ИГПЗС

В то время как президент мог выключить неугодный ему рейхстаг по крайней мере на 3 месяца, рейхстаг не имел возможности сместить президента. Он, правда, мог поставить на народное голосование вопрос о досрочном переизбрании президента, а также возбудить перед государственным судом обвинение против президента в «преступном нарушении им законов и конституции», но для такого решения требовалось квалифицированное большинство(ст. 43,59).

Одним из важнейших источников силы  президента было то, что он считался главой всей чиновничьей иерархии, имел право назначения и увольнения имперских чиновников и судей (ст.46). Другим источником его силы была армия, тоже подчиненная президенту, как верховному командующему всеми вооруженными силами республики (ст.47). Президент  назначал также офицеров (ст.46).

Статья 133 устанавливала, что «все граждане обязаны, согласно законам, отбывать личные повинности в пользу государства и общины». Следующая фраза говорила, что положение о воинской повинности будет определенно специальным законом, который установит также, в какой мере должны быть ограниченны для военнослужащих отдельные основные права. Внесенная немецким демократом Гаусманом поправка  о переименовании «воинской повинности» в «оборонную повинность», а «армии» в «оборонные силы» («вермахт»), разумеется ничего не меняла.

Но все же главные права президента были заключены в статье 48 конституции, обычно именуемой статьей о президентской диктатуре. Первая часть ее давала президенту право «союзной экзекуции», а вторая распространяла  это право так же и на действия против «внутренних врагов» буржуазного государства.

Второй абзац стать 48 в окончательной редакции гласил: «Президент империи может, если в Германской империи общественная безопасность и порядок серьезно нарушены или подвергаются опасности, принять меры, необходимые для восстановления общественной безопасности и порядка, а в случае необходимости – вмешаться с помощью вооруженных сил. Для этой цели он может временно, полностью или частично, отменять основные права, установленные статьями 114,115,117,118,123,124 и153.

О всех мерах, принятых на основании абзацев 1 и 2 этой статьи, президент должен немедленно поставить в известность рейхстаг. Эти меры должны быть отменены по требованию рейхстага .»

В  положении президента и особенно в его диктаторских правах ясно проявилась подлинная классовая сущность Веймарской конституции. Здесь вышло на поверхность то глубокое антагонистическое противоречие между отрицающим демократию империализмом и стремящимся к демократии массам, которое пронизывало всю конституцию. Необходимость считаться  с борьбой народных масс заставляла авторов конституции прибегать к маскировке буржуазной диктатуры различными демократическими завесами, чтобы  в «нормальных» условиях осуществлять ее прикрыто. Но страх перед тем, что народ может использовать  даже ограниченные и формальные свободы и права для борьбы против основ капиталистического строя, пробудил законодателей предусмотреть возможность использования диктатуры и в открытом, обнаженном виде.

Создавая и рекламируя представление о том, будто Веймарская республика является образцом «правильного государства », ее создатели ссылались обычно на «независимость» судебной власти. В действительности это была такая же фикция, как и утверждение о «народовластии»

Конституция декламировала, что «судьи независимы и подчиняются только закону».

Фактически несменяемость судей означала не что иное, как конституционное закрепление их бесконтрольности и безответственности перед народом. Буржуазный суд республики лишь изображал собою защиту порядка, а на самом деле был слепым, тонким орудием беспощадного подавления эксплуатируемых, отстаивающим интересы денежного мешка.

Конституция предусматривала образование специальной государственной судебной палаты, которая должна была рассматривать жалобы против президента, рейхсканцлера и министров по обвинению их в нарушении конституции, а также другие конституционные конфликты. Однако не этот судебный орган, а Имперский суд в Лейпциге играл в годы Веймарской республики видную роль. Он самочинно присвоил себе право проверки «конституционности» законов, принятых рейхстагом, и тем самым превратился в своего рода бюрократическую верхнюю палату, не предусмотренную конституцией.

Конституция устанавливала, что «чиновники назначаются пожизненно»(ст. 129), а увольнение, отстранение или перевод на другую должность может происходить только на основании закона. Особо оговаривались право на пенсию, «нерушимость благоприятных прав» и т.п.

В отношении органов власти и управления земель, а также местных органов Веймарская конституция ограничилась установлением общих принципов. Она предписывала, что земли должны иметь республиканскую конституцию, ландтаги (и местные собрания) избираться на основе всеобщего избирательного права, а правительства земель опираться на доверие ландтагов (ст. 17).

Ноябрьская конституция не уничтожила засилья бюрократии, а конституция не устранила органов власти, назначавшихся государством, не осуществив важнейшего условия действительной демократизации управления.

Основные права граждан.

Основой всей системы прав являются социально-экономические права, и прежде всего права на труд, представляющее собой условие самого физического существования человека.

Статья 163 провозглашала в первой фразе, что «каждому немцу должна быть предоставлена возможность добывать себе содержание хозяйственным трудом». Однако при наличии в Германии сотни тысяч безработных лживость этого общего места была слишком очевидна. И уже следующая фраза била отбой: «Если ему не может быть предоставлена соответствующая возможность труда, он должен получать необходимое содержание».

В эту статью конституции было втиснуто также предложение о том, что «каждый немец, не в ущерб его личной свободе, нравственно обязан так применять свои духовные и физические силы, как того требует благо общества».

Подобным же образом выглядело в Веймарской конституции и право на социальное обеспечение, превозносившееся социал-демократическими литераторами как  великое завоевание. В действительности с ст.161, говорившей о «широко поставленном страховании» для охраны здоровья и трудоспособности, охраны материнства, предупреждения экономических последствий старости, недугов, а также «различных жизненных ситуаций», речь шла вовсе не о государственной поддержке нуждающихся и не об обязательствах, налагаемых на предпринимателей, а о страховании за счет самих страхуемых. Видимо, в этом заключалось «решающее участие страхуемых», о котором говорила конституция. Не иначе обстояло дело и со ст.157, гласившей что «рабочая сила находится под особой охраной империи», к чему комиссия прибавила еще обещание(за время существование республики не реализованное), что «империя создаст единое рабочее право».

Статья 109 декламировала, например, что «все немцы равны перед законом», что мужчины и женщины имеют «в принципе равные гражданские права и обязанности». Здесь, как и в других случаях, конституция не затрудняла себя указанием путей для действительного осуществления провозглашенных прав и свобод. Более того, согласившись на «принципиальное» признание равенства женщин в государственно-правовом отношении, Национальное собрание отвергло предложение устранить бесправие женщин в области частного права.

Группа статей Веймарской конституции (119-122), посвященная вопросом семьи, брака, воспитания, положения детей и юношества, представляла собой весьма пеструю картину, в которой были перемешаны правовые нормы, программные заявления и общие пожелания. Так, ст. 119 объявляла, что «брак как основа семейной жизни, сохранения и размножения нации» находится «под особым покровительством конституции». Многодетным семьям милостиво рекомендовалось «претендовать на уравнительное попечение» без указания на то, как этого добиться. После долгих и бурных дебатов была включена статья(121), говорившая, что внебрачным детям, как и законнорожденным, должны быть созданы «равные условия для их телесного и общественного развития». Вместе с тем Национальное собрание отвергло предложение обобществить учреждение здравоохранения и оказывать населению бесплатную медицинскую помощь. Пустым звуком оставалось и требование охраны молодежи от эксплуатации, а также от нравственной, духовной или физической безнадзорности (ст. 122)

Статья 109 возвещала об отмене дворянских сословных привилегий, но останавливалась на полпути. Отклонив попытку правовых партий вовсе исключить это положение, Национальной собрание приняло поправку партии центра, заменившую утвердительную форму долженствованием: «публично-правовые привилегии и ограничения, обусловленные рождением или сословием, должны быть отменены. Дворянские обозначения считаются лишь частью фамилии и не могут более присваиваться». Однако по настоянии. юнкерски-милитаристских кругов в конституцию была внесена специальная статья 175, установившая, что «постановление статьи 109 не распространяется на ордена и знаки отличия, которые должны даваться за заслуги в военные годы 1914-1919».

Статья 111-118. Там провозглашались свобода передвижения, выбора профессии, приобретения имущества и эмиграции, неприкосновенность личности, жилища, тайна переписки, свобода слова и печати. И почти каждая из этих статей содержала «оговорку», что «ограничения допустимы только на основании закона» или «исключения устанавливаются законом». Кроме того, как уже говорилось, президент мог на основании статьи 48 приостановить на более или менее длительный срок действия большинства из них. 

Показательна в этом отношении статья 123. Ее первый абзац гласил: «Все немцы имеют право без предварительного уведомления или особого разре6шения  собираться мирно и без оружия». Однако следующая фраза, добавленная в комиссии, вносила коррективы: «Для собраний под открытым небом имперский закон может устанавливать обязательность предварительного уведомления, и в случае непосредственной угрозе для общественной безопасности  они могут быть запрещены».

С правом образования союзов «для целей, не противоречащих уголовным законам», провозглашенным статьей 124, был тесно и непосредственно связан вопрос о свободе коалиции. Свобода коалиций включала в себя как правило рабочих и служащих объединяться в профсоюзы и другие организации, так и их право вести борьбу за свои экономические и политические права путем применения забастовок. В первых проектах конституции имелось положение, гласившее, что «свобода коалиций ни в коей мере не может быть ограниченна».

Веймарская конституция исходила из предпосылки о неравноправии наций, являясь конституции господствующей нации. Это проявилось уже в заголовке второй части конституции, говорившем об основных праваха и обязанностях немцев.

Буржуазные партии в Национальном собрании придавали особое значение статье 112, гласившей, что «ни один немец не может быть выдан иностранному  правительству для преследования или наказания».

Германские империалисты вовсе не собирались отказаться от своих колониальных притязаний. Хотя Версальский договор лишил Германию ее колониальных владений, создатели конституции предусмотрели, что «колониальное дело» относится к компетенции общегерманских органов власти(ст. 6).

Едва ли не самым ярким примеров половинчатости демократизма Веймарской конституции являлись статьи, посвященные положения церкви и школы.

Дискуссия в Национальном собрании и вне его о положении школы и церкви со всей очевидностью показала, что буржуазия окончательно сдала в архив демократическое требование об отделении церкви от государства и школы от церкви, которое она некогда, в пору своей революционности, сама  написала на своем знамени в борьбе против феодализма. Раскрылось лицемерие заявлений, будто школа стоит «вне политики». Проявилась и полная готовность социал-демократических политиканов продать коренные интересы демократии за мелкие политические уступки, за пару министерских портфелей

Отклонив тезис об отделении церкви от государства Национальное собрание лишь записало в конституции, что «не существует государственной церкви»(ст.137), т.е. закрепило существовавшее и ранее положение о равноправии католической и евангелической церквей. Указание статьи 138, что «государственная поддержка религиозных обществ будет отменена», сводилось на нет дополнительно включенной статьей 173, которая предусматривала сохранение этой поддержки «до издания специального закона».

Конституция установила всеобщую обязательность обучения в восьмилетней народной школе и в школах второй ступени до достижения 18-летнего возраста, объявила о бесплатности обучения и учебных пособий в этих школах (ст.146), но осуществление этих статей не было материально подкреплено. Отделение школы от церкви не было проведено, религия осталась регулярным учебным предметом в подавляющем большинстве школ. Не было достигнуто и единство школьной системы. Главным типом конституция объявила «симультанную» школу, а конфессиональную и светскую школы – дополнительными. Поскольку Веймарская конституции я не обеспечила настоящей демократизации школы, демократическая общественность в годы республики неоднократно поднимала вопрос о необходимости школьной реформы, но так и не добилась ее проведения.

Заключение.

Веймарская конституция юридически оформила произошедший в Германии в результате Ноябрьской революции переход от полуабсолютической монархии к буржуазно-парламентарной республике. Она закрепила совершившийся классовый сдвиг: превращение юнкерско-буржуазного германского государства в буржуазно-юнкерское. Заложенный в самом основании республики глубокий внутренний антагонизм между враждебным демократии империализмом и демократическими требованиями народных масс был главной причиной непоследовательности и половинчатости важнейших положений ее конституции.

Веймарская конституция исходила из сохранения капиталистической собственности на средства производства в качестве экономической основы общественного строя республики. Иллюзорные положения о «социализации» не имели практического значения. Конституция утвердила в Германии режим буржуазного парламентаризма со свойственными ему атрибутами – всеобщим избирательным правом, референдумом и т.п. – в качестве политической основы республики, а «укоренение Советов» ничего не изменило. Усилив централизацию, конституция сохранила федералистические формы, преобладающее положение Пруссии, не добровольность союза земель и бюрократическую систему управления. Ее антидемократические черты особенно ярко проявились в диктаторских правах президента.