Александр II

Другой чертой характера наследника, волновавшей  вос-питателей, была его, как они  это называли, «невыдержан-ность». Тот  же Мердер вспоминал, как во время  прогулки по реке Виельгорский, дурачась, неосторожно вел шлюпку и зачерпнул  бортом воду. Великий князь так  рассердился, что схватил Иосифа за шею и дал ему несколько  пинков, преж-де чем вмешались воспитатели, сделавшие выговор наслед-нику. Уже  став императором, Александр Николаевич мог накричать на незадачливого  собеседника, в сердцах плюнуть  в него, но тут же обнять и просить  прощения. Подобные сцены не являлись, конечно, нормой поведения монарха, но они действительно случались. И кто знает, не были ли эти крики  и плевки человека, родившегося наследником  престо-ла, подавленного контролем  воспитателей, местью или про-тестом за отсутствие у него нормального  детства. Тем более что вообще-то Александр Николаевич умел прекрасно  вла-деть собой, что он не раз доказывал  и на охотах (однажды спас егеря, попавшего в лапы к медведю), и  во время поку-шений террористов, и во время тушения многочисленных пожаров, случавшихся в Петербурге.

Так откуда же это  бралось: шармерство и равнодушие к  людям, острота мысли и апатия? Чтобы нащупать один из возможных  ответов, обратимся к очередному наставлению-нотации, которыми Жуковский  постоянно потчевал царст-венного  воспитанника. «На том месте, -- говорил  учитель, -- которое вы со временем займете, вы должны будете пред-ставлять из себя образец всего, что может быть великого в че-ловеке». Представляете, что происходило ежеднев-но, если не ежечасно? От наследника, сначала  мальчика, по-том юноши постоянно  требовали не просто хорошей учебы  и приличного поведения, а образцовости, эталонности во всем. Для ребенка, да и для взрослого, такой груз неподъе-мен, психологически травмоопасен. Александр должен был всегда быть настороже, в полной готовности захватить  паль-му первенства в учебе, танцах, гимнастических упражнениях, светской беседе, и ни в чем не ошибиться, не «засбоить». В юношестве стимулом для него была не столько внутренняя потребность к лидерству, сколько  тщеславие учителей и ро-дителей, а также благоприобретенное желание  угодить взрос-лым, избежать выговора или, еще хуже, разноса.

1.2 Александр II и  начало преобразований

Согласно военным  традициям Дома Романовых, новорожденного назначили шефом лейб-гвардии  гусарского полка, в день семилетия  ему был пожалован чин корнета  и далее, еще в детском и  отроческом воз-расте, чин подпоручика, поручика, штаб-ротмистра, ротмистра.

В день своего 16-летия, 17 апреля 1834 г., Александр дал клятвенное обещание в большой церкви Зимнего  дворца и в Георгиевском зале на торжественном собрании по случаю вступления в действительную службу. К присяге  его готовил М.М.Сперанский, известный  российский законотворец. Совершеннолетие  для Александра означало ответствен-ные  назначения по гражданской и военной  службе и приобщение к го-сударственной  деятельности: в 1834 г. - присутствующий в Сенате, в 1835 г. -- член Синода, в 1836 г. -- генерал-майор с причислением к свите Николая. В 1834 -- 1837 гг. продолжалось обучение. Сперанский в течение полутора лет вел "беседы о законах", министр финансов, известный русский  финансист Е.Ф.Канкрин делал "обозрение  русских финансов", советник Министерства иностранных дел Ф.И.Брунов зна-комил  с основными принципами внешней  политики государства со вре-мен  Екатерины II. Генерал А.Жомини, военный историк и теоретик, преподавал на французском языке военную политику России и страте-гические отношения с соседними государствами. Программа образова-ния была завершена путешествием по России в мае -- декабре 1837 г. Вместе со своими наставниками, воспитателями и свитой Александр посетил 29 губерний Европейской России. Через полгода последовала поездка в "чужие края"-- за границу. Она длилась со 2 мая 1838 г. по 23 июня 1839 г. Наследник побывал в Швеции, Дании, в Ганноверском королевстве, Пруссии, Баварии, Неаполе, Сардинии, Австрии, Голлан-дии, Англии и в других государствах. За время путешествия Александр получил немало орденов и дипломов. Это пополнило список имевшихся у него уже российских наград.

Во время заграничного вояжа цесаревич увлекся 15-летней принцес-сой Марией Гессен-Дармштадтской. В марте 1840 г. состоялась помолв-ка, а 16 апреля 1841 г. -- венчание (будущая  императрица, приняв пра-вославие, была наречена Марией Александровной). В  этом браке Алек-сандр II имел шесть  сыновей и дочь. [9;10]

В начале 40-х  гг. наследник престола все больше и больше приобщается к государственным  делам. В 1841 -- 1842 гг. он является членом Государственного совета и Комитета министров. Во время двухмесяч-ного отсутствия Николая I в столице в 1842 г. Александр Николаевич принял решение  всех государственных дел на себя. В 1846 г. он был наз-начен председателем  Секретного комитета, по крестьянскому  делу. В то время Александр Николаевич проявлял полную приверженность кре-постничеству. Понадобилось еще десять лет, прежде чем он пришел к убеждению необходимости  освобождения крестьян. Как отмечают мно-гие исследователи, в период до восшествия на престол гражданские  дела не особенно занимали Александра Николаевича. Основное его внима-ние  и интерес были сосредоточены  на армии. В 40-е и в начале 50-х  гг. он продолжает расти в военных  чинах: в 1844 г. ему присваивается  зва-ние "полного генерала", в 1849 г., после смерти дяди, великого князя  Михаила Павловича, сменил его на посту главного начальника военно-учебных  заведений, принял командование Гвардейским  корпусом по случаю предстоящего гвардейским  войскам выступления для подавле-ния  восстания в Венгрии. В 1852 г. Александр  Николаевич произведен в главнокомандующие  Гвардейским и Гренадерским корпусами. Во вре-мя Крымской войны 21 февраля 1854 г., когда на рейде Кронштадта появился англо-французский флот, он командовал всеми войсками, направленными для  обороны Петербурга. В должности  главнокоман-дующего армией Александр  Николаевич подошел к главному рубежу своей жизни -- восшествию на престол.

Это событие  произошло 19 февраля 1855 г., после того как 18 фев-раля скончался Николай I, правивший Россией 30 лет. В своей  речи в Государственном совете 19 февраля новый император заявил о приверженности политике Александра I и Николая I. Поначалу казалось, что  так и будет происходить в  действительности. Александр II посещает театр военных действий в Крыму. Однако, обладая здравым и трезвым  умом, император вскоре понимает, что  продолжение Крымской кампании может  поставить под угрозу не только международный  престиж России, но и устойчивость самого го-сударства вследствие резкого  обострения социальной обстановки. Под  давлением обстоятельств Александр II встал на путь реформ, поскольку  понимал, что от этого зависит  существование России и значимость ее как великой державы.

Первым шагом  Александра II как российского императора стало прекращение бесславной Крымской войны и заключение 19 февраля 1856 г. Парижского мира. Его условия были унизительными для России. Приходилось  считаться с новыми реалиями в  Европе, с возросшей си-лой Франции. Это обстоятельство внесло большие  изменения в евро-пейскую политику Александра II, которая до 70-х гг. XIX столетия про-ходила под знаком отмены парижских договоренностей.[9;11]

В ряду первых мер, выразивших новое направление во внутренней политике Александра II, были уничтожение стеснений, введенных  в университетах после 1848 г., упразднение  Витебского и Харьковского генерал-губернаторств, разрешение свободной выдачи заграничных  паспортов, создание акционерных обществ  и компаний, содействие российским подданным в установлении торговых связей с иностранны-ми и др. Симптоматичной стала и амнистия политических заключен-ных, приуроченная к коронации 1856 г. Освобождение оставшихся в живых декабристов, петрашевцев, участников польского  восстания 1830 -- 1831 гг. вызвало симпатии к Александру II как в России, так  и в Европе. В отличие от своего отца он начинал царствование с помилова-ния.

1.3 От первой до  последней любви  Александра II

Повышенная чувственность, необходимость ощущения постоянной влюбленности были, видимо, одной из отличи-тельных черт психологического облика всех Романовых. Из воспоминаний весьма осведомленной А. О. Смирновой-Россет, и не только из них одних, известно, что Алек-сандр Николаевич уже  в пятнадцатилетнем возрасте увле-ченно  флиртовал с фрейлиной матери Натальей Борозди-ной. Первая юношеская  влюбленность наследника престола не осталась тайной для окружающих (что  вообще могло ос-таться для них  тайной?), да он и не считал нужным особен-но скрывать ее, не видя в своих чувствах никакого крими-нала. Мы не знаем, что  говорил Николай Павлович сыну, но реакция роди-телей на пока что  невинное увлечение великого князя  ока-залась быстрой и решительной. Бороздина была немедленно удалена  из дворца и вместе со спешно появившимся  у нее мужем-дипломатом незамедлительно  оказалась в Англии.

В восемнадцать лет Александр Николаевич стал предме-том  горячего обожания Софьи Давыдовой, дальней родст-венницы известного поэта-гусара Дениса Давыдова. Одна из чувствительных современниц, посвященная  в сердечную тайну девушки, писала в духе то ли вышедшего уже из мо-ды сентиментализма, то ли модного  еще романтизма: «Она любила наследника так же свято и бескорыстно, как  люби-ла Бога, и, когда он уезжал в  свое путешествие по Европе, будто предчувствовала, что эта разлука будет вечной. Она простилась с ним, как прощают-ся в предсмертной агонии, благословляя его на новую жизнь...» Чувство Давыдовой к цесаревичу было чисто пла-тоническим. Не одна российская барышня испытывала не-что подобное к Александру Николаевичу, но только Софье Дмитриевне удалось попасть на станицы литературного про-изведения (о ее любви написана необычайно дамская повесть), а потому чувство именно этой девушки нашло замет-ный отклик в душах современников и осталось в истории.

В двадцать лет  наследник престола впервые влюбился са-мым серьезным образом. Предметом  его страсти стала опять-таки фрейлина (что делать, если именно они, фрей-лины, были всегда перед глазами  и под рукой) императри-цы Александры Федоровны некая Ольга Калиновская. Ког-да придворные заметили симпатию красивой девушки и Александра Николаевича  друг к другу, то немедленно доло-жили об этом императрице. Любовь наследника к Калиновской оказалась для  царской семьи еще более неприемлемой, чем флирт с Бороздиной. Ольга  была не только «простой смертной», то есть в ней не текло ни капли  королевской крови, но еще и являлась католичкой -- сочетание для Зим-него дворца сколь знакомое (великий князь  Константин Павлович, брат Николая I, был  женат на польской графине Лович), столь и скандальное. Эта история  заставила импера-торскую чету поволноваться  и оставила след в переписке су-пругов. В одном из писем жене Николай I передает ей свой разговор с X. А. Ливеном: «Мы говорили про Сашу. Надо ему иметь больше силы характера, иначе он погибнет... Слишком он влюбчивый и слабовольный и легко попадает под влияние. Надо его непременно удалить из Петербурга...» Александра Федоровна, в свою очередь, записала в дневни-ке: «Что станет с Россией, если человек, который будет цар-ствовать над ней, не способен владеть собой и позволяет своим страстям командовать собой и даже не может им сопротивляться?» И вновь из письма Николая I: «Саша недо-статочно серьезен, он склонен к разным удовольствиям, не-смотря на мои советы и укоры...»[8;119]

Скандал в благородном  семействе набирал силу, пока, наконец, не было решено всерьез и надолго  разлучить влюб-ленных и поспешить  с поисками подходящей партии для  на-следника престола. С этой целью  Александр Николаевич был отправлен  за границу, тем более что такое  путешествие соответствовало плану  его обучения. Ему повезло в  том, что Жуковский, сопровождавший ученика в его европейском  турне, был крупным поэтом-романтиком, специалистом в выражении возвышенных  романтических чувств, к тому же он прекрасно помнил о собственных  горестях на любовном фронте. Поэтому, как нам представляется, поэт оказался идеальным попутчиком для разочарованного  в жизни и уби-того горем юноши.

Жуковский чутко  ощущал страдания будущего самодерж-ца, разлученного с возлюбленной, и не раз восхищался его выдержкой  и верностью долгу. Сам же Александр  Николае-вич, похожий в тот момент на кого-то вроде гетевского Вертера, только в письмах к отцу позволял своей боли выплес-киваться наружу. «Ты, наверное, приметил, -- писал он в одном из них, не подозревая, насколько  отец «приметил» то, о чем он ему  писал, -- мои отношения с О. К. ...Мои  чувст-ва к ней -- это чувства чистой и искренней любви, чувства привязанности  и взаимного уважения». Отцу же нечем  бы-ло утешить сына, кроме обещания позаботиться о достой-ном будущем  его возлюбленной. Как уже упоминалось, в Дармштадте наследник россий-ского  престола познакомился с пятнадцатилетней Марией, носившей, как и положено германской принцессе, пышный шлейф  имен: Максимилиана-Вильгельмина-Августа-София-Мария. Вряд ли между молодыми людьми тотчас вспыхнуло чувство шекспировского или шиллеровского на-кала. Страдающему  от насильственной разлуки с Калиновской  Александру Николаевичу казалось, как  это часто быва-ет в юности, что  все потеряно, единственная, настоящая  лю-бовь разбилась о непонимание  окружающих, о подножие престола. Можно  предположить, что именно с такими ощу-щениями он, помня о долге  монарха, написал отцу письмо, в котором  говорил о возможности своего брака с симпатич-ной дармштадской принцессой.

Однако на пути этого, казалось бы, со всех сторон при-емлемого союза возникло неожиданное препятствие. Дело в том, что по европейским  дворам давно ходили глухие слухи  о незаконном происхождении принцессы. Задолго до рож-дения Марии ее родители фактически разошлись, жили порознь  и имели любовные связи на стороне. Поэтому насто-ящим отцом принцессы  молва называла не герцога Людви-га, а его шталмейстера, красавца барона де Граней. Эти слу-хи, дошедшие до Петербурга, чрезвычайно взволновали им-ператрицу  Александру Федоровну, которая яростно  воспро-тивилась браку своего первенца с «незаконнорожденной» дармштадской. Император Николай I, слава богу, оказался гораздо хладнокровнее  и мудрее супруги. Понимая, что еще  одна любовная неудача может всерьез  надломить наследни-ка и заставить  его наделать глупостей, он решил  изучить во-прос всесторонне. Прочитав отчеты Жуковского и Кавелина о событиях в Дармштадте и ознакомившись  с циркулировав-шими по Германии слухами, император решил проблему кардинальным образом. Он раз и навсегда запретил своим подданным (значит, и супруге), а заодно и германским дво-рам, обсуждать  вопрос о происхождении Марии. Нарушать приказ монарха не осмелился никто  ни в России, ни в Ев-ропе. Николаевское самодержавие с его грозной репутацией зачастую оказывалось весьма полезным институтом.