжали смотреть в  будущее оптимистически. В директиве № 41 от 5 апреля 1942 года Гитлер ставил перед своими войсками задачу «снова овладеть инициативой и навязать свою волю противнику». Главный удар предусматривалось нанести «на южном участке с целью уничтожить противника западнее Дона, чтобы затем захватить нефтеносные районы на Кавказе и перейти через Кавказский хребет».

В то время как  обе воюющие стороны готовились к схватке, командующий 16-й армией был прикован к койке госпиталя, находившегося в здании Тимирязевской академии в Москве.

Ранение было очень  тяжелым. Своевременная операция, тщательный уход и, главное, богатырская натура Рокоссовского делали свое дело — медленно, но неуклонно здоровье его улучшалось, рана зарубцовывалась.

В долгие недели пребывания в госпитале Рокоссовский о многом передумал. Ему, никогда не прятавшемуся и не уходившему от опасности, ранение в Сухиничах казалось каким-то странным, случайным, незакономерным. Еще бы: в 1919-м и 1921 годах он был ранен врагом в открытой схватке, лицом к лицу. Здесь же — комнатная обстановка, вместо шашки — в руках перо, а вот, поди же, на сколько месяцев вырван из строя! Постепенно командарм стал чувствовать себя лучше, и у него появилась уверенность, что вынужденный перерыв скоро кончится.

Улучшению самочувствия Рокоссовского способствовало и то, что он за время лечения наконец смог разыскать свою семью. Юлия Петровна и Ада сначала были эвакуированы в Казахстан, а затем переехали в Новосибирск, к родным. Секретарь Московского комитета партии Г. М. Попов, навестивший Рокоссовского в госпитале, помог его семье перебраться в Москву.

После выздоровления  Рокоссовского его армия (по приказу Жукова) предпринимала безуспешные атаки на немецкие позиции. В мемуарах он расценил их как бесцельные: «Генералиссимус Суворов придерживался хорошего правила, согласно которому, «каждый солдат должен знать свой манёвр». И мне, командующему армией, хотелось тоже знать общую задачу фронта и место армии в этой операции. Такое желание — аксиома в военном деле. Не мог же я удовлетвориться преподнесённой мне комфронтом формулировкой задачи — «изматывать противника», осознавая и видя, что мы изматываем, прежде всего, себя».

В начале октября 1942 г. Рокоссовского назначили командующим Донским фронтом, которому предстояло сыграть важную роль в контрнаступлении под Сталинградом. Константин Константинович прилетел туда вместе с Жуковым. На наблюдательном пункте они застали генерала Василия Николаевича Гордова (Рокоссовский должен был его заменить), который по телефону распекал подчинённых, не стесняясь в выражениях. Жуков сделал ему замечание: «Криком тут не поможешь; нужно умнее организовать бой, а не топтаться на месте». «Услышав его поучение, — писал Рокоссовский, — я не смог сдержать улыбки. Мне невольно вспомнились случаи из битвы под Москвой, когда тот же Жуков, будучи командующим Западным фронтом, распекал нас, командующих армиями, не легче, чем Гордов... Жуков спросил меня, чему это я улыбался. Не воспоминаниям ли подмосковной битвы? Получив утвердительный ответ, заявил, что это ведь было под Москвой, а кроме того, он в то время являлся «всего-навсего» командующим фронтом (а не заместителем Верховного Главнокомандующего, как под Сталинградом). Сам же К. К. Рокоссовский даже в критических ситуациях оставался корректным с подчиненными, за что пользовался их заслуженным уважением.