Экономический анализ

Вторая часть  формулы показывает, насколько «щедра»  пенсионная система. Она, а свою очередь зависит от двух факторов: от соотношения средней заработной платы и средней пенсии и от доли заработной платы в ВВП. Чем «щедрее» система, тем большую долю ВВП надо израсходовать на пенсии; чем меньше доля заработной платы в ВВП, тем меньше ресурсов можно потратить на выплату пенсий.

Итак, имеются  все составляющие для анализа пенсионных бюджетов стран с переходной экономикой. Начнем с обобщенной картины: доли расходов на пенсии в ВВП в 1990 и 1993 г. и дефицита пенсионного фонда (превышения платежей  над расходами).

  Тенденции снижения пенсионного фонда, наметившиеся в начале 90-х годов, набирают силу ... в России на смену балансу пенсионного фонда в 1996 году пришел дефицит. Каковы же причины столь существенного ухудшения финансового состояния пенсионной системы? Во-первых, возросло число пенсионеров. Особенно в начале перехода к рынку многие страны решали задачу сокращения излишней занятости за счет предоставления досрочных пенсий. Во-вторых, сократилось число плательщиков взносов в пенсионные фонды. Здесь свою роль сыграл и рост безработицы, и рост занятости в неформальном секторе, работники которого не делают взносов в государственные пенсионные фонды; в России на одного пенсионера приходилось 2,9 человека трудоспособного возраста, но только 1,9 платили взносы. В-третьих, единственным несущественным фактором оказался демографический. Более того, из-за роста смертности в некоторых странах доля лип пенсионного возраста в населении даже несколько сократилась.

Образуется замкнутый  круг. Когда на одного пенсионера приходится от силы два плательщика, получающих и так невысокую зарплату, обеспечить хотя бы сносный уровень жизни пенсионеров, можно только обложив высоким налогом зарплату плательщиков. Такой налог вызывает стремление скрыть часть зарплаты от налогообложения, что, в свою очередь, заставляет еще больше повышать отчисления, чтобы как-то свести концы с концами. При этом получаемого дохода едва хватает, чтобы выплачивать всем пенсионерам пенсию, лишь слегка превышающую границу бедности. Так, в России к концу 1995 г. средняя пенсия составляла 233 тыс. руб., а прожиточный минимум пенсионера — 230 тыс. руб. Минимальная пенсия составляла половину прожиточного минимума. Ни о какой серьезной дифференциации пенсий уже речи быть не может. Экономически активное население, особенно наиболее высокооплачиваемая его часть, наблюдая столь безрадостную картину положения пенсионеров, отнюдь не испытывает желания аккуратно платить взносы с целью получения максимально возможной государственной пенсии, зная, что эта пенсия едва обеспечит сносное существование.

В итоге во всех странах с переходной экономикой доходы пенсионных фондов снизились. Причиной этого послужило как снижение налогооблагаемой базы доли фонда заработной платы  в ВВП, так и уклонение от уплаты налогов. Разорвать этот замкнутый круг — одна из главных за дач социальной политики. Несмотря на непрекращающиеся дебаты о переходе на накопительную систему и о повышении пенсионного возраста, до сих пор реально мало что сделано. В действительности, средний возраст начала выплаты пенсий в большинстве стран понизился. Судьба пенсионной реформы зависит от множества политических факторов и от груза ошибок реформ. В большинстве стран инфляция уничтожила сбережения престарелых. В отличие от молодых, им не удастся компенсировать свои убытки в условиях новой экономики. Значит, особый подход к пенсионерам вполне обоснован. В большинстве стран пенсионерам предоставляются и различные льготы при распределении акций, ваучеров и жилья. Однако система пенсионного обеспечения нуждается в реформировании. Практически многие страны оказались вынужденными отказаться от дифференциации пенсий и ввести единую государственную пенсию. Следующим шагом могло бы стать установление более четкого соотношения между отчислениями и пособиями. И лишь в долгосрочной перспективе, с развитием финансовых рынков, можно возлагать надежды на развитие системы частных пенсий.

Также в результате перехода к рынку произошло одновременное сокращение занятости и средней заработной платы в большинстве бывших республик СССР, которое привело к падению доли трудовых доходов в и так сильно сократившемся ВВП. Напротив, в большинстве стран Восточной Европы эта доля увеличилась. В России, например, доля фонда оплаты труда наемных работников в ВВП за 1992-95 гг. сократилась с 36,7% до 30%.

Заработная плата  — не единственная форма доходов  населения. Наряду с трудовым доходом, в них включаются еще 4 элемента:

1)социальные выплаты (пенсии, пособия, стипендии и т.д.);

2. доходы от самозанятости (включая прибыль и предпринимательский доход);
3. стоимость услуг образования и здравоохранения, которые предоставляются бесплатно и представляют собой, таким
4. доход в натуральной форме от личного подсобного хозяйства и жилья

Падение заработной платы может быть компенсировано увеличением, как доли, так и суммы прочих составляющих доходов. Нельзя, однозначно сказать, каким оказалось воздействие экономической реформы на совокупные доходы населения. Дело в том, что доходы от самозанятости быстро увеличивались под воздействием либерализации экономической жизни; государственные расходы на образование и здравоохранение сокращались под воздействием бюджетного кризиса; социальные выплаты колебались в процессе политического маневрирования   правительств.

 Более или  менее сильное сокращение средней  реальной заработной платы и падение реальных доходов населения на первом этапе перехода к рынку в целом оказались не единственными факторами нарастания напряженности в социальной сфере. Бремя этого сокращения оказалось распределенным далеко не равномерно между разными группами населения, а выигрыши от последующего роста делятся также далеко не поровну, в результате чего возрастает неравенство и социальное расслоение обществ. В большинстве экономик бывшего СCCР: средний класс сильно слал свои позиции в распределении совокупного дохода. Объясняется это тем, что основной «удар» при перестройке структуры доходов пришелся на заработную плату - основной источник средств существования именно средних слоев в переходной экономике.

Углубление неравенства, особенно в странах бывшего СССР произошло в предельно сжатые сроки и привело к глубоким различиям в распределении бремени сокращения доходов по группам населения. Если богатые в России практически сохранили свой уровень доходов в реальном выражении на прежнем уровне, реальные доходы бедных 20% населения сократились почти в 3 раза.

Опасна и региональная дифференциация доходов, которая приводит к глубоким различиям в уровне жизни в различных регионах и создает питательную среду для экономической дезинтеграции единого экономического пространства

Наиболее опасным  последствием роста неравенства  при сокращении доходов является угроза нищеты, которая нависает над многими семьями. Бедность за годы перехода к рынку стала широко распространенным явлением.

Долгое время  само существование бедности при  социализме оспаривалось. Ряд неофициальных оценок показывал, что в СССР максимум 10% населения попадало за черту бедности, причем бедность была "неглубокой", т.е. доходы таких семей лишь немногим не «дотягивали» до черты. В 1995 г. по обследованию Госкомстата четверть населения России не могло приобрести минимум товаров, необходимых для сносного существования. При этом у 10% средства не позволяли приобрести минимальной потребительской корзины.

Другим последствием сокращения занятости, стал рост безработицы во  многих бывших республиках СССР, безработица нарастала очень медленно, несмотря на значительный спал производства: в России после первого года реформ безработица составила немногим более 5%, по истечении трех лет она едва достигла 7% - ной отметки.

В чем причины  и последствии таких больших  различий? Одно из объяснений различного уровня и динамики безработицы в  разных странах можно найти, обратив внимание на данные регистрации зарегистрированных безработных, например, в России и на Украине, в 2—3 раза меньше, чем безработных по опросу рабочей силы. Однако совершенно обратная картина наблюдается в Польше. Там на биржах труда зарегистрировано больше безработных, чем реально в экономике людей ищет и не может найти работу.

Когда при увольнении работник может рассчитывать максимум на 30% прожиточного минимума, вся конфигурация политических сил, цели профсоюзов и т.д. будут принципиально иными по сравнению с ситуацией в которой уволенному будет выплачиваться пособие, которое позволит безбедно существовать по крайней мере одному человеку; сокращение работников становится не только необходимым, но и возможным» Поэтому масштабы сокращения занятости оказались совершенно различными в двух группах стран: в странах СНГ за 1990—94 гг. в среднем оно составило 10%. в Венгрии – 25%, а в Эстонии - 20%.

В России: занятость за 1992-1995 сократилась на 5 млн., а число безработных увеличилось на 2 млн. Три миллиона уволенных работников перестали активно искать работу, вышли на досрочную пенсию, получили инвалидность и т.д., покинули ряды рабочей силы.

Помимо уровня пособия, государство в принципе может повлиять на ситуацию с занятостью активными методами: информационными услугами в поисках работы (служба занятости), профессиональным обучением и созданием рабочих мест (с помощью общественных работ или субсидий предпринимателям). Многие страны, вдохновленные примером Чехии, которая до половины бюджета на политику занятости тратила именно на активные методы, предпринимали попытки ограничить рост безработицы активными методами. Все эти по пытки показали, что на фоне общего спада производства эффективность подобных мер резко ограничена. Именно уверенное развитие частного сектора и большие объемы иностранных инвестиций были главными факторами успеха борьбы с безработицей в Чешской республике.

Несколько лет  экономического роста в Польше не привели к сколько-нибудь существенному росту занятости, безработица находится на уровне 15%, причем больше половины безработных уже ищут работу несколько лет. Такая длительная безработица — самая опасная ее форма, ибо она ведет к утрате трудовых навыков, росту социальной напряженности. Урок заключается в том, что политика роста должна быть направлена на максимальное включение всех регионов и социальных групп в этот процесс.

Итак, мы видим два сценария развития политики занятости. Первый, реализованный в странах Восточной Европы, заключается в попытке быстро перестроить структуру занятости, сократить занятость в государственном сек торе и увеличить конкурентоспособность на мировых рынках. Чтобы уволенные люди нашли работу, нужен очень быстрый рост частного сектора; а для этого необходима макроэкономическая стабильность, добиться которой, имея огромную армию безработных, не просто.   Поэтому большинство  стран   пошли по пути   вытеснения «лишних» с рынка труда за пределы экономически активного населения. А это увеличивает нагрузку на систему социальной защиты, и, в конечном счете — на работающих, и создает потенциальную опасность финансовой нестабильности.

Реализация другого сценария чревата иными опасностями. Медленная  перестройка структуры занятости  и плавное нарастание безработицы требует содержать «на плаву» неплатежеспособные предприятия и даже целые отрасли. Это оказывает серьезное давление на бюджет, на внешне торговую политику и приводит к крайне неустойчивому и непредсказуемому  процессу реформ.  Кроме того,  серьезное нарастание экономически неактивного населения и в рамках этой модели тоже увеличивает затраты работающих на содержание иждивенцев, снижает во многом стимулы к эффективной  перестройке.

В результате перехода к рыночной системе произошел  кризис финансирования социальной сферы, который особенно негативно отразился  на здравоохранении и образовании. При поверхностном взгляде на цифры, приведенные в таблице 2, может сложиться впечатление о завидной стабильности финансирования этих отраслей социальной сферы. Их доля в ВВП России составляет в настоящее время порядка 6% - столько же, сколько она составляла до начала реформ. Но при этом надо иметь в виду, что ВВП в реальном выражении сократился более, чем на треть. Соответственно, сократилось и реальное наполнение бюджетного финансирования этих отраслей.

Существенно изменилась структура расходов на здравоохранение. Практически во всех странах, даже в тех, где наблюдался рост расходов, существенно, более, чем на четверть, сократились капитальные расходы и возросли расходы на заработную плату. Но даже, несмотря на это, относительная зарплата в здравоохранении осталась на низком уровне в большинстве стран. Характерен пример России: в 1992-1995 гг. средняя заработная плата в здравоохранении была на треть ниже средней заработной платы по стране.

Одним из самых  драматических и непредсказуемых  последствий экономических реформ оказался резкий рост смертности, особенно среди мужского населения и, особенно в трудоспособном возрасте. Эта «демографическая катастрофа», как ее окрестили журналисты, лишь в слабой степени оказалась связанной с падением расходов на нужды здравоохранения. Во-первых, это снижение продолжительности жизни было зафиксировано только в четырех странах (из 14, по которым имеются официальные данные). Во-вторых, в двух из четырех стран - Венгрии и Болгарии - реальные расходы на здраво охранение за годы реформы не снизились. Существенно, что многие прочие показатели состояния здоровья населения не ухудшились даже в странах, испытавших демографический шок.

Следовательно, дело не просто в том, сколько денег расходуется на здравоохранение, а в том, как они расходуются.

Бросаются в глаза  глубокие различия между странами в  уровне реальной эффективности медицинских услуг. При этом практически все страны осуществляли реформу образования и здравоохранения, руководствуясь сходными принципами: перевод на обязательное медицинское страхование и самофинансирование целого спектра медицинских услуг, отказ от субсидий на лекарственные препараты и т.д. Не следует пре увеличивать потенциал этих мер. Во-первых, доля частных расходов в оплате медицинских услуг изначально была отнюдь не низкой: в 1990 г. в России почти 50% стоимости всех медицинских услуг оплачивались непосредственно их получателями; в странах с развитой рыночной экономикой этот показатель составлял 62%. Во-вторых, как показывает опыт раз витых стран, те из них, кто финансирует сферу здравоохранения через систему специальных фондов или частное страхование, тратят больше (при сопоставимом результате), чем те, в которых здравоохранение финансируется прямо из государственного бюджета.