Промышленность в России

Со своей  стороны, правительство брало решительный  курс на усиление государственного регулирования  экономики. В ряде важнейших военных  отраслей доля частного сектора резко  сокращалась или полностью ликвидировалась. Правительство отстояло монопольное  положение оружейных заводов, не допустило появления ни одного частного предприятия в этой области. Производство пулеметов и винтовок было делом  исключительно государственных  предприятий. Три крупнейших оружейных  завода России (Тульский, Сестрорецкий и Ижорский), используя отечественное оборудование, сумели к 1916 г. довести выпуск винтовок до 1 млн шт. в год. Мощным рывком российская промышленность быстро ликвидировала острый кризис с вооружением практически по всем показателям, за исключением производства тяжелых орудий.

Общее состояние  экономики страны в это время  также не вызывало серьезного беспокойства. Объем валовой продукции промышленности даже увеличился по сравнению с довоенным  уровнем. Война привела к существенным структурным сдвигам, усилив воздействие  государства на все отрасли народного  хозяйства. Важным инструментом государственного регулирования экономики стала  работа четырех Особых совещаний (по обороне, продовольствию, транспорту и  топливу), созданных летом 1915 г. Они  брали на себя функции рассмотрения важнейших общеэкономических вопросов, затрагивающих различные стороны  хозяйственной жизни государства. В их состав входили представители  администрации, законодательных органов, армии, деловых и общественных кругов. По своему положению Особые совещания  представляли собой высшие государственные  установления», подчиненные непосредственно  «верховной власти», т.е. не ответственные  перед правительством учреждения. Законодательство военного времени обеспечивало правовой режим государственного регулирования экономики, ограничивая права частного предпринимательства в промышленной, торговой и банковской сферах. Особенно показательны в этом плане законодательные акты, принятые в 1916 г. (Закон от 10 октября «О расширении правительственного надзора над банками коммерческого кредита». Постановления от 29 ноября управляющего министерством земледелия Риттиха о продразверстке).

Жесткая централизация  экономики и финансов позволила  стране осуществить ряд крупных  проектов особой важности, требовавших  существенных капиталовложений. Так, в 1916 г., в самый разгар войны была введена в эксплуатацию железнодорожная  магистраль в 2000 верст, соединившая  порт Романовск (Мурманск) с центром России.Наряду с возрастанием роли государства в хозяйственной жизни страны отчетливо проявилась и другая тенденция — развитие народной самодеятельности и инициативы, выразившиеся в невиданном ранее росте кооперативного движения, по размаху которого Россия вышла на первое место в мире. Почти половина населения страны (включая членов семей) стала участниками различных кооперативных товариществ, обществ, артелей, специализирующихся в сельскохозяйственном производстве, в кредите, в снабжении армии и тыла, в экспорте льна и масла. Такие крупные кооперативные объединения, как Московский союз потребительских обществ, Московский народный банк, Центральное товарищество льноводов, Сибирский союз маслодельческих артелей, опирающиеся в своей работе на многочисленные межрайонные союзы и низовые кооперативы, стали серьезными конкурентами частных банков и фирм. Кооперация нередко привлекалась правительством к выполнению ответственных заданий при хлебозаготовительных операциях, при распределении продовольствия на местах, стала существенным социально-экономическим и культурно-просветительным фактором в жизни народа. Не случайно большое внимание деятельности кооперативов уделяли социалистические партии и либеральная оппозиция. Хороший урожай 1915 г. позволил не только обеспечить продовольствием фронт и тыл, но и сделать запасы на будущее. Тем не менее действующий хозяйственный механизм нередко давал сбои из-за бюрократической системы управления, которая за годы войны значительно усложнилась. В центре, параллельно министерствам, действовали Особые совещания со своей структурой комитетов и комиссий. В губерниях фактически административными функциями были нацелены не только губернаторы, но и председатели земских управ, многие из которых были одновременно и правительственными уполномоченными. Целый ряд представителей военного и транспортного ведомств и общественных организаций нередко вносили дополнительную неразбериху на местах. Вследствие этого государственная власть, в условиях войны нуждавшаяся в особом укреплении, порою затруднялась выполнять свои собственные решения, нередко становилась объектом разрушительной критики со стороны оппозиции, проходила серьезные испытания на прочность.

Необходимо  отметить, что характер воздействия  войны на народное хозяйство страны имел явно тенденциозное освещение  в советской историографии. Тогда  господствовала надуманная концепция  «общего кризиса капитализма», через  призму которой и оценивались события предреволюционной поры в России. В советское время стремились обосновать закономерность и неизбежность произошедшей осенью 1917 г. «социалистической революции», и, одновременно, переложить на «царский режим» ответственность за развал страны, случившийся в 1917–1922 гг. Это достигалось посредством механического перенесения кризисных явлений, порожденных революционной смутой 1917 г. и последующих годов гражданской междоусобицы и военной интервенции на время Первой мировой войны. Подобная подмена осуществлялась под предлогом реальной исторической взаимосвязи между Первой мировой войной и порожденными ею потрясениями сначала в феврале, а затем и в октябре-ноябре 1917 г. К сожалению, и в постсоветской исторической литературе подобные оценки продолжают сохраняться. Правда, теперь вместо понятия «общий кризис капитализма» используют понятие «системный кризис», который, якобы, разразился в России в конце XIX — начале ХХ вв. При этом корни такого системного кризиса отыскиваются некоторыми историками в пореформенной эпохе второй половины XIX в. и увязываются с якобы присущим нашей стране традиционным отставанием от Запада.

Конечно, симптомы отдельных народно-хозяйственных  осложнений в России, как, впрочем, и  во всех воюющих странах, возникли в  условиях затянувшейся мировой войны. Однако черты быстро расширяющегося экономического кризиса они стали  приобретать позднее, когда тяготы военного времени усугубила не столько  хозяйственная, сколько общеполитическая дестабилизация, охватившая российское общество в процессе февральского переворота 1917 г. и после него. О том, сколь  деструктивно перемены, вызванные февральско-мартовскими событиями, повлияли на состояние промышленного производства страны, свидетельствуют данные отечественной фабрично-заводской статистики, исчисленные с учетом индекса цен 1913–1917 гг. и введенные в научный оборот авторитетным специалистом в этой области Л. Кафенгаузом. Так, в 1914 г. (первом году войны) и в предреволюционном 1916 г. снижение объема производства было едва заметно — соответственно, на 1,3 и 0,6% к уровню предшествующих лет. Зато резкий спад последовал в 1917 г., больше 10 месяцев которого пришлось на пору революционных потрясений: на 20,2% к уровню довоенного 1913 г., и на 25,8% к показателям предреволюционного 1916 г.

Еще более  яркая картина возникает в  ходе анализа данных по тяжелой и  легкой отраслям промышленности. Так, за годы Первой мировой войны в тяжелой промышленности производство увеличилось на 29%, а в легкой промышленности — сократилось на 6,5%. При этом особенно быстрыми темпами увеличивалось производство военной продукции. Но не менее сильно увеличивались: станкостроение — в 10 раз, электротехника — в 3,6 раза, производство двигателей — в 2,2 раза, химическая продукция — на 64%. Если перед войной в стране действовало 3 автозавода, то в годы войны строились еще 5. Добыча угля в Донбассе поднялась с 1544 млн пудов в 1913 г. до 1744 млн в 1916 г., а нефти по стране добывалось соответственно 9234 млн пудов и 9879 млн. В хлопчатобумажной промышленности наблюдалась близкая картина: за время войны отечественное производство пряжи выросло с 17344 тыс. пудов в 1913 г. до 18868 тыс. пудов — в 1915 г., и до 19129 тыс. пудов — в 1916 г. Не менее выразительна и динамика производительности труда во всей промышленности за тот же промежуток времени. И снова: спад производительности труда наступает в 1917 г., причем еще больший, чем по уровню валовой продукции: на 22,8% по отношению к 1913 г. и на 27% — к предшествующему 1916 г. В целом те и другие сведения убеждают в том, что разруха промышленности уходит своими корнями не в Первую мировую войну, а в эпоху революционных потрясений 1917 г. и последующих лет. В то же время, необходимо отметить, что негативное воздействие войны на аграрную экономику страны было более заметно. По подсчетам А. Чеменцева посевные площади страны (без Туркестана, Закавказья и Дальнего Востока) сократились с 88,4 млн дес. в 1913 г. до 81,7 млн дес. в 1916 г., т.е. на 7,6%. Но если в целом по стране наблюдалось сокращение, то в таких окраинных регионах как Сибирь и Степной край — наоборот, имело место расширение посевов. Неравномерна динамика изменений посевных площадей и под различными культурами. Под хлебом посевные площади сократились на 8,4%, под картофелем — на 17 %, а под сахарной свеклой — на 31%. Но в то же время шел рост посевов под культурами, имевшими расширенный рыночный спрос. Так посевы хлопка увеличились на 9%, льна — на 15% и подсолнуха — на 22%. Заслуживают быть отмеченными и наблюдения Н. Кондратьева по вопросу о балансе (т.е. соотношении между производством и потреблением) хлебов в годы Первой мировой войны. Вот что он писал в своей книге «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции»: «Если брать баланс не по каждому году отдельно, а вообще за время войны и по всем хлебам, говорить о недостатке хлебов за рассматриваемое время не приходится и нельзя: их более чем достаточно». С этим утверждением вполне согласуется и вывод А. Чеменцева о том, что сравнительно небольшое негативное воздействие войны на сельское хозяйство России связано частично с тем, что оно уравновешивалось вызванными войной положительными влияниями. А именно: отрезанный мировой сельскохозяйственный рынок заменился расширенным внутренним, война влила в деревню дополнительные средства, уменьшила расходы, в частности, на водку. К аналогичным оценкам пришел и Б. Бруцкус в своих изысканиях. По его мнению, негативное воздействие войны на сельскохозяйственную продукцию России не было особо опасным. Подсчет в 1916 г. не обнаружил заметного падения посевных площадей и особенно животноводства. «Вследствие изобилия рабочей силы в перенаселенной российской деревне, — писал Бруцкус, — большие мобилизации еще не смогли вызвать недостатка рабочих рук». По наблюдению этого историка и экономиста гораздо более негативную роль для русского хозяйства сыграло то обстоятельство, что «война чрезвычайно усилила зависимость сильно выросшего внутреннего рынка от мельчайших полунатуральных крестьянских хозяйств». Вместе с тем, он справедливо отмечал, что решающее значение имел тот факт, что «индустриализация была занята работой на войну», и что «рынок был расстроен инфляцией», поэтому крестьяне не могли получить реального эквивалента в промышленных товарах за свою сельскохозяйственную продукцию. «Крестьяне, — подчеркивал ученый, — замыкались в натурально-хозяйственную скорлупу, и это потрясало самые основы структуры русского народного хозяйства. правительство пыталось заготовить сельскохозяйственную продукцию для нужд армии и городского населения путем все более острых принудительных мер… Эти принудительные меры были малоуспешны, но последствием их было, однако, полное расстройство частичной торговли сельскохозяйственными товарами. Поэтому задолженность правительства населению чрезвычайно выросла, и оно не могло ее погасить. Уже к концу 1915 г. когда из-за падения экспорта в стране имелся огромный избыток продовольствия, города страдали от продовольственных трудностей при полных амбарах в стране». Одним из проявлений этого недуга в финансовом хозяйстве была эмиссия, выпуск бумажных денег, не сообразующийся с количеством товаров на рынке и национальным доходом страны. За период с августа 1914 г. до февраля 1917 г. масса денег увеличилась в 5 с лишним раз, а курс рубля на мировом рынке (чьим барометром тогда являлись лондонские биржи) понизился с 99,3 коп. до 54,4 коп, т.е. на 48%. Неадекватные росту эмиссии темпы падения курса отечественной валюты объясняется тем, что, как отмечалось выше, промышленное производство по сравнению с его довоенным уровнем продолжало в целом расти, да и сельское хозяйство испытывало на себе терпимое отрицательное воздействие войны.