Годы учебы и морской службы Харитона Лаптева

     С установлением прочного льда в конце  сентября приехали с Анаборского  зимовья через реку Попигай новокрещенные  якуты, промысловики-охотники.

     Морозы  крепчали. Опасаясь цинги, Харитон приказал подлекарю Бекману настаивать воду на горохе и на крупах и ежедневно  утром выдавать каждому служителю  по кружке настоя. Работа на свежем воздухе  спасло от цинги, в журнале была отмечена лишь одна смерть.

     Но, в общем зимовка прошла успешно. Чтобы скоротать время, любознательный Лаптев стал вести свой особливый  журнал, куда записывал «для известия потомкам» всякие любопытные сведения:

     «По сей тундре, а паче близь моря лежащие находятся мамонтовые роги, большие и малые, також и другие от корпуса кости... А на иных реках  здешней тундры из берегов вымывает и целые звери мамонты, с обеими рогами; на них кожа толщиною в 5 дюймов, а шерсть и тело истлелые; а прочие кости, кроме помянутых рогов, весьма дряблые... Сей зверь мамонт есть, мнится быть, и ныне в море Северном, на глубоких местах...»

     Мамонта Харитон Прокофьевич считает  морским зверем, еще и сейчас обитающим  где-то на глубинах. Как молода наука!

     Интересовали  Лаптева и местные жители. Отметил, что понравились они ему «мужеством и человечеством и смыслом». Все  изучал и записывал, и то, что видел  собственными глазами,— весьма точно:

     «Шаманство  их состоит разными манерами: иные ножами режутся и кричат, иные скачут и в бубен бьют и поют, иные замышляются и тихо говорят, потом  придет в такое безумие, что в  беспамятстве якобы видит дьявола  и говорит с ним, чего от него требует. Оное шаманство от них происходит не инако, как нарядяся в особливое  к тому платье страшное, на котором  множество звонцов медных и разных штучек железных на тоненьких плетенках...»

     Всю весну регулярно велась перевозка  продовольствия с устья Оленика.

     По  последнему санному пути 28 мая Лаптев отправляет на устье реки Таймыры  якута  Фомина и Кылтасова, приказывает  им жить там и ловить другой корм.

     8 июля дубель- шлюпку подвели к  зимовью, поставили на два якроя  и приступили к погрузке продуктов.12 июля отправились в путь.

     В пути встречались не удобства, погода вела себя по разному. Случилось так, что судно пришла к гибели. Челюскин, покинувший судно последним, записал в журнале: «Видя уже неизбежную гибель его, командир... решил спасать команду, и все сошли на стоячий лед».

     В ту ночь никто, конечно, не спал. Устало, тяжело дремали, сбившись в кучу, чтобы  хоть немного согреться. Тревожно прислушивались, как трещит вокруг лед. Каждую минуту ждали: вдруг разойдутся льдины —  и утонут они в ледяной воде...

     Как писали в те времена: «Легче будет  себе представить печаль и уныние сих несчастных людей, нежели оное изобразить словами». Но бог миловал, обошлось. И за ночь мороз закрыл многие разводья тонким ледком. Утром пятнадцатого августа пошли цепочкой в ту сторону, где должен был находиться берег. Нагрузили нарты провиантом — он был дороже всего. Толкали, помогая собакам. Остальное, что смогли, тащили на себе.

     Челюскин  с Чекиным шли впереди, то и  дело сверяясь с компасом, выбирали кратчайший путь среди коварно прикрытых  непрочным ледком разводьев.

     А ветер опять дул встречь, в  лицо, с берега и отгонял льды в море. Снова началась гонка со смертью...

     Шли весь день без останову, но все равно  ночные сумерки застали их еще  далеко от берега. Хорошо стал он вроде  уже виден. Опять пришлось ночевать прямо на льду, не поевши горячего. Это  в их-то одежонке и обуви! Одеревенели  все так, что ни рук, ни ног не разогнешь.

     И опять всю ночь прислушивались, как  трещит, громоздится вокруг торосами, как колышется, вздрагивает под  ними непрочная льдина. Похоже, уносит ее куда-то все дальше от суши...

     Утром первым делом кинулись смотреть, раздирая смерзшиеся ресницы,— виден ли берег? Виден, не пропал! Хотя вроде и вправду  отнесло от него немного...

     Снова двинулись в путь. Шли, несмотря на неимоверную усталость и тяжкую ношу, все ускоряя шаг. Тяжело дыша, чуть не бежали.

     А к вящему несчастию ветер вовсе  погнал лед в море. Дорогу им преградила широкая полынья. Вот когда нужен  был ялбот! Но они уже давно  плавали без него...

     Стали переправляться через полынью на льдинах, словно на плотах, отпихиваясь  шестами. Соскользни с качающейся под  ногами льдины — и все, обратно  уже не взберешься. Да еще и товарищей  утопишь, если будешь цепляться за льдину. А вода ледяная, в ней и минуты не проживешь.

     Но  уцелели, все уцелели! Голодные, промокшие, чуть живые выбрались, выползли, наконец  на прочный, надежный берег. Долго лежали без сил, отдыхали. Потом насобирали плавника, разожгли костер. Немножко обогрелись, пожевали сухарей. И, разбившись на две  партии, взялись за работу. Одни под командой Лаптева спешили построить дотемна две полуземлянки-юрты из плавника. Других, кто посмелее, Челюскин повел обратно по льдинам на корабль спасать уцелевшие продукты.

     Перетаскивали их на берег целых две недели —  понемножку, сколь могли. Путь среди  разводий с каждый днем удлинялся: корабль  оттаскивало все дальше. И все  же «Якутск» не тонул, поддерживаемый льдами. Стали уже разбирать его  на дрова: мало на берегу нашлось плавника. Дров хватало только для костра, а юрты и обогреть нечем. Люди промерзли  до костей, еле двигались.

     31 августа пришел в движение  и припайный лед. Между тем  близилась арктическая зима.20 сентября  они смогли достигнуть место  для того, чтобы оставить больных. Так с 27 сентября по 15 октября они все разветвились в поисках места для зимовки. Лаптев дошел до хатаганской базы, отдохнув, отправил экипаж за остальными. Последняя партия на базу прибыла 4 ноября. Были жертвы.8 ноября Лаптев схоронил трех своих товарищей.

     25 ноября  Х. Лаптев отослал в  Петербург рапорт о гибели  судна и решение консилиума  о сухопутных съемках весной. 

     23 ноября привезли еду. Снова начали готовиться к следующему году.

     Харитон Лаптев 24 апреля с солдатом и якутом Фоминым добрался до истока реки Нижний Таймыры,  по ней поехали к морю.6 мая, вернувшись в зимовье, Лаптев переправил свои чертежи на счет устья реки Таймыры. После он снова отправился в путь. Уже на встречу к Челюскину.

     1 июня 1741 года, у мыса Лемана произошло  знаменитое событие – встреча  двух выдающихся путешественников, отправившихся навстречу друг  другу вдоль незнакомого северного берега из устьев рек Пясины и Таймыры, отстоящих   на тысячу с лишним километров друг от друга.

       В совместном походе на юго  – запад вдоль побережья, называемого  теперь берегом Харитона Лаптева,  исследователи положили на карту  много неизвестных мысов, бухт, прибрежных островов.

     Вечером 9 июня путешественники прибыли к  устью Пясины, где на небольшом  острове находилось большое «коренное» зимовье Федота Тобольского. Наконец  все могли отдохнуть после  двухмесячного санного похода по глухим местам.

     Надо  было решать, что делать дальше и  поэтому 12 июня 1741 года был отправлен  Челюскин с командою на описание берег  между Пясиной и енисеем.

     3 августа 1741 года в Гольчихинских  магазинах Челюскин встретился  с Лаптевым. Когда реки Пясина  очистилась ото льда, Лаптев на  лодках поплыл по ней вверх,  затем по ее притоку, речке  Пуре, приблизился к Енисею, а  в Гольчиху добрался по тундре  на оленях.

     29 августа Лаптев и большая часть  его отряда собралось в городе  Мангазейске (Туруханске).

     Так, за весну и начало лета 1741 года им удалось до наступления распутицы  объездить почти весь полуостров Таймыр; нанести на карту не только побережье, но и реки, озера, горные хребты, обнаруженные в тундре.

     И только одна часть побережья —  самая главная! — продолжала зиять  на карте пустотой: на севере полуострова, от места, достигнутого еще с Прончищевым, и до точки, куда сумели они пройти по суше к востоку от устья реки Таймыры. Неведомо оставалось, как же далеко в Ледовитый океан вдается  полуостров и где же, на какой  широте находится его Мыс Самый  Северный?

     Челюскин  попросил дозволения самому выяснить это и отправился в путь из Туруханска в самый разгар полярной ночи, пятого декабря 1741 года. Его сопровождали четверо  солдат.

     Никто еще на свете не знает, что открыта  самая северная точка всего Азиатского материка. И еще многие десятилетия  сюда никто больше не сможет добраться  — ни морем, ни берегом. Станут считать, будто сей мыс на корабле обойти вообще невозможно по причине вечных льдов. Не обратят внимания на запись пунктуального Челюскина в журнале  о том, что видел он широкую полынью. Значит, бывают и тут подходящие разводья, по которым можно проплыть! Но это важное наблюдение географы и моряки оценят лишь со временем.

     Долгое  время самый северный мыс оставался  безымянным. На правах путешественника, побывавшего в этих краях впервые  после героев Северной экспедиции, академик А. Ф. Миддендорф хотел назвать  его мысом Прончищев-Челюскин, так  и пометив на карте, которая стала  известна многим географам. Это было бы справедливо. Но за десять лет, которые  он потратил на подготовку своих дневников  к печати, утвердилось привычное  нам название— мыс Челюскин, и  Миддендорф не стал его оспаривать: «Как бы то ни было, но если северо-восточный  мыс получит имя Челюскина, то он сохранит это имя с честью. Челюскин не только единственное лицо, которому сто лет назад удалось  достигнуть этого мыса и обогнуть его, но ему удался этот подвиг, не удавшийся  другим, именно потому, что его личность была выше других. Челюскин, бесспорно, венец наших моряков, действовавших  в том крае».

     Оказалось даже, что «Якутск» тогда пробился гораздо севернее, чем предполагали Челюскин и Прончищев. Уточнение  измеренных ими широт показало, что  несовершенные приборы «обманывали» более чем на полградуса. Это подтвердил и анализ глубин — не зря их так  тщательно замерял Челюскин, «обрасопя  паруса» и кладя дубель-шлюпку в дрейф, хоть и дорога была им каждая минута. Тщательно изучив записи в  шканечном журнале «Якутска», гидрограф  В. А. Троицкий в 1971 году пришел к выводу, что, судя по глубинам, корабль практически  заплыл дальше Мыса Самого Северного, побывал даже в проливе Вилькицкого, как его теперь называют...

     Долгие  годы об этом еще никто не знает. Лишь со временем станет ясно, какую  точную карту составил Челюскин. «Его карта — лучшее доказательство того, что им сделано. Мыс Челюскин нанесен  на ней совершенно правильно»,—  писал Амундсен.

     К району съемочных работ Лаптев выехал из Туруханска 8 февраля 1742 года с  четырьмя матросами.4 мая Харитон прибыл в  Таймыр. Отдав распоряжения о предоставлении команде  Челюскина оленей или  лодок, Лаптев отправился в обратный путь. 16 июля 1742 года Лаптев прибыл в  Туруханск, где стал ждать группы Челюскина.

     «20 июля пришел я в город Мангазейск в команду лейтенанта Харитона Лаптева, 7 августа вышли из Мангазеи на дощанике. 6 сентября 1742 года прибыли в город  Енисейск»

     Этой  фразой заканчивается журнал отряда Х. Лаптева, выполнившего первую в истории  картографическую съемку побережья  между великими сибирскими  реками Леной и Енисеем. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     3.После севера. 

     К осени 1742 года в городе Енисейске  собрался весь отряд Х. Лаптева. Закончился почти 10-летний период плаваний во льдах, долгих полярных зимовок, санных походов по безлюдным местам. Самоотверженным трудом матросов, солдат и офицеров отряда были добыты бесценные материалы для первой достоверной карты дотоле неизвестного арктического побережья между Енисеем и Леной.

     По  первому санному пути с рапортом Адмиралтейств-коллегии о завершении работ отряда в Петербург выехал штурман С. Челюскин. В рапорте Х. Лаптев докладывал: «Описание берега морского по регуле навигацкой по здешнему состоянию на собаках окончил… А с прибытием моего в Енисейск город сочиняю карты морские описанию Северного моря берега морского на судне и сухим путем… А с оным Челюскиным посланы книги денежные за 735 и позже годы за шнуром и печатью».

     Далее Х. Лаптев писал, что занят возложенным на него Адмиралтейств-коллегией поручением проинспектировать работу отряда штурмана Ф. Минина, также собравшегося в Енисейске.

     В конце февраля 1743 года Х. Лаптев проводил в далекий путь к Тихому океану 27 своих сослуживцев. Под командой геодезиста Н. Чекина и боцманмата В. Медведева они уезжали в Охотск. Среди них были и матросы К. Сутормин, М. Щелканов, подлекарь К. Бекман, а также солдаты Тобольского гарнизона Антон Фофанов и Андрей Прахов, которые вместе с С. Челюскиным участвовали в выдающемся санном походе к северной оконечности Азии.