Нафталий Френкель и его деятельность в Соловецком Лагере Особого Назначения (СЛОН)

  Также Александр Солженицын в книге «Архипелаге ГУЛАГ» предполагает, что именно Френкель первым предложил кормить заключенных в зависимости от результатов их труда. Эта смертельная система, убивавшая более слабых лагерников за считанные недели, впоследствии стоила жизни огромному числу людей. Возможно это легенды и не более того, ведь российские и западные историки оспаривают роль Френкеля.

  Скорее всего, Солженицын действительно немного преувеличил значение Френкеля: люди, побывавшие в большевистских лагерях раннего периода, еще до Соловецкого лагеря, тоже вспоминали о питании « по выработке», и в любом случае эта идея, можно сказать, лежит на поверхности, и вряд ли зародилась в голове только одного человека. Тем не менее документы из недавно открытых архивов, и в первую очередь архивов Карельской Автономной Советской     Социалистической Республики (АССР), показывают, что Френкель и вправду играл очень важную роль. Даже если он и не разработал систему во всех деталях, она нашел способ превратить лагерь в доходное экономическое предприятие и сделал это в такой момент, в таком места и таким образом, что вполне мог привлечь к своим достижениям Сталина.

  Френкель понимал, что свою карьеру и судьбу в лагере надо строить с ОГПУ. Поэтому он стал часто засиживаться у лагерного руководства. Он доказывал, что ГУЛАГ может не только кормить себя, но и помогать материку. Он выступал против вольной интеллигенции и считал, что каждый заключенный должен стать «винтиком» в системе промышленности.

  Поэтому расхождения по поводу  Френкеля трудно удивляться. Его имя появляется во многих воспоминаниях о лагерях раннего периода, и эти воспоминания показывают, что уже при жизни этот человек был окутан загадками. На официальных фотографиях – подчеркнуто- зловещее лицо, фуражка, аккуратно подстриженные усики и одевался он, как денди.

  Один из восхищавшихся им соратников по ОГПУ расхваливал его великолепную память и способность делать расчеты в уме: «Никогда в жизни, кажется, он не писал бумаг: у него не было даже ручки».

Так же советская пропаганда называла его «блестящим знатоком древесины и вообще лесного дела», расписывала «совершенно невероятную емкость памяти», его опыт в сельском хозяйстве и инженерии, его эрудицию:«Однажды в поезде он ввязался в разговор двух работников треста ТЭЖЭ и заставил их замолчать, так как проявил исключительные познания в парфюмерном деле оказался даже знатоком мирового рынка и обонятельных симпатий малых народностей на Малайских островах».

  Но, однако, кое-кто его ненавидел и боялся. В 1928 году на ряде специальных собраний соловецкой партийной ячейки, коллеги Френкеля обвиняли его в создании своей личной шпионской сети. В одной из первых книг о Соловках французский антикоммунист Рене Дюге писал о Френкеле, что «из-за бесчеловечных нововведений уделом миллионов несчастных стали непосильный труд и жестокие страдания».

  Тем временем Френкель не мог смотреть на плохую организацию дела, бессмысленную трату денег и сил, что сел и написал очень подробные предложения, где точно указал, что именно не выдерживает критики в каждом из лагерных производств, включая заготовку леса, сельское хозяйство и кирпичное дело. Он опустил предложения в лагерный «ящик для жалоб», после чего они привлекли внимание одного из начальников и тот послал их как диковинку Генриху Ягоде, быстро поднимавшемуся по служебной лестнице в советских «органах» и впоследствии возглавившему Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) СССР. Он, конечно же, предполагал, что его идеи передавались в Москву на Лубянку. Потом  Генрих Ягода якобы пожелал немедленно встретиться с автором. Согласно очередной легенде в 1926 году его самолетом срочно доставили в Москву. Его отмыли, одели, накормили и даже запломбировали зубы. Френкеля привезли в кремль и заключенного принял сам Сталин. Как утверждает один из современников, Френкель сам заявлял, что его возили из лагеря в Москву, где он излагал свои идеи Сталину и Кагановичу. Но в кремлевской книге посетителей вождя, его фамилии в 1926 году нет, за то есть в 1936 и 1940 годах.

  История о встрече Френкеля и Сталина пошла, гулять по Соловкам. Даже А.Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» описал сцену этой встречи. По мнению писателя, разговор шел о совершенствовании организации лагерей. Френкель предложил выдавать заключенным пайки по выработке, также он рекомендовал ввести досрочное освобождение, как награду за ударный труд. Так они проговорили 3 часа. Возможно это всего лишь легенда, но это не означает, что такой встречи не было: возможно, документы просто не сохранились или до сих пор засекречены. 

4. Профессионал. 

  За инициативность и ударный труд Нафталия Френкеля освободили досрочно по ходатайству начальника Управления Соловецких лагерей Ф.И.Эйхманса в 1927 году. Но настоятельно ему порекомендовали остаться вольнонаемным на Соловках. И он остался. Он был свободный, но по-прежнему заключен гигантской системой ГУЛАГ. С 5 мая 1927 года  Френкель стал работать в органах ОГПУ и назначен начальником производственного отдела Управления Соловецкого Лагеря Особого Назначения (УСЛОН).

  Эти сообщения косвенно подтверждаются некоторыми обстоятельствами. К примеру, быстрота с какой Френкеля перевели из заключенных в начальники, удивительна даже с учетом царившего в Соловецком лагере хаоса. После этого Френкель создал и затем возглавил «экономическо-коммерческую часть» СЛОН. В новом качестве он постарался добиться для Соловецких лагерей не только самоокупаемости, которой требовали положения о лагерях принудительных работ, но и подлинной прибыльности – вплоть до того, что лагеря стали отбирать работу у других предприятий. Хотя эти предприятия были государственными, в 20-е годы в советской экономике сохранялись элементы конкуренции, и Френкель этим воспользовался. Уже в сентябре 1925 года СЛОН, экономическим руководителем которого стал Френкель, добился права вырубить 130 000 кубометров карельского леса, оттеснив лесозаготовительное предприятие обычного типа. СЛОН также стал акционером Коммунального банка Карелии и вступил в борьбу за право построить дорогу от Кеми до Ухты. С самого начала карельские власти были недовольны этой деятельностью. Они вообще были против создания лагеря на Соловках. Впоследствии их протесты стали звучать громче. На собрании, созванном по поводу расширения СЛОН, местные власти пожаловались, что лагерь, пользуясь дешевой рабочей силой, несправедливо поставлен в более выгодное положение, чем обычные лесозаготовительные предприятия. Позднее стали звучать и более серьезные обвинения. В феврале 1926 года на заседании Совнаркома Карелии некоторые местные руководители подвергли СЛОН резкой критике, утверждая, что лагерная администрация требует слишком много денег за постройку тракта Кемь – Ухта. Один из выступавших гневно назвал СЛОН «коммерсантом», чья главная цель – извлечение прибыли. Кроме того, звучали возражения против решения СЛОН открыть в Кеми свой магазин. Государственное торговое предприятие не могло этого себе позволить, но лагерная администрация имела возможность использовать дешевый – почти дармовой – труд заключенных. Мало того – власти жаловались, что особые связи с ОГПУ позволяют СЛОН не считаться с местными правилами и не отчислять денег в региональный бюджет.

  Споры о прибыльности, эффективности и справедливости в связи с использованием принудительного труда велись еще четыре века. Так или иначе, в середине 20-х годов карельские власти потерпели в этих спорах поражение. В датированных 1925 годом отчетах об экономическом положении Соловецких лагерей Ф.И.Эйхманс хвастался экономическими достижениями СЛОН, заявляя, что кирпичный завод, ранее находившийся в жалком состоянии, теперь процветает, что план по лесозаготовкам перевыполняется, что постройка электростанции окончена, что улов рыбы удвоился. Демонстрация этих отчетов публиковались затем как в соловецкой печати, так и в общедоступных советских изданиях. Там содержались точные подсчеты СЛОН: в одном отчете дневной заключенного оценивается в 29 копеек, расходы на его одежду за год – в 34 рубля 57 копеек. Общая годичная стоимость содержания одного заключенного, включая медицинское обслуживание и транспорт, равнялась 211 рублям 67 копейкам. Хотя 1929 году лагерный бюджет испытывал дефицит в 1,6 миллиона рублей (часть денег прикарманил ОГПУ), об экономических успехах Соловецких лагерей продолжали трубить вовсю. Эти успехи вскоре стали главным доводом в пользу перестройки всей советской системы мест заключения. Если результаты были достигнуты ценой уменьшения рационов и ухудшения условий жизни заключенных – ничего страшного. Если они были достигнуты ценой ухудшения отношений с местными властями – не беда.

  В самих лагерях мало кто затруднялся назвать человека, ответственного за эти «успехи». Все без колебаний связывали коммерциализацию лагеря с именем Френкеля, и многие ненавидели его за это. В 1928 году на бурном собрании партоганизации Соловков – настолько бурном, что часть его протоколов недоступна до сих пор, один из лагерных руководителей пожаловался, что экономическо-коммерческая часть СЛОН приобрела слишком большое влияние. Он атаковал и лично Френкеля, ставшего, по его мнению, слишком незаменимым. Другие интересовались , почему Френкель, бывший заключенный, обслуживается ларьками СЛОН в первоочередном порядке и по низким ценам. Кое-кто заявлял, что Соловецкие лагеря в погоне за коммерческой выгодой пренебрегают другими задачами: работа по перевоспитанию заброшена, заключенных нещадно эксплуатируют. Случаи членовредительства ради освобождения от работы не расследуются.

  Однако точно так же как Соловецкие лагеря одержали вверх в споре с карельскими властями, Френкель, возможно благодаря своим московским связям, выиграл внутрилагерный спор о том, какими должны стать Соловки, как заключенные будут там работать и как с ними будут обращаться.

  Как уже было сказано, вряд ли именно Френкель изобрел пресловутую систему «хлеб по выработке», когда заключенных кормили в зависимости от результатов их работы. Однако он ответствен за развитие и процветание этой системы, за перерастание «оплаты» труда пайком, имевшей место от случая к случаю, в очень четкий, отрегулированный метод распределения пищи и организации лагерной жизни.

  Система Френкеля была совершенно неприкрытой. Он разделил заключенных СЛОН на три категории в зависимости от физических данных: способные к тяжелой работе, способные к легкой работе и инвалиды. Каждая категория получала свои задания и должна была выполнять свои нормы. Кормили соответственно, причем разница рационов была очень велика. В одной таблице, составленной между 1928 и 1932 годом, заключенному первой категории отводится в день 800 грамм хлеба и 80 грамм мяса, заключенному второй категории – 500 грамм хлеба и 40 грамм мяса, а заключенному третьей категории – 400 грамм хлеба и 40 грамм мяса. Таким образом, низшая категория потребляла вдвое меньше пищи, чем высшая.

  На практике эта система очень быстро разделяла лагерников на тех, кто выживает, и тех, кто нет. Более крепкие, которых неплохо кормили, становились еще крепче. Более слабых недостаточное питание делало еще слабее, и в конце концов они заболевали или умирали. Ускоряло этот процесс то, что трудовые нормы часто были очень высокими, невыполнимыми для многих заключенных, особенно для бывших горожан, не привыкших добывать торф и валить лес. В 1928 году центральные власти наказали группу лагерных охранников за то, что они заставили 128 заключенных зимой работать в лесу целую ночь, чтобы дать норму. Месяц спустя 75 % этих заключенных все еще страдали от жестоких обморожений.

  При Френкеле изменился и характер работ в СЛОН: его не интересовали такие экзотические безделицы, как пушное хозяйство и выращивание арктических растений. Вместо этого он посылал заключенных строить дороги и валить лес, благо в бесплатной неквалифицированной рабочей силе недостатка не было. Перемены в характере работы быстро повлекли за собой перемены в характере самого лагеря, точнее – лагерей, потому что опыт СЛОН начал распространяться далеко за пределы Соловецкого архипелага. В частности, Френкеля не интересовало, содержатся ли заключенные в тюремной обстановке, в тюремных помещениях, за колючей проволокой. Он посылал бригады лагерников работать по всей Карелии и Архангельской области за сотни километров от Соловков – туда, где они были наиболее нужны.

  Как менеджер, спасающий убыточную компанию, Френкель «рационализировал» и другие стороны лагерной жизни, постепенно ликвидируя все, что не служило производству. Вся видимость перевоспитания быстро исчезла. Критики Френкеля жаловались, что он закрыл лагерные газеты и журналы, прекратил заседания Соловецкого общества краеведенья. Правда, Соловецкий музей и театр продолжали существовать, но только, ради приезжих важных персон.

  В результате нововведений Френкеля у заключенных не хватало ни сил, ни времени на разборки между собой, поэтому беспорядочные вспышки зверства стало меньше. В 1930 году на Соловки приехала комиссия ОГПУ, с задачей которой было расследовать сообщения о дурном обращении с заключенными. Отчеты комиссии содержат сведенья об избиениях и издевательстве над людьми. Вступая в удивительное противоречие с прежней «политикой», комиссия приговорила к расстрелу девятнадцать человек из лагерной администрации. Их поведение не годилось для лагеря, превышение всего ценившего теперь трудоспособность.

  И, наконец, при Френкеле навсегда изменилось понятие о «политическом заключенном». Искусственная черта, разделявшая уголовников и «контрреволюционеров», была стерта: и тех и других вместе послали на материк на лесозаготовки. В СЛОН не стало привилегированных заключенных: всех рассматривали как рабочую силу.

  Правда, социалистами, содержавшимися в Савватиевском скиту и СЛОН. То в Савватиево обстояло все сложней. Они не вписывались ни в какие представления об экономической эффективности, поскольку в принципе отказывались выполнять какую бы то ни было принудительную работу. Отказывались даже заготавливать для себя дрова. «Нас выслали административным порядком, - заявил один из них, - и пусть теперь администрация обеспечит ас всем необходимым». Неудивительно, что их бесчисленные претензии вызывали раздражение лагерной администрации, в частности начальника лагеря Ногтева, хотя весной 1923 года именно он ввел переговоры «политическими» в Пертоминске и лично пообещал им более свободный режим на Соловках, если они е будут сопротивляться переводу туда. На новом месте «политические» спорили с начальством о свободе передвижения, о праве на медицинское обслуживание и а переписку с внешним миром. И вот 19 декабря 1923 года в разгар споров о режиме конвоиры открыли огонь по заключенным у Савватиевского скита и убили шесть человек. Этот инцидент вызвал шум за границей. Политический Красный Крест передал сведенья о расстреле за рубеж. Сообщения о нем появились в западной прессе. Между Соловками и московским руководством снова депеши. Поначалу лагерное начальство оправдывало расстрел, заявляя, что заключенные нарушили комендантский час и что конвоиры перед тем, как открыть огонь, сделали три предупреждения. Позднее, в апреле 1924 года, все еще е до конца признавая, сто стрельба велась без предупреждения, лагерная администрация провела более подробное расследование случившегося. Политические заключенные, говорилось в ее рапорте, принадлежали к другому классу, нежели конвоиры. Заключенные, в отличие от солдат, могли проводить время за чтением книг и газет, получали белый хлеб, масло и молоко. Это была «ненормальная ситуация». Нарастало естественное ожесточение работающих против неработающих, и когда заключенные стали демонстративно нарушать комендантский час, неизберно проливалась кровь. В Москве лагерное начальство в защиту своей позиции зачитало отрывки из писем заключенных родным, где лагерники писали, что они хорошо себя чувствуют, хорошо питаются и им не нужно присылать ни еды, ни одежды. В других письмах речь шла о великолепных видах Соловков. Когда некоторые из писем появились в советской печати, заключенные заявили, что послали родственникам эти идиллические описания соловецкой жизни только для того, чтобы успокоить их. Московские власти вознегодовали и приняли меры. Соловецкий лагерь и пересыльный пункт в Кеми посетила комиссия, в которую входил заведующий спецотделом ОГПУ Глеб Бокий. Затем в сентябре – октябре 1924 года газета «Известия» опубликовала серию статей о Соловках. «Глубоко ошибаются те, кто думает, что Соловки представляют унылую, мрачную тюрьму, где люди сидят и изнывают в тесном заключении, - писал член комиссии Н. Некрасов. – Весь лагерь представляет огромный хозяйственный организм с 3000 рабочих, работающих в самых разнообразных отраслях производства». Воздав хвалу промышленности и сельскому хозяйству Соловков, Красиков перешел к описанию жизни социалистов в Савватиево: «Образ жизни, какой они ведут, можно характеризовать как анарх-интеллигентский, со всеми его отрицательными сторонами. Вечная бездеятельная толчея, митингование, мелкие семейные дрязги, фракционные разногласия, а главное, резко вызывающие агрессивное отношение к власти вообще и к местно администрации и к красноармейской охране в частности – все это ставит эту группу в 300 с лишним человек в состояние откровенной вражды к каждому мероприятию, к каждой попытке местной власти наладить правильно регулируемую жизнь и работу.