Тактика судебного допроса

П Р Е Д И С Л  О В И Е 

Основным процессуальным средством доказывания в судебном следствии является допрос. Поэтому достижение главной цели судебного разбирательства — вынесение законного и обоснованного приговора — в определяющей мере зависит от умелого проведения в суде допросов и использования их результатов. В первую очередь в совершенстве овладеть искусством допроса в суде должен государственный обвинитель. Наиболее распространенным основанием изменения и отмены приговоров является нарушение принципов всесторонности и полноты судебного следствия, главным образом, из-за поверхностного подхода к допросам, недостаточной подготовленности к их проведению, слабой тактической оснащенности участников процесса, ведущих допросы в суде.

Среди практических работников прокуратуры, к сожалению, бытует мнение, что вести допрос в суде значительно проще, чем на предварительном следствии, поскольку суду представляется уже готовое, расследованное дело, и в задачу прокурора входит лишь проверка и оценка доказательств.

Такой взгляд приводит к  тому, что прокурору не предоставляется времени, достаточного для всесторонней подготовки к поддержанию государственного обвинения в суде. Да и сами государственные обвинители надеются разобраться во всем уже в ходе судебного следствия.

§ 2. Виды судебного допроса 

Классификации судебного  допроса могут производиться по разным основаниям (признакам), и в связи с этим их диапазон довольно широк. Скажем, по признаку процессуального положения в суде различаются допросы подсудимого, потерпевшего, свидетеля, эксперта. По признаку отношения допрашиваемых к истине приходится говорить о лицах, дающих правдивые либо заведомо ложные показания. Именно эта классификация приобретает на практике решающее значение для судьбы дела..Сейчас хотелось бы остановиться на проблеме общего порядка.

Что же касается специфических судебных видов допроса, то к ним относятся так называемые “перекрестный” и “шахматный”. Перекрестным допросом в криминалистике принято считать такой допрос, при котором участники судебного разбирательства могут поочередно ставить одному и тому же допрашиваемому вопросы по любым фрагментам его показаний с целью их уточнения, дополнения и проверки . Этот допрос (постановка вопросов) начинается обычно после того, как допрашиваемый изложит в свободном рассказе все известное ему по делу. Затем участники процесса задают вопросы, с помощью которых пытаются уяснить для себя те или иные положения этого рассказа, устранить сомнения, получить дополнительную информацию, разрешить противоречия между показаниями в суде и на предварительном следствии. Подсудимому, который на предварительном следствии отказался давать показания в качестве подозреваемого и обвиняемого, предлагается рассказать все, что он считает нужным в связи с предъявленным обвинением. Если от такого рассказа он не откажется, то по завершении последнего участники процесса переходят к поочередной постановке перед ним конкретных вопросов. Очередность постановки вопросов разными участниками при перекрестном допросе определяется общим порядком допроса, принятым в уголовно-процессуальном законодательстве. Чаще всего в начале вопросы ставит председательствующий, а затем обвинитель и другие участники судебного следствия. Перекрестный допрос особенно ценен в ситуациях, когда на суде лицо неожиданно и кардинально изменит свои прежние показания. В этой, безусловно, стрессовой ситуации одному государственному обвинителю было бы очень сложно всесторонне проверить новую версию допрашиваемого. Очевидно, что несколько участников способны в большей мере, нежели один, гарантировать всесторонность допроса, поскольку коллективным усилием, суммирующим различные, часто противоположные интересы сторон, нейтрализуется возможная односторонность, а тем более — предвзятость единолично проводимого допроса. Важно и другое преимущество перекрестного допроса перед обычным — он весьма экономичен и рационален с точки зрения затраты сил и расхода времени. Один перекрестный допрос заменяет несколько отдельных допросов конкретного лица, которые надлежало бы провести каждому из участников, если бы данной формы допроса не существовало. Указанными преимуществами и обусловлено то, что перекрестный допрос является одной из основных форм судебного допроса.

Шахматным принято считать такой допрос, при котором допрашивающий попутно ставит вопросы другим лицам по одним и тем же фактам и обстоятельствам, исследуемым в данный момент в основном допросе . Цель такого допроса — немедленно получить подтверждение или опровержение показаний допрашиваемого по какому-либо факту показаниями других лиц, участвующих в судебном процессе. При проведении шахматного допроса должны соблюдаться следующие условия. Во-первых, он возможен только в отношении лиц, уже допрошенных в суде и находящихся в зале судебных заседаний. Во-вторых, вопросы, задаваемые другим лицам, должны преследовать конкретную цель — подтверждение или опровержение показаний допрашиваемого и не уводить в сторону от линии основного допроса . Шахматный допрос не только внешне, но и по содержанию очень похож на очную ставку, хотя, конечно, между ними имеется и очевидная разница. Этот допрос как бы заменяет очную ставку, причем, не одну, а несколько и проходит в форме, когда одна сторона (допрашиваемый в данный момент) присутствует постоянно (до окончания допроса), а другую представляют последовательно сменяющие друг друга иные лица из числа ранее допрошенных в суде. В судебном заседании проведение очных ставок в принципе бессмысленно, ибо они, как правило, уже проводились на предварительном следствии. Если же ранее по каким-то причинам очная ставка проведена не была, ее цель — устранение противоречий в показаниях конкретных лиц — может быть достигнута в суде с помощью более рационального и экономичного, чем очная ставка, шахматного допроса. Итак, принципиальная разница между перекрестным и шахматным допросом состоит в том, что в первом случае субъект попадает под “перекрестный огонь” вопросов со стороны нескольких участников судебной процедуры, а в другом, напротив, один из этих участников, подобно шахматисту на шахматной доске, “управляет” в соответствии со своими планами многими “фигурами” — лицами, которым задает вопросы в целях проверки тех или иных утверждений допрашиваемого. Следует заметить, что одно и то же лицо может быть подвергнуто в суде как перекрестному, так и шахматному допросу. Кроме того, это же лицо может несколько раз по ходу одного допроса столкнуться с его шахматной разновидностью: сначала это может сделать прокурор, а затем один или даже несколько защитников (при нескольких подсудимых). Из сказанного нетрудно сделать вывод о том, что государственный обвинитель, безусловно, должен в совершенстве владеть обеими формами судебного допроса.

§ 3. Тактическое значение подготовки к судебному допросу 

Допрос в суде — это  почти единственное средство исследования преступления. Даже результаты проведенных  на предварительном следствии экспертиз  в судебном заседании проверяются  путем допроса экспертов. Поэтому  подготовка к допросам, особенно к  допросам подсудимых, отрицающих обвинение  и защищающихся от него с помощью  ложных показаний, естественно, занимает центральное место в рамках общей подготовки прокурора к поддержанию государственного обвинения. Первым этапом рассматриваемой подготовки выступает изучение материалов дела. Между тем, как показывает практика, это изучение часто сводится лишь к ознакомлению с обвинительным заключением и, реже (если оно, по мнению прокурора, недостаточно убедительно) — к выборочному прочтению отдельных документов, содержащихся в деле. Это, безусловно, недопустимо. Изучение дела — это не столько прочтение его материалов, которое может дать не более чем “сюжетное” представление о преступлении и самое общее впечатление о степени его доказанности, сколько анализ прочитанного с целью уяснения для себя того, всесторонне ли расследовано инкриминированное виновным преступление, полна ли информация о каждой из существенных сторон данного деяния, объективно ли рассмотрены обстоятельства, связанные с криминалом и его расследованием. Только глубокой аналитической проработкой материалов можно оценить качество отдельных доказательств и всей в целом доказательственной базы по делу, найти при обнаружении ошибок и упущений информационные резервы для их компенсации и наметить план их тактически грамотного использования в суде. Если при изучении материалов дела выясняется, что в процессе судебного допроса потребуются познания в отдельных областях науки, техники, финансовой деятельности, искусства, в каком-либо ремесле, то государственному обвинителю необходимо изучить соответствующую литературу, документы, усвоить специальную терминологию и т. д. Какие же задачи необходимо решить на этапе подготовки к судебным допросам? К числу важнейших относятся следующие:

1. Тщательно изучить все  без исключения материалы дела.

2. Сформировать на основе  их изучения представление об особенностях личности тех, кто был допрошен на предварительном следствии и чьи показания в суде будут иметь принципиальное значение, о характере взаимоотношений этих лиц с другими участниками процесса, их интересов и вероятной позиции, которую они могут занять в суде.

3. Определить предмет допроса каждого из указанных лиц, то есть круг обстоятельств, о которых их следует допросить.

4. Подготовить (письменно)  перечень конкретных вопросов  по выяснению каждого их этих  обстоятельств, продумать и записать  их самую рациональную и простую  для понимания редакцию.

5. Наметить тактически  наилучшую последовательность постановки подготовленных вопросов, выделить из них “ударные”, проверочные.

6. Решить — какие из  имеющихся в деле доказательств,  включая и вещественные, нужно  использовать при сложном допросе, в какой момент, в каком порядке, после чего сделать необходимые выписки из соответствующих протоколов для их воспроизведения на суде (с указанием листов дела).

7. Решить — какие фоно-, кино- или видеоматериалы (при их  наличии в деле) потребуется продемонстрировать  в суде, в какой момент это  лучше всего сделать, позаботиться (через суд) о техническом обеспечении данной операции, продумать комментарии и оценки к использованным материалам.

8. По выполнении вышеприведенных пунктов программы определить тактически наилучшую последовательность допроса основных фигур по делу и, в соответствии с этим, подготовить предложения суду о порядке исследования доказательств. Исключительное тактическое значение данной программы очевидно. Упущение даже одного из ее вопросов (любого) уже чревато снижением результативности судебных допросов, а нескольких — может привести к его провалу. И напротив, добросовестная и квалифицированная подготовка позволит уверенно и достойно разрешить в суде любые противоречия, преодолеть тактические выпады заинтересованных лиц и обеспечить успех в поддержании государственного обвинения. Теперь, после ознакомления с программой подготовки к судебным допросам в целом, можно более подробно рассмотреть тактические аспекты отдельных подготовительных действий. Определяя, кого нужно допросить в суде, государственный обвинитель не должен считать себя связанным приложенным к обвинительному заключению списком лиц, подлежащих вызову в судебное заседание. В нем могут, с одной стороны, быть указаны граждане, чьи показания не существенны для установления истины по делу, а с другой — не значиться те, кто был допрошен на предварительном следствии и чьи показания очень важны в суде. В последнем случае прокурор должен подготовить ходатайство к суду о вызове и допросе этих свидетелей, а также и тех, кто не был допрошен на предварительном следствии, если из других источников известно, что такие лица могут дать ценные показания. Кроме того, оценка при изучении дела степени значимости показаний каждого из допрошенных позволяет прокурору правильно сориентироваться при неявке вызванного в суд лица и дать обоснованное заключение о возможности или невозможности разбирательства дела в его отсутствии. Большое тактическое значение имеет способность прокурора точно и лаконично формулировать вопросы, намечать такую их систему, которая обеспечивала бы всесторонность исследования предмета допроса. Криминалистической наукой и следственной практикой выработаны следующие тактические требования, предъявляемые к формулировке вопросов:

1. Вопросы должны быть  краткими, понятными и не допускающими  двусмысленного толкования.

2. Задавать их следует в прямой (не косвенной) форме.

3. Формулировкой вопросов  нужно побуждать к развернутому, а не к односложному ответу  типа “да—нет”, “может быть”,  “наверное”, “конечно” и т. п. 

4. Вопрос не должен  быть наводящим, содержащим информацию, необходимую для ответа.

5. Вопрос не может быть  неэтичным. 

6. Следует избегать вопросов, ориентирующих на предположительные  ответы.

7. При формулировке вопроса  должен учитываться уровень умственного  и культурного развития допрашиваемого . Успех допроса во многом зависит  от выбора наилучшей последовательности  вопросов. На этапе подготовки  к судебному следствию, когда,  собственно, и намечается тактическая  линия ведения ответственных  допросов, полезно руководствоваться  следующими соображениями: сначала  лучше всего ставить вопросы  об обстоятельствах, благоприятно  характеризующих допрашиваемого, затем  — об обстоятельствах нейтрального  характера. Таким способом с  ним устанавливается психологический  контакт, снижается психическое  напряжение, неизбежное при вовлечении  его в диалог по поводу интересующих  суд событий. В последнюю очередь  задаются “тяжелые” вопросы  — те, которые затрагивают интересы  допрашиваемого. К числу эффективных тактических средств получения правдивых показаний относится предъявление допрашиваемому конкретных доказательств путем оглашения отдельных фрагментов чьих-либо показаний, тех или иных выводов экспертов, ознакомления с конкретными документами или выписками из них, результатами осмотра вещественных доказательств. При этом важно помнить, что предъявление доказательств как тактический прием предполагает одновременное использование в случаях необходимости и других, дополнительных тактических приемов. В частности, криминалистической теорией и следственной практикой выработаны три разных способа предъявления доказательств. Выбор оптимального из них в конкретной ситуации определяется особенностями доказательственной базы по делу, характером сопротивления обвиняемых установлению истины, их личностными качествами, прежде всего, психологическими, а также многими другими обстоятельствами, требующими учета. Итак, доказательства могут предъявляться:

1) частично, и при этом  — в порядке нарастания их изобличающей силы (от слабого к сильнейшему);

2) частично, и при этом  — начиная с самого веского,  значимого, а затем — в любом  порядке;

3) полностью — всей  необходимой для изобличения их совокупностью (последовательность предъявления любая).

При допросе лиц, имеющих  жесткую установку на дачу ложных показаний, лучше всего использовать первый вариант, поскольку и число  предъявляемых доказательств, и  их нарастающая весомость в изобличении  убеждают допрашиваемого в бессмысленности дальнейшего запирательства. Предъявление в этой ситуации сначала наиболее веского доказательства — нерационально, ибо, если с его помощью поколебать ложную позицию допрашиваемого не удается, другие, менее значимые аргументы уже вряд ли окажут на него нужное воздействие. Предъявление первым наиболее веского доказательства оправдано в отношении лиц, не имеющих стойкой установки на ложь (минимальная мотивация дачи ложных показаний), проявляющих колебания в поведении при допросе и способных объективно оценить силу намеченного к предъявлению доказательства. Здесь успех допроса обеспечивается одним тактическим ударом, в крайнем случае — двумя. Предъявлять другие доказательства не потребуется. Третий способ рекомендуется для ситуаций, когда совокупность имеющихся доказательств, с одной стороны, бесспорно устанавливает факты, отрицаемые допрашиваемым, а с другой — убедительно опровергает все его оправдательные доводы. Знание тактических приемов использования доказательств при допросе поможет прокурору еще на этапе подготовки к судебному заседанию тщательно оценить показания основных фигур, спрогнозировать их поведение на суде и подготовиться к тактической борьбе (подобрать нужные доказательства, определить наилучшие способ и момент их предъявления). Рассматривая тактическое значение последовательности допросов лиц, вызванных в суд, отметим, что на практике сложился определенный стереотип очередности их проведения. Так, в суде принято в первую очередь (за редким исключением) допрашивать подсудимых, затем — потерпевших, в третью очередь — свидетелей . В целом это логично и наилучшим, с тактической точки зрения, образом обеспечивает решение всех задач судебного следствия. Вполне закономерно, когда, вслед за оглашенным в суде обвинением, подсудимый реализует путем дачи показаний свое право на защиту. После его показаний становится ясно, какие факты, связанные с обвинением, он оспаривает и, следовательно, на доказывании каких моментов нужно сосредоточить основные усилия. Далее допрашиваются потерпевшие. Они, как правило, занимают более или менее четкую обвинительную позицию. Если подсудимые отрицают обвинение, то их изобличение первыми начинают потерпевшие, затем свидетели-очевидцы и т. д. В рамках этого общего порядка, безусловно, остается место и для многих частных тактических маневров, предпринимаемых в интересах успешного поддержания государственного обвинения. Так, например, по делам об изнасилованиях, где показаниям потерпевшей придается решающее значение, очередность ее допроса может варьироваться. Если она на предварительном следствии давала четкие обвинительные показания и нет оснований полагать, что в суде она их может изменить, то тактически лучше всего предложить начать судебное следствие с допроса потерпевшей. Это может побудить подсудимого признать факт изнасилования. Если же подобные сомнения есть, то судебное следствие лучше начать с допроса того из подсудимых, который на предварительном следствии полностью или хотя бы частично признал свою вину. Важно, чтобы в суде он подтвердил ранее сказанное и сделал это прежде, чем потерпевшая начнет говорить иное. Интересно отметить, что составляя список лиц, подлежащих вызову в суд, следователи обычно не учитывают тактического значения их очередности. А поскольку последовательность допроса граждан в суде чаще всего механически воспроизводится по указанному списку (приложению к обвинительному заключению), то допущенные в нем тактические ошибки могут оказаться губительными, особенно по групповым делам. Одна из таких ошибок состоит в том, что обвиняемые указываются в списке по “старшинству” ролей в группе: сначала организаторы, затем основные исполнители и, наконец, прочие участники группы — “мелкая сошка”. Подобная очередность тактически допустима, если все обвиняемые на предварительном следствии признали свою вину и не препятствовали установлению истины по делу, то есть — при самых благоприятных для следствия условиях. В тех же случаях, когда все или основные участники преступления на предварительном следствии не признали своей вины, их допрос в указанной последовательности дал бы им существенные тактические преимущества перед государственным обвинителем. Они с самого начала задали бы отрицательный тон всему судебному разбирательству и спровоцировали на отказ от прежних показаний тех, кто ранее свою вину по делу признавал. Под удар была бы поставлена судьба дела. Рассмотрим ситуацию, когда, например, из четверых обвиняемых один полностью, а другой частично признали вину в групповом преступлении, тогда как двое оставшихся ее не признали. Тактически правильным было бы следующее распределение этих обвиняемых в “списке”: первым должен быть указан тот, кто полностью признал вину, вторым — частично признавший ее, третьим — менее умный или более слабохарактерный из двоих оставшихся. Самый умный и упорный из них должен допрашиваться последним. Если (продолжая анализ примера) следователь дал иную расста-новку обвиняемых в “списке”, допустив тактический просчет, то государственный обвинитель должен попытаться исправить эту ошибку, предложив суду очередность допроса подсудимых в соот-ветствии с вышеприведенной рекомендацией (разумеется, не разъ-ясняя участникам процесса ее тактического значения). Идея последней очевидна: первыми в суде должны “говорить” источники правдивой информации, чтобы с одной стороны, сразу же обозначить подтверждение обвинения и задать бесконфликтный тон начинающемуся разбирательству, а с другой — оказать призна-нием в суде обвинения должное воздействие на соучастников, от-рицающих обвинение, и побудить их признать свою вину. Другая тактическая рекомендация: из нескольких обвиняемых, признавших свою вину на предварительном следствии, первым в суде надо допрашивать наиболее осведомленного, дающего всесто-ронние и детальные показания, чтобы скорее развернуть максимум информации о криминале, о виновных лицах, а затем только под-креплять изложенные факты показаниями из других источников. Кроме того, такому обвиняемому будет сложнее, чем остальным, изменить свои показания, ибо последние во множестве деталей совпадают с истинной картиной преступления. Что касается свидетелей, то они в упомянутом списке обычно располагаются по хронологическому принципу (кто ранее допро-шен, тот и впереди в списке). Такая последовательность их допроса лишена тактического смысла и допустима лишь в простых или ми-нимально конфликтных ситуациях. При очевидных же сложностях в доказывании она становится неприемлемой. Общая тактическая линия очередности допросов свидетелей в суде должна определяться объемом и характером информации, содержащейся в их показаниях. При прочих равных условиях пред-почтительнее сначала допросить очевидцев преступления, и прежде всего — наиболее осведомленного и незаинтересованного в исходе дела, чтобы быстро и всесторонне осветить важнейшие обстоятель-ства, связанные с криминалом. При более сложных и противоречивых ситуациях подлежат уче-ту следующие тактически важные обстоятельства: характер взаимоотношений свидетеля с подсудимыми и потер-певшими; информационная ценность показаний конкретного свидетеля в сравнении с показаниями других (объем и характер информации); степень вероятности изменения им в суде своих прежних пока-заний, предполагаемый характер такого изменения и степень его опасности для поддерживаемого обвинения; степень надежности остальной обвинительной аргументации и ее достаточности для опровержения возможного изменения кем-либо из ранее допрошенных лиц своих показаний. Только проработкой всех этих моментов в комплексе можно сформировать и “заказать” тактически наилучшую для поддержа-ния государственного обвинения очередность допроса лиц, вызы-ваемых в суд. Из всего сказанного выше становится ясным, что подготовка прокурора (государственного обвинителя) к судебному процессу не только очень ответственна, но и объективно сложна. Она, естест-венно, предполагает разработку письменного плана, основную часть которого должны составлять разделы, посвященные проведе-нию судебных допросов. Трудно себе представить неспланирован-ные допросы подсудимых по многоэпизодному делу или допросы лиц, ранее дававших ложные показания. А между тем обобщение судебной практики показывает, что и судьи, и государственные обвинители не уделяют надлежащего внимания подготовке к допросам, составлению письменных планов допросов. Бесплановость неизбежно приводит к тому, что судебные допросы проводятся пассивно, поверхностно, многие обстоятельст-ва остаются невыясненными, в связи с чем судами принимаются неверные решения . Форма плана допроса конкретного лица может быть различной: в одних случаях — простой, в других — сложной. Все зависит от особенностей дела, ценности прежних показаний данного лица, наличия (или отсутствия) у него заинтересованности в определен-ном исходе дела и степени упорства в ее реализации. По несложным допросам план может быть сведен к перечню во-просов, на которые надлежит получить ответ. Здесь главное — обеспечить всесторонность освещения допрашиваемым интере-сующего суд события. При заведомой сложности допроса конкрет-ного лица усложняется и структура его плана. Если лицо (подсудимый, потерпевший, свидетель) допрашивает-ся по одному эпизоду, то объем плана будет небольшим. Форма плана может быть произвольной. Однако лучше всего, придержива-ясь указанной ниже последовательности, предусмотреть в нем сле-дующие графы: 1. Краткое содержание показаний конкретного лица на предва-рительном следствии (л. д.). 2. Перечень обстоятельств, подлежащих выяснению по рассмат-риваемому эпизоду. 3. Перечень вопросов к допрашиваемому. Они должны распола-гаться в наилучшей тактической последовательности, их редакция должна быть четкой, тщательно продуманной. 4. Спектр тактических приемов, которые следует применить для наилучшего проведения допроса в целом, и дополнительных прие-мов — на случай, если “не пойдут” нужные ответы на какие-либо вопросы. 5. Доказательства, подлежащие предъявлению, и тактически наилучшие способ и очередность их предъявления. Здесь же — использование необходимых фоно-, кино-, видеоматериалов. 6. Краткое содержание полученных ответов (хотя бы по основ-ным вопросам). 7. Примечание (заполняется по ходу судебного допроса или сра-зу по его завершении). В нем делаются отметки о том, достигнуты ли цели допроса. Если нет или не все, то нужно указать — с помо-щью каких иных источников можно будет компенсировать инфор-мационные потери, понесенные на данном допросе. Соответствую-щие задачи должны быть сразу же включены в планы последующих допросов других лиц. Такова примерная схема развернутого плана допроса по одному эпизоду. Если предстоит допрос — скорее всего подсудимого — по не-скольким эпизодам, то объем плана, конечно же, увеличится. Одна-ко структура остается без изменений: каждый отдельный эпизод, сколько бы их ни было, рекомендуется исследовать по предложен-ной схеме. К сказанному можно добавить, что если при изучении дела прокурор конспектирует показания обвиняемых, потерпевших, свидетелей-очевидцев и иных важных свидетелей, то в развернутых планах допроса каждого из них можно снять графу № 1, чтобы по-вторно не излагать содержание показаний данного лица. При до-просе этих лиц в суде нужно будет воспользоваться не только пла-нами их допроса, но и конспектами их прежних показаний. § 4. Общие положения тактики судебного допроса Большинство разработанных криминалистикой тактических приемов допроса на предварительном следствии применимы и к судебному допросу. И в той, и в другой процедуре принято разли-чать три стадии (фазы) допроса: предварительную, свободного рас-сказа и вопросно-ответную. На предварительной стадии устанавливается личность каждого из допрашиваемых. У потерпевших и свидетелей выясняется харак-тер их взаимоотношений с подсудимым, а у свидетелей, дополни-тельно, — еще и с потерпевшим. У подсудимого выясняется — понятно ли ему обвинение и признает ли он себя виновным. Ему предоставляется возможность мотивировать свой ответ (ч. 3 ст. 278 УПК РСФСР). Потерпевшим и свидетелям разъясняется их граж-данский долг и обязанность правдиво рассказать все известное им по делу, они предупреждаются об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний, о чем у них отбирается подписка (ст.ст. 282, 283, 287 УПК РСФСР). Каковы тактические задачи прокурора в предварительной стадии допроса? Напомним, что с подлежащими допросу в суде лицами прокурор знаком только заочно — по материалам дела. Зная или допуская, что с кем-либо из них предстоит сложная тактическая борьба, про-курор должен использовать предварительную стадию допроса для пополнения своих представлений о тех, кого ему предстоит допра-шивать, очным изучением их личностных свойств. Метод получе-ния нужной информации об этих лицах — сосредоточенное на-блюдение. Поскольку эту стадию допроса всегда проводит предсе-дательствующий, прокурор, будучи свободным, как раз и должен сконцентрировать внимание на первоначальном поведении и отве-тах допрашиваемого. Выполнив предусмотренные законом задачи предварительной стадии, судья (председательствующий) переходит ко второй проце-дурной фазе допроса, которая начинается с предложения допраши-ваемому сообщить все известное ему по делу. Далее, если нет ос-ложнений, допрашиваемый приступает к свободному рассказу об обстоятельствах исследуемого судом события. С какими же ослож-нениями в самом начале рассказа могут столкнуться допрашиваю-щие (судья, а позднее прокурор)? Известно, что важнейшей предпосылкой успешного допроса яв-ляется установление психологического контакта с допрашиваемым. Видя перед собой большую аудиторию, допрашиваемый зачастую испытывает сильное волнение, психическое напряжение, которые могут выражаться как в повышенной раздражительности, излишней возбудимости, так и, напротив, в скованности, заторможенности. Все это, конечно, мешает установлению с ним психологического контакта и, как результат, проведению полноценного допроса. В связи с этим приобретает большое значение умение допраши-вающего быстро и незаметно нейтрализовать подобные психиче-ские состояния допрашиваемого. Этого можно достичь ровным, спокойным, доброжелательным тоном начинаемого с ним диалога, вежливым, уважительным обращением к допрашиваемому. Совер-шенно не допустимо употребление при допросе таких вульгарных слов как “врешь”, “чушь”, “не пори ерунды”, таких резких, безус-ловно раздражающих терминов как “виновный”, “преступник” и т. п. Неэтичным и посему неприемлемым является обращение к доп-рашиваемому на “ты”, даже тогда, когда он несовершеннолетний. Всегда лучше называть его по имени и отчеству, чем употреблять такие “холодные”, отчужденные понятия как “свидетель”, “потер-певший”, “подсудимый”, которые вряд ли будут сглаживать напря-женность обстановки допроса. К тому же надо помнить, что изначальное установление психо-логического контакта с допрашиваемым логически требует под-держания его до завершения допроса, а потом — и до конца судеб-ного заседания. Между тем практика показывает, что установив психологиче-ский контакт, допрашивающие забывают, что это “хрупкая мате-рия”, и не берегут его, увлекаясь борьбой за информацию, в кото-рой подчас сами начинают допускать и раздражительность, и гру-бость. В результате контакт теряется и допрос может не достичь своих целей. Одной из причин подобного срыва является вырабатывающаяся с годами у некоторых судей и прокурорско-следственных работни-ков привычка читать мораль взрослым людям, учить их жить, да-вать им, да к тому же публично, далеко не те советы и оценки, ко-торые они хотели бы слышать. Это, естественно, вызывает — в качестве защитной реакции — возражения, конфронтацию. Данная привычка есть одно из проявлений профессиональной деформации. Высокий общественный статус судебных и прокурорско-следственных должностей, широкий круг властных полномочий, возможность управлять социальным поведением и деятельностью людей с позиции закона — все это объективно способствует фор-мированию у отдельных лиц, занимающих эти должности, чувства превосходства, которое они и проявляют в неуместной, а подчас и грубой назидательности. Но вот необходимый контакт установлен и начался свободный рассказ допрашиваемого. Обычно это описание события преступ-ления и связанных с ним событий, излагаемое в хронологическом порядке — от начала его совершения или наблюдения и до конца. Это самый естественный и посему самый типичный и для изложе-ния, и для восприятия способ передачи информации, причем не только по одноэпизодным, но и по многоэпизодным делам. В по-следних хронологическое описание каждого отдельного эпизода дополняется соответствующим подходом к рассмотрению всей системы преступных эпизодов, составляющих в совокупности бо-лее сложное и опасное явление — преступную деятельность. По ходу свободного рассказа государственный обвинитель про-должает изучение говорящего, наблюдая за его состоянием, степе-нью владения собой, уровнем скованности или взволнованности, за речью (ее лексикой, точностью, образностью, уверенностью изло-жения, паузами). Важно проследить и за тем, как по ходу рассказа допрашиваемого раскрывается его отношение к участникам кон-фликта, действия какой из сторон он (сам того не замечая) описы-вает мягко, сострадательно, оправдывающе, а какой, наоборот,— жестко, осуждающе. Иными словами, прокурор определяет — “на чьей он стороне”. Помимо этого, прокурор, конечно же, следит за сюжетом рас-сказа, мысленно сопоставляет показания с прежними, данными этим лицом на предварительном следствии. Если он замечает уменьшение объема или снижение уровня содержательности преж-ней информации, то делает по этому поводу необходимые заметки, формулирует на черновике вопросы, которые нужно будет задать в целях восполнения упущенного. По завершении свободного рассказа допрос переходит в третью — вопросно-ответную стадию. Сначала свой круг вопросов к доп-рашиваемому исчерпывает состав суда, после чего право продол-жения допроса председательствующий передает государственному обвинителю. Получая “эстафету” в допросе от судьи, прокурор уже знает, установил ли тот психологический контакт с допрашивае-мым, умело ли провел допрос: все ли необходимые вопросы задал, все ли нужное выяснил, не допустил ли тактических ошибок, пре-допределивших скромные результаты допроса или его неудачу в целом. Вполне возможно, что прокурору придется сглаживать допу-щенные ошибки. Делать это надо так, чтобы не подорвать автори-тета судей в глазах участников судебного процесса. Столкнувшись с фактом подавленности, скованности, растерян-ности допрашиваемого, прокурор (коль скоро этого не сделал суд) должен использовать тактические приемы, направленные на уста-новление с ним нормального психологического контакта. К их чис-лу относятся “снятие психического напряжения” допрашиваемого и плавное “втягивание” его в беседу (диалог). Обычно это достигает-ся путем постановки перед ним простейших вопросов, например: как Ваше здоровье?, как Вы себя в данный момент чувствуете?, понятны ли Вам задаваемые вопросы? и т. п. Иногда полезно вер-нуться к анкетным данным, попросить подробнее осветить семей-ное положение, этапы служебного продвижения и т. д. Отвечая на эти элементарные вопросы, допрашиваемый втягивается в разговор, преодолевает волнение, страх перед судом и успокаивается. После этого перейти к предмету допроса не составит труда, особенно, если начальная фаза разговора будет идти мягко, уважительно, в спокойном, доброжелательном тоне. Вопросно-ответная (третья) стадия судебного допроса справед-ливо признается самой сложной ввиду ее насыщенности беском-промиссной борьбой сторон. В ней используется весь арсенал так-тических приемов, разработанных в психологии и криминалистике, а также приобретенных в ходе практической деятельности. В этой стадии государственный обвинитель максимально использует ре-зультаты подготовки к судебному процессу, а также все сведения, полученные в ходе судебного следствия к моменту допроса кон-кретного лица. С учетом сказанного, детальному рассмотрению тактических проблем, возникающих в вопросно-ответной фазе до-проса, будут посвящены следующие параграфы пособия. При исследовании общих положений тактики судебного допроса нужно остановиться и на таких факторах, имеющих существенное тактическое значение, как пол допрашиваемого, возраст, уровень образования, профессия (работа), состояние здоровья (вообще и, главное, на момент допроса), наличие или отсутствие судимостей, семейное положение, процессуальное положение (подсудимый, потерпевший, свидетель). В отдельных случаях могут приобретать тактическое значение данные и о каких-либо иных сторонах личности допрашиваемого, но это будут особые случаи, исключения. Мы же говорим о типо-вых факторах, которые следует, хотя бы вкратце, рассмотреть. Исследование различий п о л а допрашиваемых в плане такти-ческих изысканий непременно приводит к сравнительному анализу так называемых “женской” и “мужской” психологий. С научных позиций последних лет эти различия сводятся к тому, что женскую психологию относят к категории интровертивных (обращенных во внутрь), а мужскую — экстравертивных (обращенных во вне). При этом в последней выделяют, как доминирующее свойство, логическое, рациональное начало, а в женской, напротив — эмо-циональное. Сразу отметим, что ни одно из них нельзя назвать лучшим или худшим. В системе “человек” оба эти начала представ-ляют “диалектическое” единство и борьбу противоположностей, обеспечивающих развитие человека и как природного организма, и как личности. Преступление и процедура его расследования, включая и судеб-ное следствие, гораздо сильнее влияет на эмоциональную сферу женщины, чем мужчины. Зная об этом и столкнувшись с необхо-димостью преодолеть сопротивление допрашиваемой установле-нию истины по делу, прокурор должен использовать в качестве тактического средства воздействие на ее эмоциональную сферу таких нравственных категорий, как честь, совесть, любовь, долг, ответственность, грех и т. п. Объективно женщине сложнее, чем мужчине, устоять на ложной позиции, всесторонне защитить ее, но вовсе не в силу каких-то “де-фектов” женской психологии, а потому, что женщина в социальной жизни более нравственна, человеколюбива (она же — мать), более критична к опасному и недозволенному, не приемлет зла, насилия, неправды. Отсюда у нее значительно меньший, чем у мужчин, опыт неправомерной, а тем более противозаконной деятельности, мень-ше изощренности в защите подобной деятельности и, соответст-венно, меньше спектр возможностей для этого. У нее, как правило, не бывает запасной ложной версии, которую бы она могла подкре-пить системой логически увязанных с обстоятельствами криминала аргументов. Поэтому убедительное опровержение прокурором ее исходных ложных показаний, дополненное умелым эмоциональ-ным воздействием на ее позитивные ценностные установки, чаще всего приводит к отказу от лжи и даче правдивых показаний. Из сказанного следует, что (при прочих равных условиях) в си-туации, когда лжесвидетельствуют несколько человек, тактически правильным будет начать допрос этой группы лиц с женщин. И еще один важный момент. Сложные динамические события, в том числе и криминальные, по-разному воспринимаются женщина-ми и мужчинами. Эти различия в восприятии носят типовой харак-тер. Женщина — очевидец драки — обычно весьма скупо описывает ее механизм, ибо, будучи по природе противницей насилия, боясь его, не зная его составляющих, не умея и не желая всматриваться в него, она воспринимает лишь некоторые его фазы (фрагментами, частями). Но зато она прекрасно запоминает приметы участников драки — особенности роста, внешности, одежды, речи (крики, уг-розы дерущихся), то есть может дать очень ценные сведения для установления участников конфликта. Мужчина же, более искушенный в применении насилия (как в практическом опыте, так и через силовые виды спорта — бокс, многочисленные виды борьбы), если он очевидец, а тем более уча-стник драки, основное внимание уделяет ее механизму, ходу, оце-нивая опасность насильственных действий противников для себя или своих знакомых и решая, как эти действия предотвратить. При этом мужчина лишь в самых общих чертах может сообщить о при-метах незнакомых участников драки. Таким образом, наиболее всесторонняя и полная картина пре-ступного события может быть представлена как сумма специфиче-ских, но равнополезных его описаний очевидцами и участниками — мужчинами и женщинами. Говоря о в о з р а с т е допрашиваемых, различия в котором имеют тактическое значение, требуется учитывать особенности ряда возрастных групп: 1) малолетних (по закону до 14 лет); 2) не-совершеннолетних; 3) молодых людей (примерно до 30—35 лет); 4) людей зрелого возраста (35—60); 5) пожилых людей (примерно от 60—75 лет) и 6) стариков (старше 75 лет). Здесь сразу же надо ого-вориться, что авторы не настаивают на указанных цифровых грани-цах, так как в науке (геронтологии) сейчас нет единства в определе-нии возрастных подразделений людей. Заметим только, что не-большое смещение показателей между перечисленными группами не имеет принципиального значения для исследования тактических проблем допроса. В самом общем плане тактическое значение возраста допраши-ваемого определяется степенью социальной зрелости субъекта той или иной возрастной группы, его жизненным опытом (большим, достаточным или малым, а то и вообще отсутствующим — у мало-летних), через призму которых они оценивают жизненные колли-зии, включая и противоправные конфликты, и дают о них показа-ния. Что касается особенностей психологии несовершеннолетних, учитывающихся при судебном допросе последних, то в наибольшей мере они известны государственным обвинителям, специализи-рующимся на рассмотрении в суде дел о преступлениях субъектов этой возрастной группы. Однако столкнуться с необходимостью допросить в суде несовершеннолетнего или малолетнего может любой прокурор. Допросу малолетнего, в том числе и в суде, присуща масса осо-бенностей. Одна из них состоит в том, что ребенку в возрасте 7—8 лет еще не “по силам” (знаниям) всесторонне охватить и связно описать увиденное. Поэтому в структуре его допроса нет фазы сво-бодного рассказа (в допросах 8—10-летних она лишь едва намеча-ется), он проводится в вопросно-ответной форме. Отсюда ясно, что всесторонность и полнота допроса малолетнего целиком определя-ется суммой заданных ему вопросов. Всем известна и характерная для детей этого возраста фантазий-ность, эмоциональная гиперболизация увиденного. Не понимая или упрощенно понимая социальное значение увиденного, а также то, о чем необходимо говорить при публичном судебном допросе, ребе-нок может твердо, уверенно, а посему и убедительно отвечать на важнейшие для судьбы дела вопросы, но ответы его при всем этом будут неверными — либо сфантазированными, либо приспособлен-ными, “вписывающимися” в тему того или иного вопроса в силу наводящего характера последнего. Заметим сразу же, что наводя-щие вопросы предельно опасны именно при допросе малолетних и лиц с отставанием в сфере психического развития, так как оказы-вают максимальное внушающее и управляющее воздействие. И еще один существенный момент. Совершенно непривычный и удивительный для малолетнего антураж публичного судебного допроса подавляет его, мешает сосредоточиться и понять, чего от него хотят и что он должен говорить. Поэтому одной из самых сложных задач, возникающих перед прокурором в таких ситуациях, является снятие стресса у малолетнего допрашиваемого и установ-ление с ним психологического контакта. Очевидно, что допрос ма-лолетнего должен проводиться в очень упрощенной “игровой” форме, причем, по возможности, на его лексиконе. Только в этом случае можно будет считать, что вопрос правильно понят малолет-ним, а это — залог адекватного ответа. В ее решении прокурору может и, в соответствии с законом, должен помочь педагог (воспи-татель) как специалист в области детской, в частности, маловозра-стной психологии. Говоря о допросе малолетних, будь то на предварительном след-ствии или в суде, хотелось бы обратить внимание на одну очень важную проблему, крайне редко учитываемую на практике,— а так ли уж нужен и, посему, всегда ли необходим допрос малолетнего по конкретному делу? В этой связи один из авторов данного пособия хотел бы привести весьма неординарный пример из своей следст-венной практики. Расследовалось уголовное дело о развратных действиях Ф. в отношении сорока двух малолетних. Началось все с развращения им семилетней падчерицы, ученицы первого класса, которая затем, по просьбе Ф., стала приводить домой на эти “сеан-сы” своих подружек — одноклассниц. Так продолжалось около двух лет, пока эта “деятельность” Ф. не была случайно обнаружена и пресечена, а сам он — немед-ленно арестован. Было установлено, что шесть девочек приходили на эти “сеансы” многократно, а остальные по одному-два раза, после чего прекратили посещать квартиру Ф. Обвиняемый свою вину признал, но численный и персональный состав потерпевших обрисовывал очень скудно. Возникла неожиданная коллизия: интересы всестороннего доказывания крими-нала Ф. пришли в острое противоречие с интересами нормального, нравственного воспитания большого числа малолетних девочек (целого второго класса). Нужно ли было допрашивать более тридцати из них о конкретных развратных действиях Ф., которые они видели один-два раза год-полтора тому назад? Оправданной ли оказа-лось бы актуализация в их сознании почти забытых (и слава богу!!!) деталей раз-вратных действий Ф.? Не стали бы разве такие допросы — сначала на предвари-тельном следствии, а затем и в суде,— своего рода продолжением развращения малолетних, причем с дополнительным “эффектом” его закрепления в сознании уже не прежних, а на год-полтора повзрослевших девочек? Практическое решение данной коллизии было следующим. По делу допросили в качестве потерпевших только шесть девочек, показаниями которых в совокупности исчерпывающе обрисовывались и характер развратных действий Ф., и, что не менее важно, весь круг других потерпевших. Остальные тридцать шесть девочек не доп-рашивались вообще, но были заочно признаны потерпевшими (их права на следст-вии и в суде защищали их мамы в ранге представителей потерпевших). По данному поводу было вынесено уникальное в следственной практике “Постановление о непроведении допросов ряда малолетних потерпевших”, основаниями для которого послужили, с одной стороны, вполне достаточная доказанность криминала Ф. иными материалами дела, а с другой — крайняя нежелательность таких допросов по нравственно-педаго-гическим соображениям. В суд эти тридцать шесть девочек, естественно, тоже не вызывались. По согласованию с прокурором данное дело было направлено не в районный, а в областной суд с просьбой рассмотреть его “по пер-вой инстанции” ввиду неординарности подлежащей исследованию ситуации и принятых по делу решений. Областной суд с этой просьбой согласился, рассмотрел дело, вынес обвинительный приговор с максимальным по закону наказанием. При этом в приговоре были специально и высоко оценены нестандартные инициативы предварительного следствия. Кроме того, через неделю Президиум областного суда разослал по всем горрайсудам области письмо с рекомендацией учитывать нравст-венно-педагогические аспекты судебного допроса малолетних и прибегать к по-следним лишь в случаях крайней необходимости. Несколько слов следует сказать о категориях пожилых людей и стариков. То обстоятельство, что в силу возраста и, как правило, связанного с ним нелучшего состояния здоровья они, обладающие огромным жизненным опытом, выходят из сферы активной соци-альной жизни или находятся на пороге этого, определенным обра-зом сказывается на их психологии. Современные старики и многие пожилые люди прошли войну, трудные годы восстановления на-родного хозяйства и хорошо помнят, какого героизма, самоотдачи и личных жертв все это потребовало от них. Абсолютное большинст-во из них немногого добилось в жизни, не разбогатело, да и не стремилось к этому. Основной жизненной ценностью для многих из них стала категория личной чести. Именно она в их возрасте стано-вится мерилом в оценке своего прошлого и настоящего. У верую-щих людей она дополняется стремлением не согрешить “пред бо-гом и людьми”. Зная об этой психологической доминанте, прокурор может ис-пользовать категории чести и греха как тактическое средство для эмоционального воздействия на лжесвидетельствующего допраши-ваемого рассматриваемой возрастной группы. Умело сопоставляя высокую (по возможности) нравственную оценку прожитой им жизни с фактом намеренного искажения в суде истины, подрываю-щим и ставящим под сомнение эту оценку, прокурор может добить-ся успеха в получении от данного допрашиваемого новых, правди-вых показаний. Высокий уровень образования и общей эрудиции допрашиваемо-го важно учитывать как фактор, могущий обусловить более серьез-ный, чем у других лиц, характер сопротивления установлению ис-тины. Это может выразиться в большей продуманности ложной версии, лучшей ее аргументации, в более умелом противостоянии отдельным фактам, приводимым прокурором. Все это следует про-думать заранее — еще на этапе подготовки к допросу высокообра-зованного и эрудированного противника. Допрос надлежит провес-ти так, чтобы не дать поводов для замечаний с его стороны и не понести урона в интеллектуальной борьбе с ним. Условия достиже-ния этих целей (наряду с основными целями допроса) — всесто-ронняя подготовка к допросу, осторожное и самокритичное отно-шение к каждому своему вопросу, аргументу, реплике. Вместе с тем не следует излишне драматизировать значение вы-сокого уровня образования и интеллекта допрашиваемого в такти-ческом плане. Эти качества могут не только затруднять допрос, но и, напротив, облегчать его. Умному и образованному человеку лег-че увидеть, когда под нарастающим давлением обвинительных ар-гументов прокурора разрушается ложная конструкция оправдатель-ной версии, и определить момент, когда продолжение защиты по-следней становится не только бессмысленным, но и вредным, по-скольку не создает шансов на снисхождение при неизбежном, как он уже понимает, наказании. Подчас необразованный и недалекий субъект может оказать более упорное сопротивление, ибо не спосо-бен реально оценить проигрышность своей позиции, несостоятель-ность защитных аргументов. Состояние здоровья — ценность не только объективная, но и субъективная. Вот эту последнюю и следует учитывать при допросе каждого лица, причем в двух аспектах: в общем (здоровье в целом) и в частном (здоровье на момент допроса). При неудовлетворитель-ном (по мнению прокурора) психологическом контакте, сложив-шимся у судьи с допрашиваемым, прокурор, продолжающий до-прос, может попытаться улучшить контакт, разумно уделив внима-ние теме здоровья допрашиваемого и сострадательно относясь к его нездоровью. Очень важно учитывать это при допросах “основных фигур”, показания которых особо значимы. Спрашивать о самочувствии вызванных в суд лиц следует в на-чале их допроса, чтобы в зависимости от ответа сориентироваться — начинать и продолжать допрос либо пригласить врача для оказа-ния вызванному в суд лицу медицинской помощи (например, для снятия головной боли). Если этого не сделать вовремя, то в крити-ческой фазе допроса субъект может отказаться отвечать на “тяже-лые” вопросы прокурора, инсценируя невозможность продолжать допрос ввиду названного недомогания и требуя врача. Пока врач удостоверяет факт этой “боли” и “снимает” ее, недобросовестный допрашиваемый использует данное время для подготовки ответов на вопросы прокурора и допрос его может не достичь целей. Анализируя тактическое значение судимостей допрашиваемо-го, отметим несколько моментов. Прежде всего — самый общий: наличие одной или даже нескольких судимостей вовсе не обяза-тельно, как нередко думают, повлечет сопротивление установлению истины со стороны допрашиваемого. Равно как и наоборот, отсут-ствие судимости совсем не означает, что допрашиваемый не будет оспаривать обвинения. Тактическое значение фактора судимости — неоднозначно! Поведение людей в сложных жизненных ситуациях, а к их числу относится и защита своих интересов в судебном про-цессе, обычно обусловливается сочетанием нескольких факторов. Правда, и в этих ситуациях какой-то один может играть роль опре-деляющего. В таких случаях многое как раз и зависит от профес-сионального “чутья” государственного обвинителя, его умения уло-вить — какое или какие обстоятельства влияют на конфликтное поведение допрашиваемого, а затем попытаться соответствующими приемами обесценить их воздействие и добиться целей допроса. Говоря о ранее судимом допрашиваемом, авторы имеют в виду, главным образом, подсудимого, который отчаянно борется против очередной, грозящей ему судимости, опираясь на опыт прежних следственных и судебных процедур и используя при этом возмож-ность защищаться ложью и не отвечать за нее. Такой возможности нет у ранее судимых потерпевших и свиде-телей. Отрицательный опыт их прежних судимостей, могущий, в принципе, побуждать этих людей к даче ложных показаний, суще-ственно сдерживается либо нейтрализуется реальной угрозой быть привлеченными к уголовной ответственности за лжесвидетельство. Отсюда видно, что судимости (как фактор) могут оказывать гораздо большее влияние на характер поведения подсудимого, чем потер-певших или свидетелей. При допросе подсудимого, имеющего несколько судимостей и упорно отрицающего обвинение, тактически важно использовать следующие моменты. Еще на этапе подготовки к его допросу нужно внимательно изучить находящиеся в уголовном деле копии приго-воров по всем его прошлым преступлениям. По каждой такой ко-пии следует оценить, с одной стороны, количество и качество дока-зательств виновности подсудимого, а с другой — какую позицию он занимал по отношению к обвинению, прибегал ли к ложным показаниям на предварительном следствии и в суде. Затем все это надо суммировать и сопоставить с доказательственной базой дела, намечаемого к рассмотрению по существу. И, если обнаружатся нужные совпадения, их следует использовать в суде как дополни-тельные доказательства (“улики поведения”). Например, у лица, привлекаемого за кражу, ранее было четыре судимости за различ-ные преступления, в том числе две — за кражи. Стало быть, у него не только очень стойкий общий рецидив (четыре судимости), но и неоднократный с п е ц и а л ь н ы й (две судимости за кражи). Это, разумеется, следует отметить в обвинительной речи. Но главное — в другом. Если во всех прежних судебных процессах была убе-дительная доказательственная база, но подсудимый, несмотря на это, все четыре раза отрицал вину, а по пятому, рассматриваемому делу картина такая же или близкая к ней, то становится очень вы-годным показать совпадение (по весомости) доказательственных баз всех пяти дел и неадекватного им поведения подсудимого во всех пяти процессах (всюду голословное отрицание хорошо дока-занной вины). Таким образом удастся продемонстрировать, что и по рассматриваемому делу подсудимый ведет борьбу с обвинением не в силу своей невиновности, а по выработавшейся традиции — отрицать “все и вся”, разыгрывая роль “невинно страдающего” от правосудия человека. Рассматривая семейное положение лица как фактор, могущий приобретать тактическое значение, следует учитывать два типа семьи, которые может одновременно иметь человек. Это так назы-ваемые “старая семья” (он, его родители, родные братья и сестры) и “новая”, если она создана (он, жена и их дети). Очевидно, что тактическое значение данного фактора зависит главным образом, от того, какое место в системе ценностных ори-ентаций допрашиваемого занимает семья . Чем большую жизнен-ную ценность она для него представляет, чем трепетнее он относит-ся к жене, детям и родителям, братьям, сестрам, тем большим мо-жет оказаться эффект тактического использования фактора семьи при его допросе. Поведение подсудимого, защищающегося от обвинения ложны-ми показаниями, можно оценить как противодействие установле-нию истины, нераскаяние в содеянном и, следовательно, как об-стоятельство, лишающее его шансов на смягчение наказания, что делает последнее более суровым, чем оно могло бы быть. А это, безусловно, наносит больший урон и семейным отношениям подсу-димого, и самой семье, остающейся без него на более длительный срок. Если ложные показания дает свидетель (потерпевший), то напо-минание ему о риске понести уголовную ответственность за лже-свидетельство и о неизбежности связанных с нею серьезных потерь в сфере семейных отношений, может существенно “отрезвить” доп-рашиваемого и побудить к даче правдивых показаний. Разумеется, для тактического использования “фактора семьи” требуется иметь подробную информацию о членах его семьи, их здоровье, о семейных традициях, нравственных установках, осо-бенностях взаимоотношений. Чем меньше сведений такого рода содержится в материалах дела, тем больше времени и усилий нужно потратить на их получение при допросе этого лица в суде. Говоря о тактическом значении процессуального положения допрашиваемого, следует напомнить о трех основных видах по-следнего — подсудимый, потерпевший, свидетель. Находясь в том или ином положении, допрашиваемый “играет” соответствующую ему “роль”. Типовые различия ролей таковы. Подсудимый и потер-певший — лица, заинтересованные в определенном исходе дела. Их интересы, обычно, — противоположны. Свидетель — чаще всего нейтрален, не заинтересован в пользу ни одной из противоборст-вующих сторон. В этом — залог его объективности. Естественно, встречаются свидетели, заинтересованные в пользу подсудимого либо потерпевшего, — и не так уж редко. В силу этого их показания могут быть в большей или меньшей мере необъектив-ными. Знание о том, какого характера отношения связывают такого свидетеля с подсудимым или потерпевшим, а отсюда — чего от него можно ожидать на допросе, имеет огромное тактическое зна-чение. Особенно это важно знать об “основных фигурах” из числа свидетелей. Информацию по данному поводу нужно получить и оценить еще на этапе подготовки к судебному процессу, а при не-обходимости уточнить или перепроверить ее в начальной фазе до-проса. Заинтересованность потерпевшего связана не только с ожидани-ем наказания виновного и полным возмещением ущерба, причи-ненного последним. Этот его интерес понятен и естественен. Но могут быть и другие, тщательно скрываемые интересы: утаить на суде (особенно, если это удалось на предварительном следствии) свою провоцирующую роль в криминальном конфликте, либо, на-против,— “наговорить на себя” в целях умаления вины подсудимо-го. Последнее встречается по делам о криминалах в семье, среди родственников, а также при подкупе либо угрозах со стороны лиц, представляющих интересы подсудимого. Все это прокурору надле-жит учитывать, определять и, по возможности, нейтрализовать в ситуациях, когда показания потерпевшего в суде неожиданно и резко теряют свое обвинительное, изобличающее содержание. Интересы подсудимого обычно довольно просты — борьба про-тив обвинения в целом или его наиболее серьезных положений. В настоящее время редко встречается чистосердечное признание и активное способствование обвиняемого (подсудимого) раскрытию преступления. Однако, если такие случаи имеют место, важно не “пропустить” возможного самооговора. Основные признаки, отли-чающие чистосердечное признание виновного от самооговора лица, не совершавшего преступления,— это степень детальности их пока-заний и совпадения этих деталей с реально установленными об-стоятельствами преступления. Разумеется, многое здесь могут дать и сопоставление с криминалом личности признающего вину, а так-же частные признаки поведения (манера рассказа, уровень пережи-ваний и т. п.). Теперь, после краткого рассмотрения тактического значения ря-да социально-демографических признаков, характеризующих лич-ность допрашиваемого, перейдем к исследованию других обстоя-тельств, имеющих общее тактическое значение в отправлении су-дебной процедуры. Допрос в суде, в отличие от допросов на предварительном след-ствии (дознании), отдельным, самостоятельным протоколом не оформляется, а фиксируется секретарем в едином протоколе судеб-ного заседания. Практика свидетельствует, что показания допраши-ваемых лиц записываются в этом протоколе слишком кратко, не всегда точно, а иногда искажаются по смыслу настолько, что позд-нее становится очень сложно разобраться в правильности действий суда и соответствии приговора данным, установленным в судебном заседании. Содержание же вопросов участников процесса в этом протоколе не отражается вовсе. Обычно встречается такая запись: “...на вопрос прокурора допрашиваемый ответил, что...” Каково содержание вопроса — неизвестно. Остается догадываться по кон-тексту ответа, но это удается лишь тогда, когда ответ записан четко и позволяет “вычислить” вопрос. Одним из способов преодоления данного недостатка могла бы служить звукозапись или, еще лучше, видеозапись судебного след-ствия и последующее приобщение фоно- или видеоматериалов в качестве приложения к протоколу судебного заседания. Однако это весьма хлопотно, да к тому же в суде не всегда есть необходимая аппаратура и соответствующие специалисты. В то же время в указанных целях очень слабо используется такое простое тактическое средство как повторный в о п р о с. Наиболее ценные для судьбы дела сведения, прозвучавшие в свободном рассказе определенных лиц, нужно с помощью ряда вопросов “заставить” прозвучать еще раз, но уже не в общем кон-тексте рассказа, а отдельными, отчлененными от него самостоя-тельными фрагментами. При этом в формулировку вопросов можно ввести просьбу уточнить или детализировать что-либо. Тогда в ответах можно получить не только повторение важной информа-ции, но и дополнительную, подчас новую информацию. Тактический замысел постановки таких вопросов состоит в том, чтобы и сами эти вопросы, и, главное, точные и четкие ответы на них гарантированно попали в протокол судебного заседания. Более того, получив в ответе на вопрос особо ценные для интересов дела сведения, прокурор может сразу же обратиться к секретарю судеб-ного заседания с просьбой дословно записать в протоколе и вопрос, и прозвучавший ответ. Далее. Согласно действующему законодательству (ст.ст. 282, 193, 287, 289 УПК РСФСР) право первенства в проведении допро-сов, о чем уже говорилось, предоставлено суду. Однако не будет нарушением “субординации”, если — по ходатайству прокурора — суд предоставит ему право первого допроса. Такому шагу суда не-трудно найти достойное объяснение — ведь именно на прокурора возложена обязанность поддержания государственного обвинения, и в первую очередь от него зависит, получит ли суд в ходе судебно-го разбирательства всестороннюю, полную и объективную картину исследуемого преступления и убедительные доказательства его совершения подсудимым. К тому же, проводимая в стране судебная реформа, связанная с введением института присяжных заседателей, ориентирована, в частности, на то, что прокурор начинает первым вести допросы. Это несомненно повышает ответственность проку-рора за качество и результаты допросов, и посему требует значи-тельного совершенствования его мастерства в их проведении. В связи с этим небезынтересно отметить, что неоднократные оп-росы судей свидетельствуют об их согласии (в абсолютном боль-шинстве случаев) отдать прокурору “пальму первенства” в судеб-ных допросах. Единственное условие, выдвигаемое при этом судь-ями, таково: прокурор должен обеспечить высокий уровень, такти-ческую грамотность и результативность допросов. Разумеется, прокурору не следует обращаться к суду с подобным ходатайством при допросе каждого лица, вызванного в суд. В этом, чаще всего, нет тактической необходимости. Но в отдельных случа-ях, когда от показаний определенного лица существенно зависит судьба дела и когда прокурор, с одной стороны, надеется успешно провести этот допрос, а с другой — не без оснований опасается, что этого не сможет сделать председательствующий, он, безусловно, должен походатайствовать перед судом о праве первым начать до-прос указанного лица. При этом полезной может оказаться следующая тактическая ре-комендация. Поскольку о необходимости допроса первым какого-нибудь лица прокурор узнает после изучения материалов дела (в период подготовки к процессу), то с упомянутым ходатайством было бы рискованно обращаться к суду непосредственно перед допросом этого лица. Для суда такое ходатайство будет и неожи-данным, и непонятным (а раскрывать публично тактический замы-сел ходатайства прокурору нельзя). В результате — может последо-вать отказ. Поэтому, лучше всего это оговорить с судьей заранее, объяснив ему свой тактический замысел, и, заручившись его согла-сием, дождаться соответствующего момента в ходе судебного след-ствия для заявления названного ходатайства. В работе уже упоминалось о важности установления психологи-ческого контакта с допрашиваемым, но это всего лишь одна из многочисленных психологических проблем. Огромное, подчас ре-шающее тактическое значение имеет учет психологии допрашивае-мого в целом, чтобы получить возможность оказания на него, есте-ственно, в полном соответствии с нравственностью и законом, не-обходимого психологического воздействия. С точки зрения психологии, всякий допрос (и судебный тоже) — это урегулированная процессуальным законом форма взаимного воздействия, общения, обмена информацией между допрашиваю-щим и допрашиваемым. С психологической стороны такое взаим-ное воздействие может иметь характер эмоционального или логиче-ского. В первом случае прокурор адресуется, главным образом, к эмо-циональной сфере допрашиваемого, пытаясь с помощью опреде-ленного влияния на нее достичь целей допроса. Содержанием этого является использование таких нравственных категорий обществен-ного и индивидуального сознания как любовь (в самом широком смысле слова), честь, долг, порядочность, ответственность (перед семьей, близкими, друзьями, обществом), добро (в противовес злу), достоинство, интеллигентность, ум (как антитеза глупости), а также категория греха (при-менительно к лжесвидетельству — как бого-противного поступка, а при отрицании совершения преступления — как нераскаяние в тяжком грехе перед богом). В целях оказания на допрашиваемого эмоционального воздейст-вия полезно проанализировать положительные свойства его лично-сти, указанные в характеристиках с места работы и жительства; положительные черты, отмеченные другими допрошенными лица-ми; приказы о поощрениях и наградах и т. п. Общая цель этих дей-ствий состоит в активизации у него чувства собственного достоин-ства, гордости за свое прошлое и настоящее. При этом можно на-помнить ему о достойном поведении в трудных ситуациях близких или авторитетных для него лиц . С целью приведения лжесвиде-тельствующего к даче правдивых показаний можно сопоставить его положительный облик с социально-опасными качествами лица, в интересах которого он дает ложные показания. В ходе допроса подсудимого важно продемонстрировать объек-тивный подход в оценке его личности и поведения в жизни, выяс-няя обстоятельства, не только отрицательно, но и положительно характеризующие его. При наличии оснований можно дать крити-ческую оценку поведению потерпевшего (чаще всего в начальной фазе криминального конфликта), проявить понимание и сочувствие к положению, в котором оказался во время конфликта с ним подсу-димый. Безусловно, следует привести “свежие” примеры, когда судом были учтены факты чистосердечного раскаяния лиц, совершивших преступления, подтверждая этим действенность предусмотренных законом смягчающих обстоятельств. Логическое воздействие состоит в использовании конкретных доказательств как для опровержения не соответствующих истине аргументов допрашиваемого, так и для обоснования его вины в совершении преступления. Хорошо подготовившийся к судебному процессу прокурор имеет, как правило, целую систему доказа-тельств, в том числе и вещественных, умело оперируя которыми, он и решает задачи допроса и доказывания в целом. К тому, что было сказано о формах психологического воздейст-вия, следует добавить несколько слов и о методах этого воздей-ствия. Среди методов, не противоречащих закону и научным реко-мендациям, применяются такие как убеждение, внушение, приведе-ние примера, изобличение и другие . Метод убеждения допрашиваемого состоит в передаче ему оп-ределенных сведений с целью побудить его к конкретному поступ-ку. Воздействие с помощью этих сведений оказывается на его эмо-циональную, интеллектуальную и волевую сферы. Этот метод предполагает активизацию положительных качеств личности. Психологическое внушение представляет собой ряд определен-ных советов, предостережений и предупреждений допрашиваемо-му, имеющих целью повлиять на его поведение или побудить к определенному поступку. Это, например, требование вести себя прилично, не допуская оскорбительных или унижающих других людей выражений и оценок, либо совет говорить правду, опираю-щийся на предупреждение об уголовной ответственности за ложные показания, и т. п. Метод изобличения — это активное воздействие на допраши-ваемого с помощью логических доводов, основанных на фактах, опровергающих определенные утверждения допрашиваемого и демонстрирующих несостоятельность его позиции. Названные методы психологического воздействия на человека выступают средствами управления его поведением. По своему со-держанию они очень близки, часто переплетаются между собой и применяются либо один за другим, либо чередуясь фрагментами в едином комплексе воздействия. Завершая анализ общих положений тактики судебного допроса, остановимся на исследовании типичных тактических ситуаций, складывающихся при проведении допросов в суде. Известно, что допрос каждого человека по-своему уникален. Однако при всех особенностях каждого отдельного допроса, в мас-се их содержится множество повторяющихся черт, среди которых можно выделить наиболее важные, определяющие и ход, и резуль-таты допроса. Основная цель допроса — получение правдивой информации об обстоятельствах преступления. По отношению к этой главной цели допроса криминалистика выделяет три типичных ситуации: бес-конфликтную; конфликтную с нестрогим соперничеством и кон-фликтную со строгим соперничеством. Бесконфликтная ситуация характерна тем, что в ней совпадают цели допрашивающего и допрашиваемого. Допрашивающий жела-ет получить правдивые показания, а допрашиваемый намерен их дать. В такой ситуации нет сопротивления, противодействия. Иное дело — две другие ситуации. Обе они связаны с противо-действием допрашиваемого в установлении истины. Различие же между ними состоит в степени этого противодействия, в уровне соперничества с допрашивающим за проведение “своей линии”. Налицо, таким образом, конфликт интересов сторон — участников допроса. Нестрогое соперничество имеет место при частичном призна-нии обвиняемым своей вины. Такую позицию он избирает тогда, когда целиком отрицать свою причастность к преступлению (по разным причинам) он не может и поэтому сосредотачивает сопро-тивление на отдельных, объективно трудно устанавливаемых сто-ронах криминала. Чаще всего он искажает в своих показаниях мо-тив преступления, а также придумывает обстоятельства, смягчаю-щие его ответственность. В ряде случаев такую позицию могут занимать потерпевшие и свидетели, если они изначально были или позднее стали заинтересованными в исходе дела в пользу обвиняе-мого. Строгое соперничество характеризуется полным отрицанием вины в преступлении (иногда вопреки фактам и здравому смыслу) и выражается в упорном сопротивлении установлению истины по делу с помощью ложных показаний либо отказа от дачи каких бы то ни было показаний. Последний вариант, избираемый обвиняе-мым с самого начала на предварительном следствии, встречается крайне редко. Чаще имеет место переход с позиции нестрогого со-перничества на позицию строгого, когда, после убедительного оп-ровержения предварительным следствием или прокурором в суде ложных показаний, обвиняемый отказывается от дачи показаний вообще. Оба вида указанного противодействия означают отказ подсуди-мого (обвиняемого) от самооправдания, то есть самозащиты. По-скольку мотивов такого своего поведения он не сообщает, то одним из вероятных истолкований данного поступка подсудимого (обвиняемого) может быть такое: другой защитной версии, кроме ранее выдвигавшейся и опровергнутой, у него нет, придумать убедитель-ную новую, детально согласующуюся с обстоятельствами преступ-ления, он не может, но и “сда-ваться” (признать вину) не хочет. Если с помощью ложных показаний обвиняемый борется за “выиг-рыш”, то отказ от дачи показаний — это уже принципиально иное: это — снятие противодействия, уход от активной борьбы, переход на пассивную позицию с установкой: “как выйдет, так пусть и бу-дет”. Эту своеобразную “улику поведения” следует умело и вовремя использовать в тактических целях. Иногда, но, к сожалению, все чаще и чаще, прокурору приходит-ся сталкиваться в суде с позицией строгого соперничества, зани-маемой свидетелем. Известны случаи, когда свидетели давали в суде заведомо ложные показания в пользу подсудимого, игнорируя предупреждение об уголовной ответственности за лжесвидетельст-во, ибо были готовы ее понести, пожертвовав даже свободой. Не-трудно себе представить, сколь сложной для прокурора окажется борьба с подсудимым, находящимся в союзе с таким лжесвидете-лем. Определив с большей или меньшей степенью вероятности характер ситуации, могущей сложиться при допросе каждого из вызванных в суд лиц, прокурор должен перейти к решению сле-дующей задачи — разработке общей тактической схемы допроса каждого из них и подбору тактических приемов для достижения целей этих допросов. § 5. Тактика допроса в бесконфликтной ситуации Поскольку бесконфликтная ситуация характеризуется тем, что допрашиваемый не препятствует установлению истины и дает правдивые показания, основной тактической задачей является по-лучение от него максимума информации об исследуемых в суде событиях. По разным причинам, в том числе и в результате естественного, по прошествии времени, забывания “мелочей”, свободный рассказ людей, допрашиваемых в суде, часто бывает менее информатив-ным, чем их показания на предварительном следствии. В таких случаях прокурору необходимо помочь допрашиваемым вспомнить забытые детали, применив для этого один или несколько тактиче-ских приемов, способствующих оживлению в сознании допраши-ваемого “ассоциативных связей”. К их числу относятся такие прие-мы как “смежность”, “сходность”, “наглядность”, “контрастность” и другие . Прием “смежность” заключается в том, что допрашиваемому, забывшему что-либо из того, что интересует допрашивающего, предлагается вспомнить о каком-нибудь другом событии, явлении, находившемся с предметом уточнения в пространственной или временной связи. Например, свидетель не может точно назвать день, когда он видел совершение преступления. Предлагая ему вспомнить те события, которые предшествовали криминалу или последовали за ним, можно выделить среди них такие, дату кото-рых легко установить (получал зарплату, смотрел по телевизору футбольный матч и т. п.). И тогда, опираясь на связь событий по признаку смежности, допрашиваемый сможет более детально опи-сать обстановку места происшествия, вспомнить забытые подроб-ности события. Прием “сходность” применяется в случаях, когда допрашивае-мый затрудняется выразить в словесной форме тот или иной важ-ный признак субъекта, предмета или действия. Тогда ему предлага-ется вопрос — на кого в обыденной жизни похож данный субъект или на что похож указанный Вами предмет, действие. Например, допрашиваемый затрудняется описать особый, “резкий” взгляд нападавшего. Тогда ему предлагается назвать известное всем (по телепрограммам, кинофильмам, спектаклям, портретам и т. п.) лицо с примерно таким же взглядом. И по аналогии с общеизвестным образом становится ясным, причем всем одинаково,— о каких осо-бенностях взгляда идет речь. Близко к названному примыкает другой тактический прием — “наглядность”. Он применяется тогда, когда допрашиваемый за-трудняется точно выразить словами цвет или иные свойства, при-знаки предмета, явления. Здесь может помочь классификатор цве-тов, другие предметы с похожими признаками. Правильность на-званного допрашиваемым небольшого расстояния можно прове-рить, предложив указать в зале судебного заседания на два объекта, находящихся примерно на том же расстоянии. После проведенных измерений, при необходимости, он внесет коррективы в свои преж-ние цифровые данные. Для уточнения бульших расстояний (скажем, около 30, 50, 100 м), допрашиваемого следует пригласить к окну зала и предложить показать любой предмет на улице (дом, дерево, киоск и т. д.), нахо-дящийся, примерно, на таком же расстоянии от него, как и наблю-давшийся ранее предмет, о котором он дает показания . Здесь надо помнить, что “глаз” не ошибается никогда, ибо он регистрирует реальный факт (расстояние). Ошибка происходит при переводе допрашиваемым зрительно воспринятой информации в цифровую, когда он обращается к своим индивидуальным представлениям (установкам) о расстояниях, часто весьма неточным (особенно у женщин и подростков). При рассмотрении приемов “сходности” и “наглядности” обра-щает на себя внимание их тесная связь и взаимопроникновение. Это объясняется тем, что сходство чего-то с чем-то определяется сопос-тавлением сравниваемых объектов, а они — наглядны (оба на ви-ду). В частности, именно на определении “сходства” путем “на-глядности” основано опознание. Прием “контрастности” может помочь в припоминании таких обстоятельств, о которых допрашиваемый говорил “не помню”, “забыл”. Этот прием основан на использовании временных связей в памяти допрашиваемого, включающих представления о контраст-ных, противоположных признаках объектов (зима—лето, холод-но—жарко, мало—много, сильный—слабый, темный—светлый и т. п.). Например, на вопрос прокурора, какого роста были нападавшие, допраши-ваемый ответил “не помню”. Тогда прокурор дополнил вопрос контрастной инфор-мацией — они были одинакового роста или различались. После небольшой паузы последовал ответ: один был выше другого почти на голову, а тот, что меньше,— с меня ростом. После такого ответа определение роста преступников проблемы не составило. Сказанным, в основном, исчерпываются проблемы допроса в бесконфликтной ситуации. § 6. Тактика допроса в конфликтной ситуации Конфликтная ситуация, как уже отмечалось, характеризуется противоречием интересов допрашивающего и допрашиваемого и, как следствие этого, борьбой каждого из участников допроса за свои интересы. Рассматривая тактическую борьбу в конфликтной ситуации, нет смысла делить последнюю на разновидности, связанные с нестро-гим и строгим соперничеством. Сущность обеих одна — противо-стояние, обусловленное оборонительной доминантой допрашивае-мого. Очевидно, что отрицание подсудимым части обвинения, от-дельных моментов преступления менее опасно для судьбы дела, чем отрицание всего криминала в целом. Тактические же приемы, направленные на преодоление лжи, по своей психологической при-роде одинаковы. Конфликтная ситуация, обнаруживающаяся на судебном допро-се, всегда имеет одну из двух типовых особенностей — она либо уже была таковой на предварительном следствии и в этом своем качестве повторяется в суде, либо, ранее бесконфликтная, неожи-данно стала конфликтной в суде. Главное в первой особенности то, что прокурор уже знаком с существом конфликта (по материалам изученного дела) и наметил тактические средства его нейтрализации. Данная особенность в известной мере облегчает задачи прокурора по опровержению в суде таких же, как и ранее, ложных показаний субъекта. Однако следует учитывать и то, что допрашиваемый, “устоявший” на своей ложной позиции на предварительном следствии, прошел “курс” тактической борьбы со следователем (а может быть и нескольки-ми), знаком и с обвинительной аргументацией следователя. Поэто-му он и на суде, по всей видимости, будет упорно отрицать обвине-ние. Не исключается и выдвижение новых дополнительных аргу-ментов в защиту своих прежних версий и показаний. Другая же особенность конфликтной ситуации, напротив, харак-теризуется неожиданным отказом допрашиваемого в суде от своих прежних, чаще всего правдивых, показаний и дачей новых — лож-ных. В ней важны два момента, негативно воздействующих на про-курора: фактор неожиданности самого изменения в показаниях; новизна прозвучавшей в суде ложной информации. Непредвиденная смена прежних показаний, особенно “клю-чевой” фигурой, наносит удар по системе уже подготовленных к использованию обвинительных доказательств, выбивая из нее су-щественные звенья, а новая информация ставит перед прокурором иные задачи, решать которые он должен без подготовки, экспром-том подбирая аргументы, опровергающие новые показания. С учетом особенностей конфликтной ситуации и строится как в общем, так и в частностях тактика судебного допроса. В четвертом параграфе данного пособия были рассмотрены только две стадии судебного допроса — предварительная и сво-бодного рассказа. При этом отмечалось, что тактической борьбы на них практически не бывает, хотя это вовсе не означает, что свобод-ный рассказ допрашиваемого лишен тактического содержания. Дача ложных показаний, конечно же, предполагает реализацию допрашиваемым конкретной тактической идеи — самому избежать или помочь другому уклониться от уголовной ответственности за преступление. Имелось в виду другое — на указанных этапах не разворачивается “тактичес-кого сражения”. Оно целиком переходит в третью стадию допроса — вопросно-ответную. Общая тактическая схема проведения в суде вопросно-ответной стадии конфликтного допроса должна, по мнению авторов, выгля-деть как система из трех групп (блоков) вопросов, задаваемых в следующем порядке. Сначала задаются вопросы (первая группа), уточняющие или детализирующие положения свободного рассказа допрашиваемого, содержащие ложную информацию. Тактическое значение данного блока вопросов определяется тем, что ответы на них информацион-но обогащают свободный рассказ допрашиваемого, придавая ему законченность, относительную всесторонность освещения предмета показаний и, одновременно, дают прокурору дополнительный ма-териал для будущей тактической борьбы. Наряду с этим вопросы первой группы “привязывают” субъекта к сказанному. Эти вопросы — еще не “атака” прокурора, а “маневры”, имеющие целью глубже изучить “против-ника”, получить от него максимум информации, отыскать в ней противоречия и наметить наилучший план “наступ-ления”. Во вторую группу входят вопросы, констатирующие противо-речия в рассказе или показаниях допрашиваемого и требующие от него их объяснения и разрешения. Подобные несоответствия можно условно назвать внутренними, поскольку они не выходят за рамки одного источника информации (противоречия самому себе). Этими вопросами государственный обвинитель начинает “атаковать” по-казания допрашиваемого, нанося информационные удары по тем фрагментам, в которых выявлены противоречия. Умелым использо-ванием вопросов данной группы подчас можно поколебать, а затем и разрушить психологическую установку допрашиваемого на дачу ложных показаний и вынудить его сказать правду. Но если названные вопросы не привели к успеху, тогда не обой-тись без “тяжелой артиллерии” — вопросов третьей группы, кон-статирующих противоречия между прозвучавшими показаниями и информацией, получаемой из других источников (внешние проти-воречия), и требующих от допрашиваемого их разрешения. Если внутренние (самому себе) противоречия субъект еще как-то может объяснить (но при этом должен сделать окончательный выбор од-ного утверждения и отказаться от другого), то разумно обосновать противоречия ряда своих утверждений другим материалам предва-рительного и судебного действия на него крайне сложно. Материальной базой для формирования вопросов третьей груп-пы — а это изобличающие вопросы — как раз и служит реальное несоответствие определенных утверждений допрашиваемого сис-теме объективных данных, установленных предварительным и су-дебным следствием. Поэтому любой вопрос третьей группы пред-полагает ссылку на те или иные доказательства как на антитезы тому, о чем говорит допрашиваемый. Доказательства эти могут быть как личными, так и вещественными. Вопросы второго и третьего блоков — это средства логического воздействия (с помощью конкретных личных и вещественных дока-зательств) на допрашиваемого, дающего ложные показания, с це-лью дискредитации последних и получения правдивых показаний. В чем же состоит тактическое значение предложенной структу-ры вопросно-ответной фазы конфликтного допроса? Уже одно знание о трех группах вопросов, различающихся по своей направленности, и соблюдение указанной последовательно-сти их использования не только наилучшим образом организует допрос, но и, что важнее, гарантирует его всесторонность и полно-ту, существенно обогащая представление о содержании последних. Теперь оно не сводится, как раньше, только к детальности описания допрашиваемым преступления и иных, связанных с ним событий, а дополняется осознанием необходимости исследовать внутренние и внешние противоречия с целью их устранения и, тем самым, боль-шего приближения к истине. В свете сказанного существенно углубляется понимание роли подготовки к судебным допросам. Стало очевидно, что комплекс вопросов, заранее формулировавшихся прокурором для допроса конкретного субъекта в суде (о чем говорилось в § 3), следует до-полнительно разбить на три группы (по их целевой направленно-сти) и решить — обеспечат ли эти “групповые” вопросы необходи-мый промежуточный результат, а в совокупности — достижение целей всего допроса. Если нет, то соответствующую их группу сле-дует дополнить новыми вопросами. При таком подходе ни один существенный вопрос на этапе подготовки упущен не будет. Однако, указанная система вопросов — при всей ее огромной тактической значимости — всего лишь схема ведения допроса. Она, конечно же, предполагает использование прокурором отдельных тактических приемов, выбор которых определяется особенностями личности допрашиваемого и его “сопро-тивления”, характером (количеством и качеством) доказательственной базы по делу и дру-гими факторами и обстоятельствами, составляющими индивиду-альную особенность рассматриваемого дела. Практика отмечает, что и свидетели, и потерпевшие допускают изменение в суде показаний, создавая тем самым конфликтную ситуацию. Однако в большинстве случаев к этому прибегают под-судимые. При этом чаще всего они изменяют прежние правдивые показания на ложные, отрицая ранее признававшиеся обвинения. Данные “метаморфозы” лишь в редких случаях могут объяс-няться объективными слабостями доказательственной базы по делу или грубыми процессуальными нарушениями, компрометирующи-ми важнейшие доказательства, поскольку “слабые” дела в суд обычно не направляются, а допускаемые процессуальные наруше-ния исправляются при осуществлении прокурорского надзора за расследованием . Итак, в суде неожиданно прозвучала новая — ложная, по мне-нию прокурора, информация. Каковы тактические задачи прокуро-ра в подобной ситуации? Прежде всего — это всесторонняя оценка информации, прозву-чавшей в свободном рассказе допрошенного: выявление в ней “бе-лых пятен”, провалов в сюжетной картине, противоречий между отдельными положениями рассказа (внутренних противоречий), а также между отдельными тезисами говорившего и объективными обстоятельствами исследуемого судом преступления. Вступая в вопросно-ответную фазу допроса, прокурор должен использовать сразу два тактических приема, которые очень тесно переплетаются. Один из них называется “допущение легенды”, другой — “детализация показаний”. Первый состоит в том, что прокурор делает вид, будто верит ложным показаниям (легенде) допрашиваемого, то есть принимает, “допускает легенду”. Обычно это выражается в одобряющих доп-рашиваемого репликах, междометиях, просьбах продолжить рас-сказ. По завершении рассказа прокурор применяет второй прием — детализацию показаний. Проявляя к ним подчеркнутый интерес, он задает множество вопросов, направленных на уточнение и детали-зацию рассказа, причем, главным образом, его опорных положений, подкрепляющих ложную версию допрашиваемого. Приемом детализации показаний прокурор тактически ставит лжеца в критическое положение. С одной стороны, тот не может заявить, что на детали “не обратил внимания”, “не заметил” или “уже забыл” о них и т. п., так как понимает: такими ответами он сразу же подорвет доверие к своим новым показаниям. Если же он все-таки пойдет по этому пути, то после трех-четырех подобных отрицательных ответов прокурор должен, обобщив их, открыто поставить под сомнение показания, а с ними и версию допраши-ваемого как голословные. С другой стороны, лгущему негде взять реальные детали к при-думанной версии. И тогда ему остается одно — “на ходу” изобре-тать их и приспосабливать к теме показаний. Но это вынужденный и посему “слабый ход противника”. Именно в силу своей нереаль-ности эти детали неизбежно должны противоречить фактическим обстоятельствам преступления (внешние противоречия), а в силу поверхностного соотнесения с собственной ложной версией — и самой этой версии (внутренние). Этими противоречиями прокурору и надлежит тактически грамотно воспользоваться при постановке вопросов подсудимому. Помимо двух названных приемов, в ситуации неожиданного из-менения в суде показаний можно с успехом использовать и такой прием, который в криминалистической литературе именуется как “ограничение диапазона возможных ложных показаний”. Ему можно дать и другое, более простое и образное название — “сжига-ние мостов”. Суть приема в следующем. Если лицо лжет и прокурор видит, что данные ложные показания он может убедительно опровергнуть, то в этой ситуации промежуточной тактической задачей для проку-рора становится необходимость “связать” допрашиваемого именно этими показаниями, чтобы не дать ему возможности перейти на другие ложные показания, когда эти окажутся опровергнутыми. Получив исчерпывающую информацию по ложной версии доп-рашиваемого с помощью приемов “допущение легенды” и “детали-зация показаний”, прокурор должен (с этого и начинается рассмат-риваемый прием) поставить перед ним ряд таких вопросов, которые одновременно и “привяжут” его к этим показаниям, и тактически вынудят отрицать, отвергать иные варианты ложного описания события или отдельных его элементов, то есть — “сжечь мосты”. Первый и главный из этих вопросов таков: “Является ли прав-дой все то, что Вы только что рассказали участникам процесса?”. Ответ солгавшего, разумеется, должен быть утвердительным. Остальные вопросы касаются центрального ложного тезиса и тех других утверждений, от которых, как только они будут опро-вергнуты прокурором, допрашиваемый может отказаться и дать иные, более удачные ложные объяснения, опровергнуть которые будет гораздо труднее, а то и невозможно. Обратимся к примеру. Б. полностью признал на предваритель-ном следствии свою вину в убийстве С. из мести за оскорбление. В суде Б. неожиданно заявил о необходимой обороне и показал, что около 23 часов 8 октября, возвращаясь домой и проходя через не-большой пустырь на окраине города, встретил незнакомого ему С. в нетрезвом состоянии. Тот загородил Б. дорогу, нецензурно обозвал его и ударил кулаком по лицу, но тут же получил ответный удар в лицо. Тогда С. схватил лежавший в грязи кирпич и, со словами “сейчас башку размозжу”, замахнулся им, намереваясь ударить Б. по голове. В этот момент Б. и нанес С. смертельный удар ножом в грудь, после чего, испугавшись случившегося, убежал домой. Сви-детелей происшествия не было. Налицо типичный случай неожиданно изменившейся в суде си-туации, в которой прокурор должен был быстро сориентироваться и найти выход из критического положения, грозившего оправдатель-ным приговором. Хорошо зная детали преступления и его обстановку, он сопоста-вил объективные данные о преступлении с основными аргументами подсудимого о необходимой обороне (грязный кирпич, угроза “размозжить голову”) и пришел к выводу, что эти ложные аргумен-ты Б. он опровергнет объективными данными (кирпича на месте происшествия и никакой грязи не было, руки потерпевшего были чистыми, он не был агрессивным и т. д.). Но при этом прокурор учел, что тактически правильным будет не спешить с опровержени-ем, что сначала нужно “при-вязать” подсудимого к этим показани-ям и тем самым вынудить отказаться от других возможных вариан-тов ложной необходимой обороны. С этой целью он задал подсудимому рекомендованный выше первый вопрос, а затем следующие вопросы (в скобках даются от-веты подсудимого на каждый из них). Чем С. замахнулся на Вас? (Кирпичом.) Где он его взял? (Кир-пич лежал на тропинке, в грязевой луже.) Что С. сделал с ним дальше? (Замахнулся на меня, подняв высоко над своей головой.) А может быть это был не кирпич, а другой предмет, например, ка-мень? (Нет, это был кирпич, я это хорошо видел.) Но ведь было темно — 23 часа. Вы не ошибаетесь? (Нет, глаза уже привыкли к темноте и на фоне неба в поднятой над головой руке С. были хоро-шо видны очертания кирпича.) Но ведь Вы и сами были в нетрез-вом состоянии. Не могло ли Вам только показаться, что это был кирпич? (Нет, несмотря на то, что я немного выпил, я хорошо ори-ентировался в обстановке и видел именно кирпич.) Правильно ли я Вас понял, что никакого иного орудия в руках С., кроме кирпича, не было? (Да, это именно так.) Чтобы использовать эффект примера до конца, попробуем пред-положить, как повел бы себя подсудимый после опровержения его показаний “о кирпиче”, если бы не были заданы приведенные выше вопросы. Поняв, что его версия с “кирпичом” разбита, подсудимый в сво-ем дальнейшем (после опровержения) рассказе заменил бы “кир-пич” на “тяжелый камень или что-то подобное” (не-обходимой обо-роны он при этом не терял бы). Сам факт такой перемены в показа-ниях он объяснил бы либо темнотой (“не разглядел в темноте”), либо состоянием опьянения (“был пьян и не пытался определить орудие”), либо, что лучше всего для Б.,— и тем, и другим вместе. Объективно оценивая данный вариант, надо прямо сказать, что при данных обстоятельствах (Б. и С. не были знакомы, очевидцев не было, мотив ситуативный, на месте происшествия имелось не-сколько больших камней) версию Б. о нападении С. с камнем и, следовательно, необходимую оборону опровергнуть было бы чрез-вычайно трудно. Однако тактическое мастерство прокурора позволило нейтрали-зовать, как спасительные для Б., аргументы — и “темноту” и “со-стояние опьянения”, исключить в показаниях замену кирпича на что-либо иное и успешно преодолеть критическую ситуацию при поддержании государственного обвинения. Приведем еще один пример, когда детализация показаний по-могла опровергнуть согласованные ложные показания подсудимых. По делу с несколькими эпизодами привлекались трое — М. и два брата Т. При изучении дела прокурор обратил внимание, что во время ознакомления с делом (ст. 201 УПК РСФСР) старший из братьев, ранее неоднократно судимый, отказался от своего прежнего при-знания в краже вместе с М. крупной суммы денег из бухгалтерии треста. Он проходил в этом деле только по одному, указанному эпизоду, тогда как его младший брат и М. — по нескольким. Тща-тельно продумав возможные причины отказа, прокурор обоснован-но предположил, что между братьями, скорее всего, есть догово-ренность и что младший, видимо, возьмет вину в указанной краже на себя, пытаясь выгородить старшего. Решая вопрос о тактически наилучшей последовательности допроса подсудимых, обвинитель ходатайствовал перед судом о допросе первым М., полагая, что он не охвачен сговором братьев. При этом прокурор просил провести допрос М. в отсутствии братьев, что и было сделано. М. дал полную, с мельчайшими подробностями информацию о краже. Затем допросили младшего брата, который, как и предпола-галось, заявил, что это он с М., а не его старший брат с М., совер-шили данную кражу. Однако разработанный обвинителем и реали-зованный в суде план допроса младшего Т., а также примененный при допросе прием детализации обстоятельств кражи, наряду с по-казаниями М., сделали очевидной несостоятельность его утвержде-ний. В частности, он не смог подробно описать помещения бухгал-терии, расположения столов, неправильно указал местонахождение сейфа, число и локализацию сделанных дрелью отверстий на его дверце. При выборе тактических приемов допроса в конфликтной си-туации должны учитываться и такие рассматривавшиеся ранее фак-торы как пол, возраст, уровень образования, семейное положение и состояние здоровья допрашиваемого, наличие (отсутствие) у него судимостей, а также его процессуальное положение. Наряду с этим важно определить и умело тактически использовать данные о силь-ных и слабых сторонах личности допрашиваемого и, прежде всего, о его воле, интеллекте, нравственных позициях. Так иногда может привести к успеху использование приема, именуемого “пресечение лжи”,— приема, в сущности, противопо-ложного по содержанию трем описанным выше. Его следует при-менять в том случае, когда допрашиваемое лицо дает в суде ложные показания неуверенно, с очевидными колебаниями, паузами в рас-сказе. Оценив ситуацию как благоприятную для использования данно-го приема, прокурор стремится пресечь ложные показания допра-шиваемого в самом начале, не давая ему зайти во лжи слишком далеко (до конца), ибо это позднее затруднит возврат к правдивым показаниям. Суть приема состоит в неожиданном опровержении уже первых ложных утверждений допрашиваемого конкретными доказательст-вами (логическое воздействие). При этом полезно дополнить опро-вержение эмоциональным влиянием — констатацией его положи-тельных качеств, перечнем его заслуг в какой-либо области дея-тельности, указанием на авторитет в трудовом коллективе, в кругу семьи и знакомых. Рассмотрим пример использования данного приема. Водитель автомашины, совершивший наезд на мальчика в районе автобусной остановки, в суде заявил, что наезд совершил потому, что мальчик неожиданно выскочил из-за автобуса спереди. Прокурор сразу же указал на несостоятельность его заявления, сославшись на показания свидетелей, утверждавших, что мальчик выходил через заднюю дверь автобуса и выбежал на проезжую часть не спереди, а сзади автобуса. При этом были отмечены положительные отзывы о работе водителя автомашины и тот факт, что в начале расследования им были даны правдивые показания. Вскоре он отказался от попыток исказить ситуацию происшествия и вновь стал говорить правду. В целях эмоционального воздействия на допрашиваемого хоро-шо зарекомендовал себя тактический прием, называемый “актуали-зацией борьбы мотивов”. Идея этого приема очевидна — столк-нуть позитивные и негативные ориентации субъекта, оказав при этом поддержку первым и обесценивая вторые. Лицо ставится пе-ред выбором между нравственным и порочным поступком в той ситуации, когда отложить или уклониться от этого решения уже нельзя. Умело обыгрывая эту острую психологическую ситуацию, прокурор может добиться от лгавшего подсудимого правдивых показаний, а применительно к потерпевшему или свидетелю — еще и предотвратить драму, связанную с неизбежным привлечением любого из них к уголовной ответственности за лжесвидетельство. Одним из эффективных и широко используемых на практике тактических приемов борьбы с ложными показаниями является предъявление доказательств. Последовательно предъявляя допра-шиваемому доказательства, разъясняя их значение по отдельности, а затем и в комплексе, как информации, опровергающей опреде-ленное утверждение допрашиваемого, а применительно к подсуди-мому — изобличающей его в совершении преступления, можно убедить каждого в бесплодности попыток оправдать кого-то или себя очевидно негодными средствами. Технически предъявление доказательства осуществляется оглашением необходимых фрагмен-тов показаний допрошенных лиц, демонстрацией различных доку-ментов (схем, в том числе и места происшествия, фотоснимков, видеоматериалов, справок, протоколов и иных документов), предъ-явлением вещественных доказательств, особенно орудий преступ-ления или предметов, принадлежавших подсудимому (и оставлен-ных им на месте происшествия) или потерпевшему (и найденных при обыске по месту работы или жительства подсудимого), либо — что чаще всего и бывает — последовательно всеми этими способа-ми. Говоря о предъявлении доказательств, напомним, что в соответ-ствии со ст.ст. 286 и 287 УПК РСФСР оглашение на суде показа-ний, данных свидетелем либо потерпевшим при производстве доз-нания или предварительного следствия, а также воспроизведение звукозаписи их показаний, могут иметь место в следующих случа-ях: при наличии существенных противоречий между их прежними и данными в суде показаниями; при отсутствии в судебном заседании свидетеля (потер-певшего) по причинам, исключающим возможность его явки в суд. При тактической необходимости усилить опровергающий эф-фект такой информации следует воспользоваться “шах-матным допросом” (п.п. 4, 5, 6 ст. 283 УПК РСФСР), заменяющим в суде очную ставку, и повторно обратиться к уже допрошенному лицу с вопросом, ответ на который, по мнению прокурора, и должен опро-вергнуть какое-либо утверждение лгущего. Очень многообещающим в тактическом плане может оказаться редко используемый в судебном следствии повторный допрос лица, давшего ложные показания. Особенность этого приема заключается в том, что данный субъект, оставшись после первого его допроса в зале суда, слышал показания других, позже него допрошенных лиц. В зависимости от того, изобличающими во лжи или нет были пока-зания этих лиц, и требуется решить вопрос о необходимости по-вторно допросить солгавшего. Цель такого допроса — привести его к даче правдивых показаний, опираясь на сведения, полученные в суде из других источников и опровергающие его первые показания. Сочтя повторный допрос подсудимого или свидетеля необходи-мым, прокурор должен обратиться с ходатайством к суду и полу-чить на это согласие. Начинается такой допрос с предложения ранее допрошенному в суде лицу вновь — и уже в последний раз (!) — вернуться к показа-ниям по существу дела с учетом иной информации, прозвучавшей в суде, и дать правдивые показания. Если они останутся прежними, прокурор, убежденный в их ложности, переводит допрос в вопрос-но-ответную фазу и пытается предъявлением конкретных доказа-тельств поколебать позиции допрашиваемого. В финальной части допроса, в дополнение к приемам логического (с помощью доказа-тельств) воздействия на допрашиваемого, следует прибегнуть и к мощному эмоциональному воздействию, придав особое тактиче-ское значение аргументу “последнего шанса”: для подсудимого — улучшить положение перед приближающейся развязкой, а для свидетеля — избежать уголовной ответственности за лжесвиде-тельство. При выдвижении допрашиваемым в суде новых версий и соот-ветствующих им показаний одной из важнейших задач прокурора и, одновременно, одним из тактических средств ее решения являет-ся проверка этих новых показаний своими силами и с помощью других участников судебного процесса— без обращения дела к доследованию. Наиболее сложной (хлопотной) является обычно проверка не-ожиданно заявляемого подсудимым алиби. В рамках проводимой в таких случаях проверки последнего используются все рассматри-вавшиеся ранее тактические приемы. Рассмотрим пример. Подсудимый Д., отказавшись от прежних показаний, заявил алиби. Прокурор при допросе подробно выяснил, в каком месте “находился” подсудимый в день преступления, с какой целью, что делал, кого видел. Затем, с целью проверки ука-занных обстоятельств, ходатайствовал перед судом вызвать в суд названных подсудимым свидетелей, истребовать документы, под-тверждающие его пребывание в конкретный день в указанном мес-те. Допрошенные свидетели показаний подсудимого не подтверди-ли, на предприятии никаких документов, подтверждающих его пре-бывание в указанный день на рабочем месте, не было. Убедившись в том, что все его заявления тщательно проверяются и опроверга-ются, Д. вернулся к прежним правдивым показаниям. При изменении допрашиваемым правдивых показаний на новые (ложные), требуется не только опровергнуть последние, но и под-твердить соответствие истине старых, данных на предварительном следствии. Анализируя прежние показания, нужно обратить особое внима-ние на те обстоятельства или детали преступления, которые могли быть известны только его участнику. К таким деталям относятся: точное описание обстановки места происшествия, особенно ее эле-ментов, меняющихся в течение дня или нескольких часов, одежды, позы трупа, причиненных потерпевшему повреждений, пропавших вещей и т. п. Совпадение деталей, описанных в прежних показани-ях допрошенного, с реально установленными особенностями места происшествия и криминального события может свидетельствовать, как минимум, о его виновной осведомленности, а как максимум — о совершении им преступления. П., признавшийся на предварительном следствии в убийстве Т., в суде отказал-ся от этих показаний и заявил, что он Т. вообще никогда не видел. Прокурор хода-тайствовал перед судом, чтобы были оглашены показания, данные П. на предвари-тельном следствии, где он подробно описывал одежду Т. Его описание соответство-вало данным, содержавшимся в протоколе осмотра места происшествия, показани-ях матери и жены потерпевшего. Попытка объяснить такие совпадения с учетом своих новых утверждений привела П. к тому, что он запутался в противоречиях и вернулся к прежним показаниям. А вот другой, более сложный случай. На предварительном следствии К. и С. признавали свою виновность в совершении кражи денег и носильных вещей из квартиры А. Во время судебного разбирательства К. неожиданно заявил, что он ранее оговорил себя под воздействием работников уголовного розыска. Что касает-ся основного, изобличающего его доказательства, а это был осколок оконного стек-ла со следами пальцев его руки, изъятый на месте происшествия, то он, якобы, был взят с его двора С. и подброшен им на место преступления. Последний подтвердил заявление К. и показал, что кражу он совершил не с К., а с неизвестным парнем по кличке Зона, и что ранее давал неправильные показания, опасаясь расправы со стороны этого парня. Он (С.) и парень взяли во дворе К. осколок стекла со следами пальцев руки К. и оставили его на месте кражи. Прокурор выяснил, где конкретно во дворе К. был взят данный осколок, а затем ходатайствовал перед судом о проведении осмотра названного участка. В результа-те было установлено, что осколки стекла, обнаруженные в указанном месте во дворе К., и осколок с пальцевыми отпечатками К., изъятый на месте кражи, различны по толщине. Вместе с тем последний по толщине соответствовал другим осколкам стекла разбитого окна потерпевшей А. Убедившись, что аргументы, согласованно выдвинутые С. и К., о непричастности последнего к краже, опровергнуты провер-кой, инициированной обвинителем, оба подсудимых вернулись к прежним показа-ниям. В целях подтверждения истинности “старых” показаний лица, отказавшегося от них в суде, весьма полезно привести доказатель-ства, полученные лишь благодаря этим его показаниям. Это могут быть и показания других людей, названных допрашиваемым, и документы, и предметы, характер связи с делом и местонахождение которых указал допрошенный. Вувремя и с соответствующим изо-бличающим эффектом использованные, такие доказательства часто ставят лгущего допрашиваемого в тупик и приводят к “возвраще-нию на круги своя”. В связи со сказанным хотелось бы дать еще одну рекомендацию, имеющую значение логико-эмоционального воздействия на иска-жающего истину допрашиваемого. Опровергая те или иные утверждения допрашиваемого, вовсе не обязательно исчерпывать до конца все имеющиеся контраргументы. Порой достаточно воспользоваться лишь частью совокупности, особенно, если умело обыгрывать их нарастающую сумму. Для рассматриваемой ситуации прокурору полезно употреблять при-мерно такие фразы: “...Вот Вам первое опровержение... Вот второй аргумент... А вот и третий...”. Далее “играем суммой”: “Я привел Вам уже три довода, опровергающих Ваше утверждение. Полагаю этого достаточно”. Обычно после приведения трех—четырех аргументов можно подвести суммарный итог и использовать его по типу спортивного счета (3:1, 4:1 или 5:1) для логико-эмоционального воздействия на лгущего, показывая ему (попутно и другим участникам процесса), что совокупность приведенных аргументов убедительно опроверга-ет утверждение допрашиваемого. А если после этого — дополни-тельно! — привести и еще один контраргумент (может быть даже последний из имеющихся) и умело, не чураясь определенного арти-стизма, обыграть это, то победа, скорее всего, останется за государ-ственным обвинителем. Завершая на этом рассмотрение вопросов тактики судебного до-проса, отметим, что в предложенном учебном пособии исследова-лись далеко не все тактические аспекты судебного допроса. Спектр тактических приемов допроса, разработанных криминалистикой, а также постоянно рождающихся и шлифующихся на практике, не-сравненно шире, чем тот их круг, который рассмотрен в данной работе. Авторы и не ставили перед собой задачи “объять необъят-ное”. Они выражают надежду, что рассмотренные вопросы окажут-ся полезными для государственных обвинителей в их трудной и ответственной деятельности по поддержанию государственного обвинения.