Марина Мнишек

«Марина Мнишек хотела посадить на русский престол сына, «царевича Ивана», для чего и обвенчалась с казацким атаманом, тушинским боярином Иваном Заруцким.»¹⁷ В народе малолетнего сына Марины называли Воренком.

После изгнания поляков из Москвы и избрания на престол в феврале 1613 года Михаила  Романова власти преследовали бежавших в Астрахань Заруцкого и Марину. В конце концов их схватили и привезли в столицу. У Марины обманом отобрали сына, уверив, что царь не будет мстить ребенку. Ивашку повесили на Лобном месте, а Заруцкий принял страшную смерть на колу.

«Есть пугающая закономерность в том, что восхождение на престол династии Романовых сопровождалось чередой кровавых преступлений.  Марина Мнишек (в народе ее называли колдуньей), потеряв сына, прокляла весь род Романовых, предсказав, что ни один из них не умрет своей смертью». ¹⁸

Сама она окончила свои дни в коломенской темнице. Почему именно в коломенской? В пути Марина занемогла, с каждым днем чувствуя себя все хуже и хуже. И ее оставили в Коломне, заточив в восьмиярусную башню Кремля под особо строгим приглядом. Охрану предупредили: нельзя смотреть красавице в лицо и заговаривать с ней, а не то влюбишься и пропадешь.

«По народным преданиям, из заточения Марина все же выходила, когда вздумается, обернувшись птицей. Выследив однажды момент, когда душа Марины вышла из тела, стрельцы-охранники окропили его святой водой. Вернулась Марина в башню, почуяв неладное, да воронья ее душа в тело уже войти не смогла.

До сих пор  смотрители коломенского Кремля уверены, что дух Марины не покинул эти  стены. Ощущение того, что кто-то пристально смотрит тебе в затылок и сопровождает в прогулке по башням, здесь испытывает на себе почти каждый. Впрочем, сотрудники музея привыкли к этому. Многие туристы, бывающие здесь, верят, что дух Марины помогает в несчастной любви, стоит только тихо попросить о помощи, прикоснувшись рукой к стене ее башни». ¹⁹ 

«Как характер Марины проявился в трагические моменты ее жизни? На этот вопрос попытался ответить биограф русской «царицы на час» — польский историк Александр Гиршберг (1847—1907).

До сих пор  сохранились два портрета Марины. Один из них находится в Петербургском Эрмитаже, а другой недавно перевезен из Вишневца в Исторический музей в Москву. Оба портрета изображают ее в роскошном костюме, увешанную золотыми цепями, с диадемой на голове и в больших испанских брыжах по тогдашней моде. 

На обоих портретах, хотя они отличаются друг от друга в деталях костюма Марины, черты ее лица изображены одинаково: высокий и слегка выпуклый  лоб, длинный нос, маленькие сжатые губы, слегка выступающий подбородок, овал лица несимметричный — внизу гораздо шире, нежели сверху, волосы черные, вовсе не отличающиеся густотой. Она была такого маленького роста, что, по словам Буссова, во время вторжения заговорщиков в ее кремлевские покои будто бы спряталась под юбкой своей гофмейстерины Казановской. Должно быть, главной прелестью Марины были ее большие умные глаза, и они-то, вероятно, придавали больше всего прелести ее лицу, так как вообще черты его, изобличающие гордость, упрямство и мстительность, должны были производить скорее неприятное, чем приятное впечатление. 

Родители Марины, удивленные желанием Дмитрия, не отвергли его предложения, а только отложили на некоторое время осуществление его. Марина также ответила ему согласием. Какие же соображения руководили ею в решении столь важного дела? 

Некоторые русские  историки усматривают на ее лице признак хитрости и утверждают, что черты ее лица обнаруживают скорее холодный расчет, нежели склонность к искренним и страстным чувствам. Итак, быть может, в этом случае ее честолюбивые мечты и желания сыграли действительно главную роль. В пользу этого предположения говорит и то обстоятельство, что наружность Димитрия была далеко не привлекательна. 

По словам хорошо знавших его писателей, роста  он был ниже среднего, широкоплечий и вообще хорошего сложения. Лицо у  него было круглое, смуглое, черты лица довольно неправильные и очень вульгарные, волосы рыжеватые. Безобразили его также две бородавки — одна большая под носом, другая поменьше у правого глаза, а также совершенное отсутствие растительности на лице.  

Таким изображают его писатели Масса, Маржерэ и Немоевский. Папский нунций, Клавдий Рангони, присовокупляет однако, что его белые, красивые руки свидетельствовали о благородном происхождении и что вообще в нем было что-то необыкновенное. И если можно полагаться на портрет Димитрия, недавно перевезенный из Вишневца в Исторический музей в Москву, то его умные, вдумчивые глаза действительно придавали лицу какое-то особенное выражение. 

Обаятельны были, вероятно, и многочисленные, необыкновенные качества Самозванца. Он отличался  проницательным, быстрым умом и высоким, благородным честолюбием. В личных сношениях он был приветлив и очень впечатлителен, а своим красноречием и манерами превосходно умел возбуждать симпатию. Он был одарен также неустрашимым мужеством: на охотах, любимом тогдашнем времяпровождении, он поражал всех как наездник и необыкновенно ловкий силач. Правда, он не получил почти никакого образования, но ни теперь, ни тем более в то время не было нужды в учености для покорения женских сердец. Не достаточно ли было всех этих качеств, в особенности же обаяния царского происхождения, столь мощно влиявшего на тогдашние умы, чтобы заручиться искренней симпатией дочери воеводы? 

Хотелось бы мне дать категоричный ответ на этот вопрос… но должен заявить откровенно, что, придерживаясь строго источников, в настоящее время известных нам, невозможно решить, повиновалась ли Марина голосу сердца, обещая свою руку Димитрию, или же ею главным образом руководило только честолюбие и надежда на блестящее будущее. 

Впрочем, наши решения  являются зачастую следствием стольких разнородных причин, что в данном случае, очевидно, действовало и то, и другое: и спокойный, холодный расчет, и чувство искренней, хотя быть может не совсем глубокой симпатии.

Воспитанная с  детства в сознании своего знатного происхождения, она еще в очень юных летах отличалась необыкновенным высокомерием. Очень характерную в этом отношении подробность приводит Немоевский. 

Во время ее свадьбы в Москве, когда однажды  польская челядь старалась заглянуть  в комнату, где происходил пир, возмущенная  этим царица воскликнула: 

— Скажите им: если сюда войдет кто-нибудь из них, то я велю не один, а три раза бить его кнутом! 

Столь же безумное высокомерие и преувеличенное представление  о собственном безмерном превосходстве  сквозят также в ее позднейшей корреспонденции. В своих письмах она говорит, что предпочитает смерть тому сознанию, «что мир будет дольше глумиться над ее горем»; что «будучи повелительницей народов, московской царицей, она не думает и не может быть снова подданной и возвратиться в сословие польской шляхтянки». Она сравнивала себя даже с солнцем, которое не перестает светить, хотя «его иногда закрывают черные тучи».

Марина отличалась также необыкновенной храбростью, красноречием и энергией. Удивительно доказала она это главным образом в Тушине и в Дмитрове.

Когда в начале 1610 г. поляки, служившие Самозванцу, намеревались перейти на сторону  Сигизмунда,  «царица» обходила их стоянки; своим красноречием она многих из них убедила оставить короля и  укрепила их в преданности своему супругу.

Также и в Дмитрове она «в гусарском платье вошла в воинский совет, где своей жалобной речью» произвела большое впечатление и даже «взбунтовала многих из воинства». Марина отличалась необыкновенной храбростью. Во время бегства в Калугу она отправилась в путь лишь в сопровождении десятка-двух донцев, а в Дмитрове еще более — как выражается Мархоцкий — «обнаружила свое мужество». Когда наши, встревожившись, слабо принимались за защиту, она выбежала из своей квартиры к валам и воскликнула: 

— Что вы делаете, злые люди? Я женщина, а храбрости не утратила! 

Для женщины  это были признаки необыкновенной храбрости  и энергии. Благодаря этим качествам, она, наверно, сумела бы устоять против уговоров отца, если б захотела, когда  тот, подкупленный вторым Самозванцем, заставлял ее признать последнего своим мужем. Но в психическом процессе, происходившем в ее душе, несомненно, и тогда одержали верх честолюбие и безумное высокомерие. 

Итак, жажда власти и царствования была наиболее выдающейся, преобладающей чертой ее характера. Поэтому-то она и сделалась по очереди супругой двух обманщиков, а в заключение — даже любовницей или, может быть, супругой казачьего атамана. С падением Заруцкого и высокомерную дочь воеводы постигла страшная кара.

Итак, Марина была не «игрушкой судьбы», как она жаловалась в своем ослеплении, а прежде всего жертвой собственного честолюбия.»²⁰