Этико-социальное направление

400

нято относить к так называемому легальному марксизму), и достаточно быстрый и естественный отход от марксизма, наконец, оба активно занимались общественной и педагогической деятельностью. Отход Булгакова от марксизма начался, по существу, с его первой крупной работы «Капитализм и земледелие», которая была задумана как подтверждение марксистского тезиса о концентрации производства применительно к сельскому хозяйству. Но она привела автора к противоположному выводу и, более того, побудила поставить под сомнение не только некоторые прогнозы марксизма относительно тенденции социального развития, но и принципы познания, лежащие в основе этих прогнозов. «Ошибка Маркса (имеется в виду тезис о концентрации производства. — Ред.) да послужит нам предостережением. Она объясняется не тем, что ему не хватало ума —ум он имел гениальный, - и не тем, что ему не хватало знаний — он принадлежит к самым ученым экономистам не только своего, но и всех времен, -она объясняется общими социально-философскими воззрениями Маркса, его переоценкой действительных способностей и значения социальной науки, границ социального познания. Он считал возможным мерить и предопределять будущее по прошлому и настоящему, между тем каждая эпоха приносит новые факты и новые силы исторического развития — творчество истории не оскудевает. Поэтому всякий прогноз относительно будущего, основанный на данных настоящего, неизбежно является ошибочным. Строгий ученый берет здесь на себя роль пророка или прорицателя, оставляя твердую почву фактов.

Поэтому что  касается предсказаний на будущее, то честное ignoranus мы предпочитаем социальному знахарству или шарлатанству. Завеса будущего непроницаема. Наше нынешнее солнце освещает лишь настоящее, бросая косвенный отблеск на прошлое. Этого достаточно для нас, для нашей жизни, для злоб нашего дня и его интересов. Но мы тщетно вперяем свои взоры в горизонт, за который опускается наше заходящее солнце, зажигая там новую зарю грядущему, неведомому дню»33.

Этот выход  из собственно экономической области  исследования в область философии  и гносеологии был началом  процесса, который можно назвать  поиском основ новой философии  экономического знания и который  побудил Булгакова обратиться, как  и Туган-Барановского, к этике. Но в отличие от последнего это была не этика Канта, а этика христианства. В этом уникальность Булгакова, его особое место в истории отечественной политэкономии.

" Булгаков  С.Н, Капитализм и земледелие. Т. 2. СПб., 1900. С. 457-458.

401

В 1915 г. в рецензии на «Философию хозяйства» (1912)34 В. Сперанский писал: «Профессору Сергею Николаевичу  Булгакову принадлежит, несомненно, единственное в своем роде место  среди русских ученых-экономистов. Далеко не замыкаясь в формальные рамки своей присяжной специальности и не греша в то же время поверхностным дилетантизмом, он стремится к созданию цельного религиозно-экономического миросозерцания. Он хочет открыть человечеству не только новую землю материального благоденствия, но и новое небо радостного религиозного социосозерцания»35.

Речь шла о  том, чтобы подчинить политическую экономию этическим принципам христианства, что предполагало не только радикальное  переосмысление существующих экономических  теорий, но и отказ от господствующей экономической философии в целом  как системы представлений, стержнем которой является подчиненность  всех отношений росту материального  богатства. Поэтому он, например, в  отличие от М.И. Туган-Барановского не ставил перед собой задачу примирения экономической теории марксизма (трудовой теории стоимости) и маржинализма (теории предельной полезности), а требовал отказа от них как имеющих общую философскую базу -материализм и позитивизм, которая проявлялась в рассмотрении хозяйственной деятельности человека и труда исключительно сквозь призму создаваемых им материальных благ. Именно это обстоятельство оказалось для Булгакова решающим, несмотря на методологические различия между австрийской школой и маржинализмом в целом, базировавшимся на принципе методологического индивидуализма, и марксисткой политэкономией с ее методологическим холизмом и классовым подходом.

Булгаков стремился  разработать принципиально новые  философские основания политэкономии, предложить, используя термин И. Шумпетера, новое видение, которое отвечало бы христианскому представлению о хозяйстве и хозяйственной деятельности, труде и богатстве. При этом он весьма специфическим образом затронул целый ряд сложных вопросов, которые имеют отношение к современным исканиям в области методологии и философии экономической науки, но предложил неожиданную перспективу рассмотрения как этих проблем, так и проблем современного экономического развития.

Суммируя и  огрубляя многоцветную палитру рассуждений  Булгакова, можно следующим образом  сформулировать его позицию по обозначенным вопросам.

34 Булгаков С.Н.  Философия хозяйства. М., 1990.

35 Сперанский B.C. Новая философия государственного  хозяйства. Религиозно-экономическое  учение проф. С.Н. Булгакова. Пп, 1915. С. 3.

402

1.Богатство есть  условие свободы человека, материальный  фундамент проявления его творческих  устремлений и одновременно условие  материального существования данного  общества.

2. Труд является  одновременно и актом необходимости,  и актом творчества.

3. Трансцедентальным субъектом хозяйственной деятельности является человечество.

Эти весьма абстрактные  и далекие как от экономических  реалий, так и от привычного способа  их анализа тезисы дают новый и  необычный ракурс рассмотрения хозяйства  и хозяйственных явлений, порой  выражающийся в необычной трактовке  известных проблем и постановке новых.

Первый из приведенных  тезисов предполагает несколько  моментов: отсутствие противоположности  между материальной и духовной сторонами  бытия, положительную оценку роста  богатства как способа устранения бедности и освобождения человека от внешней природной несвободы, расширение понятия богатства за счет включения  в него требования справедливого  распределения.

Идея единства материального и духовного мира, как известно, была сформулирована еще в ходе Реформации и сыграла  важную роль в современном хозяйстве, поскольку дала моральное оправдание устремленности человека к лучшему  материальному положению. Здесь  Булгаков по существу солидаризируется с М. Вебером в оценке значения религии, прежде всего протестантизма, для развития капитализма. Однако оправдание роста богатства он дает в широком  этической контексте, обусловливая его рядом ограничений.

Преодоление разрыва  между материальной и духовной сферами  связано для Булгакова с признанием свободы человека христианской ценностью. При этом он утверждал, что осуществление  свободы для отдельного человека невозможно в условии бедности, навязанной обстоятельствами жизни, которые не зависят от человека. В этом случае бедность рассматривается как противостоящая свободе. При таком понимании  богатство становится необходимым  условием осуществления свободного выбора.

«Рост богатства, - писал Булгаков в «Кратком очерке политэкономии», - увеличивающий силы человека и пробивающий стены  отчуждения между человеком и  природой, есть только отрицательное  условие для духовной жизни человека, он создает для него более широкие  возможности духовной жизни, открывает  перед ним новые широкие перспективы, но не решает за него, не предопределяет того

403

употребления, которое  сделает из них единичный человек  и совокупное человечество»36.

Таким образом, негативно понимаемой свободе придается  позитивный смысл — как потенциальной  возможности утверждения и развития человеческого духа. Она рассматривается  «как положительная мощь, как растущее обладание богатством и вследствие этого рост потенциальной возможности проявления и самоутверждения человеческого духа...»37.

Богатство, трактуемое как условие осуществления свободы  и предпосылка реализации духовного  потенциала человека, предполагает более  широкий ракурс рассмотрения, нежели сведение его к простой сумме  материальных благ, которыми владеет  человек. В связи с этим Булгаков ставит вопрос о человеке в рамках хозяйственной системы и его  взаимодействии с другими людьми. Он указывает по крайней мере на два обстоятельства.

Прежде всего Булгаков говорит о богатстве не только и не столько в индивидуалистическом, сколько в народнохозяйственном смысле, как о некотором общем условии существования общества.

Понимаемый как  освобождение от власти природы, рост народного богатства представляется прогрессом всего общества, а христианское требование свободы от богатства  в личной жизни становится способом направить индивидуальные усилия на развитие материальной культуры общества в целом. Таким образом, Булгаков устраняет противоречие между личной заинтересованностью в росте  материального благосостояния и  благом общества.

Далее Булгаков касается весьма сложной и по-прежнему актуальной, как в области практических решений, так и в рамках теории, проблемы соотношения между богатством и справедливостью или, говоря современным  языком, противоречия между экономической  эффективностью и справедливостью.

Булгаков преодолевает это противоречие весьма радикальным образом: он определяет рост общественного богатства как такое положение, при котором увеличение массы материальных благ происходит при неувеличении неравенства в их распределении. При таком подходе дилемма, над которой бьется теория благосостояния, вообще исчезает. В некотором смысле подход Булгакова напоминает, вернее, предвосхищает концепцию Ролза (см. гл. 14). Следствием этой концепции применительно к проблеме благосостояния является, как

известно, предложение  оценивать изменение общественного  благосостояния по изменению положения  наименее благополучных групп. Другими  словами, если рост богатства сопровождается возрастанием степени неравенства, то нельзя считать, что благосостояние общества увеличивается. А это и  было требованием Булгакова.

Теперь несколько  слов о втором базисном положении  политэкономии Булгакова - о труде  и его следствии для экономической теории. Булгаков видел в труде одновременно акт творчества и проявление жесткой природной необходимости, при этом индивидуальный акт хозяйственной деятельности он рассматривал как органически связанный с трансцедентальным субъектом хозяйства — человечеством.

Для Булгакова  в труде соединились христианская заповедь трудиться и изначальная  связь материального и духовного. В этом проявляется глубокий гносеологический смысл труда и хозяйственной  деятельности, указывающий на возможность  преодоления противоречия между  идеализмом и материализмом.

Очевидно, что  подобное понимание труда несовместимо с традиционным для экономической  науки сведением труда к фактору  производства, а человека — к  индивиду, решающему задачу оптимального распределения ресурсов. Рассматривая труд как фактор, затраченный в производстве материальных благ, экономическая теория оказывается перед неразрешимой проблемой динамики. Не случайно И. Шумпетер в 1926 г. в поисках внутренней причины развития обращался к творческой деятельности человека, в центр процесса развития поставил предпринимателя-новатора: только человек и его творчество является источником нового38.

Булгаков имел в виду не экономического индивида, «экономического человека», а творческую личность. Признав связь хозяйственной  деятельности и творчества, он указал на важность духовных, нравственных мотивов  в труде, а следовательно, и на необходимость учитывать влияние нравственных мотивов на экономическую жизнь и хозяйственное поведение человека. Сегодня мы находим отзвук этой идеи в работах ряда экономистов и социологов, прежде всего представителей так называемой социальной экономики39.

Другим, хотя и  связанным с предыдущим, аспектом является идея органической целостности  хозяйства, т.е. о том, что не отдельные  ато-мизированные акты хозяйственной жизни формируют хозяйство,

36 Булгаков С.Н.  Краткий очерк политической экономии. М., 1906. С. 7.

37 Булгаков С.Н.  Об экономическом идеале // Новое  слово. 1903. № 5. С. 117.

404

38 Шумпетер И. Теория экономического развития. М.: Прогресс, 1982. 3' См., например: Etzioni A. The Moral Dimention: Toward a New Economics.

N.Y., 1988; WisskopfW. Alienation and Economics. N.Y., 1971.

405

а хозяйство  является предпосылкой, условием отдельных  актов хозяйствования. Здесь мы вспоминаем историческую школу и подходим к  третьему положению Булгакова.