Проблема перенаселения Земли

Опасения Мальтуса основываются на смешении понятий биологического порядка. Половой инстинкт не то, что инстинкт воспроизведения, и следует он совершенно другим стимулам. Только первому может быть приписано то свойство несокрушимой силы, которое Мальтус ошибочно приписывает второму. Первый есть инстинкт животного происхождения, он воспламеняется с силой самой бурной страсти и управляет одинаково всеми людьми. Источник второго - преимущественно общественного и религиозного характера: второй инстинкт облекается в различные формы, смотря по времени и месту.

У религиозных народов, которые следовали закону Моисея, Ману или Конфуция, рождение было средством  спасения, истинной реализацией бессмертия. Для брамина, китайца или еврея  не иметь сына - больше, чем несчастье, - это преступление против Бога. У  народов греко-латинского происхождения  рождение было священным долгом перед  государством и отечеством. В аристократической  касте гордость имени не должна погибнуть. У бедных и, может быть, существующих благотворительностью рабочих с  рождением связаны ожидания, что, чем больше будет детей, тем больше будет заработка или средств  вызвать общественное милосердие. Во вновь открытой стране рождение необходимо для умножения рук, чтобы расчищать  землю, и людей, чтобы создавать  новое население.

И, наоборот, перед  инстинктом воспроизведения может  подняться много сил, антагонистичных  ему: эгоизм родителей, не желающих принимать  на себя ответственности; эгоизм матерей, боящихся страданий и опасности, связанных с беременностью; любовь скаредного отца, который не хочет  иметь младших детей, чтобы лучше  наделить старшего; феминизм, ищущий независимости  вне брака; преждевременная эмансипация  детей, которая оставляет родителям  лишь тяготы отцовства, не представляя  для них самих ни выгоды, ни утешения; недостаточность помещения, тяжесть  налогов и тысячи других.

Таким образом, стимулы  к воспроизведению бесконечно варьируются, но именно потому, что они социального, а не физиологического происхождения, они не носят характера безусловности, перманентности, универсальности и  очень хорошо могут быть подавлены  противоположными им стимулами социального  порядка;

это как раз и  случается. И очень легко можно  себе представить, что там, где религиозная  вера иссякла бы, где умер бы патриотизм, где жизни семьи хватало бы лишь на одно поколение, где все земли  находились бы в частной собственности, где фабричный труд был бы запрещен детям, где люди жили бы как номады, где всякое физическое страдание  сделалось бы невыносимым, где брак благодаря разводу все более  и более приближался бы к свободному союзу, словом, где все стимулы  воспроизведения, которые я только что перечислил, перестали бы действовать, а все их антагонисты были бы в  полной силе, - там воспроизведение  совсем остановилось бы. Но хотя народы и не дошли до такого состояния, все-таки надо признать, что они приближаются к нему. Правда, в новой социальной среде могут возникнуть новые  стимулы к воспроизведению, я  знаю это, но они еще нам неизвестны.

Как ни парадоксально  может показаться такое утверждение, но половой инстинкт играет лишь весьма второстепенную роль в воспроизведении  рода - человеческого рода, само собой  разумеется. Дав этим обоим инстинктам одни и те же органы, природа, несомненно, объединила их, и те, которые верят  в конечные причины, могут изумляться здесь хитрости, которую она употребила, чтобы обеспечить сохранение рода, соединив произведение его с актом  величайшего наслаждения. Но человек  оказался хитрее ее, ему без труда  удалось разъединить обе функции, так что, продолжая слепо повиноваться закону любви и похоти, и тем  беззаботнее, что его не печалят  последствия, он сумел почти совершенно освободиться от закона воспроизведения. Благодаря этому страхи Мальтуса разлетелись, как дым, и вместо них на горизонте появилась иная, противоположная опасность - опасность медленного самоубийства народов.

Это разъединение обоих  инстинктов происходит тем легче, что  на пути у него не стоит ни малейшего  морального препятствия, какое думал  противопоставить ему честный пастор, когда эти хитрости против зарождения он низводил до степени пороков. Практика отнеслась к ним более снисходительно, чем учение моралистов, которые берут  на себя труд доказать, что она отвечает двоякой обязанности: первой, состоящей  в том, чтобы предоставить половому инстинкту и любви полную свободу, которой требуют физиологические и психологические законы человеческого рода; второй, состоящей в том, чтобы не доверять случаю такого важного дела, как дело рождения, и не возлагать на женщину такой изнурительной задачи, как задача материнства, за исключением тех случаев, когда она сама захочет и обдуманно примет ее на себя. И наоборот, доктрину учителя о "моральном обуздании" неомальтузианцы объявляют весьма имморальной, во-первых, потому, что она противоречит законам физиологии, заражена христианским аскетизмом, злом худшим, чем то, от которого она хочет избавиться, ибо, говорят они, отказ от любви причиняет худшее страдание, чем отказ от хлеба, а во-вторых, потому, что благодаря своему правилу обязательного безбрачия или позднего брака она имеет тенденции способствовать развитию проституции, посягает на нравы, создает противоестественные пороки, внебрачную рождаемость. Несмотря на это, неомальтузианцы присвоили себе как ученики Мальтуса и сохраняют его имя, так как они признательны ему за указание, что слепой инстинкт воспроизведения по необходимости должен производить человечество, обреченное на болезни, нищету, смерть и даже порок, и что, следовательно, регулировать этот инстинкт является единственным средством, чтобы избежать этого плачевного исхода.

Нужно думать, однако, что, если бы Мальтус воскрес, он не был бы неомальтузианцем. Менее всего он извинил бы своим ученикам их намерение использовать брачную измену не для того, чтобы предупредить опасность перенаселения, а для того, чтобы покровительствовать разврату, освобождая любовь от ответственности, возложенной на нее природой. Тем не менее, следует признать, что уступками, о которых мы уже говорили, Мальтус подготовил для них путь.

Мальтус, по-видимому, не замечал также одного из самых  опасных пунктов своего учения, который всего более способствовал дискредитации его, а именно того, что обязанность безбрачия, неразлучную с обязанностью целомудрия, - этот отказ от радости семейной жизни - он возлагал только на бедняка, а не на богача, ибо последний всегда находится в условиях, требуемых Мальтусом для того, чтобы иметь детей. Я хорошо знаю, что в интересах самих бедных Мальтус предписывал им этот суровый закон "не производить на свет детей, которых они не  будут  в состоянии прокормить", но это не мешает тому, чтобы этот закон самым жесточайшим образом подчеркивал неравенство их положения по сравнению с другими классами, ибо им они приведены к необходимости делать выбор между хлебом и любовью. Мальтус заставил умолкнуть старую песенку, в которой говорилось, что для счастья достаточно "хижины и любви в сердце". Однако справедливость требует заметить, что Мальтус не идет так далеко, чтобы законом воспрещать им вступление в брак, - либеральный экономист оказывается здесь верным себе. Он хорошо видит, что, не говоря уже о соображениях человечности, это средство может оказаться хуже зла, потому что запрещение браков, сократив число законных детей, приведет к росту числа детей внебрачных.

Наконец, говоря беднякам, что они сами ответственны за свою нищету, потому что они оказались  непредусмотрительными, женились слишком  рано и имеют слишком много  детей, и, прибавляя, что никакой  писаный закон, никакое учреждение, никакая благотворительность не смогут им помочь, Мальтус, по-видимому, не сознавал, что имущим классам он давал удобный предлог не заботиться о судьбе трудящихся классов. В течение всего XIX века его доктрина будет ставить препятствие всяким проектам социалистической или коммунистической организации и даже всякой реформе, стремящейся к улучшению положения бедных, потому что будут говорить, что последствием этого будет то, что увеличение массы продуктов, подлежащих распределению, повлечет за собой размножение соучастников распределения и, следовательно, эти меры ни к чему не приведут.

Тем не менее, хотя учение Мальтуса породило столько ненависти, оно послужило основательному знакомству с экономическими проблемами: иногда, как мы только что говорили, чтобы устранить законные притязания, а часто также для того, чтобы дать опору великим классическим законам политической экономии, таким, например, как закон земельной ренты или фонда заработной платы. Оно служило, с другой стороны, оправданию существования семьи и частной собственности, потому что ту и другую оно представляло могучим предохранителем против безрассудного размножения из соображения связанной с ним ответственности.

Ныне великая проблема народонаселения нисколько не утратила своего значения, но она повернулась, так сказать, другой стороной.

То, что  Мальтус называл предупредительным препятствием, приняло во всех странах такие размеры, что социологов и экономистов занимает не опасность безграничного размножения, а опасность регулярно и повсюду уменьшающейся рождаемости. Задача заключается в том, чтобы отыскать причины этого явления. Все, впрочем, согласно признают, что причины эти социального характера.

Недостаточно указать  как на причину, на сознательную волю родителей не иметь детей или  ограничить их число; это объяснение, очевидно, ничего не объясняет, потому что о том именно речь и идет, чтобы узнать, почему не хотят иметь детей, и что касается, например, нашей страны, то почему такое желание воздерживаться иметь детей, которое не существует в такой мере в других странах и которое, по-видимому, не существовало раньше, два-три поколения назад, у французов, так интенсивно в наши дни? Для объяснения этого явления необходимо открыть, каковы причины его, особенные для нашей страны и нашего поколения, причины, которые, следовательно, не встретятся в других странах в той же самой мере; происходит ли это оттого, что, как допускает Поль Леруа-Болье, рождаемость падает в силу прогресса цивилизации, которая создает потребности, желания и расходы, несовместимые с обязанностями и тяготами отцовства; или оттого, что, как думает Дюмон, рождаемость падает по мере роста демократии, ибо демократия дает стимул стремлению достичь своих целей как можно быстрее и подняться как можно выше (что остроумно называется законом капиллярности)', или по другим, более определенным причинам, варьирующим в зависимости от школы, такой, например, как наследственный закон о равном разделе, как учит школа Ле Плея, или такой, как ослабление моральных правил и религиозных верований, как думает Поль Бюро, или такой, как невоздержание во всех формах - в форме разврата, алкоголизма и пр. К сожалению, нельзя сказать, чтобы какое-нибудь из данных до настоящего времени объяснений было вполне удовлетворительным, и потому был нелишним новый  Мальтус, для того чтобы открыть демографической науке новые горизонты.  

2.2. Крупнейший в истории  демографический  взрыв и создание  Римского клуба

Римский клуб

    Участники Римского клуба одни из первых известили  Мировое сообщество о том, что  перед человечеством встали новые  сложнейшие глобальные проблемы. Римский клуб был создан в 1968 году по инициативе итальянского экономиста, общественного деятеля и бизнесмена А. Печчеи. Это международная неправительственная организация, объединяющая в своих рядах ученых, политических и общественных деятелей из многих стран мира, занимающаяся исследованием глобальных проблем современности и ставящая своей целью оказать влияние на общественное мнение, добиться понимания трудностей на пути развития человечества и принятия соответствующих мер. Одновременно участники Римского клуба разрабатывают программы и рекомендации, способствующие преодолению кризисной ситуации, например, одна из самых известных - "За пределами роста" Д. Медоуза (1972).  

Демографический взрыв – прогноз  ООН

    Проблемы  большинства развивающихся стран  сильно обострились из-за демографического взрыва. По прогнозам ООН население  планеты сейчас составляет свыше 5 млрд. человек (по сравнению с 1,8 млрд. человек в 1900 г.). Ожидается, что оно возрастет до 6 млрд. к 2000 г. и превысит 8,5 млрд. к 2025 г. В Индии численность населения возрастет с 819 млн. до 4,46 млрд., в Нигерии со 105 до 301 млн., а в Мексике с 85 до 150 млн. человек. В промышленных же районах демографическая динамика незначительна, а в некоторых случаях даже отрицательна.

    В настоящее  время общая численность населения  мира возрастает на 1 млн. человек каждые 4–5 дней (здесь имеется в виду чистый прирост, т. е. рождаемость минус смертность). В этих обстоятельствах трудно предвидеть возможности обеспечения необходимой едой, жильем, средствами здравоохранения и образования. Вызывает озабоченность и тот факт, что рост численности населения опережает производство продуктов питания. За годы, предшествующие засухе, производство зерна в районах суб-Сахары возросло на 1,6 процента в год, а численность населения на 3,1, в то время как в некоторых странах, где имеется наибольшая нехватка продовольствия, ежегодное производство на душу населения сократилось на 2% за последние 10 лет. Хотя рост численности населения дает прирост рабочей силы, этот прирост происходит в районах, где уже есть безработица и бедность.  

2.3. Научная деятельность  Римского Клуба  «За пределами  роста». 

    Ярчайшим  примером научно-просветительской деятельности Римского клуба стал выход в свет в 1992 году книги Д. Медоуз «За пределами роста», ставшей продолжением первой книги – «Пределы роста». В ней коллектив авторов: Донелла и Дениз Медоузы и Йорген Рандерс анализируют общую экологическую ситуацию в мире и доказывают, что при игнорировании естественных законов природы, тревожных сигналов об истощении ресурсов глобальная катастрофа на Земле неизбежна.

    В то же время, авторы не перестают говорить о том, что переход в стабильную систему ещё возможен, если принять  комплекс мер в области защиты окружающей среды, экономики, демографии… 

Проблема  взрывного роста  численности населения

    В 1650 г. Численность населения Земного  шара составляла около 500 млн. человек  и увеличивалась приблизительно на 0,3% в год, что примерно соответствует  времени удвоения равному 250 годам. К 1900 г. Численность населения достигла 1,6 миллиарда человек, при годовых  темпах роста 0,5% и времени удвоения 140 лет. В 1970 г. Численность населения  равнялась 3,6 миллиарда чел., а темпы  роста увеличились до 2,1% в год. Это был не просто экспоненциальный рост, а «взрывной» рост, поскольку  возрастали сами темпы роста. Это  произошло потому, что уменьшился уровень смертности. Рождаемость  тоже снизилась, но в гораздо меньшей  степени. Следовательно, численность  населения возросла. С 1971 по 1991 г. Смертность продолжала падать, но рождаемость  уменьшилась в среднем несколько  быстрее.  В то время как численность  населения выросла с 3,6 млрд. до 5,4 млрд. темпы её роста упали с 2,1% до 1,7% в год.