Гражданское общество есть концептуальный код эпохи 70

Гражданское общество есть концептуальный код эпохи 70-80-90-х годов ХХ века, с помощью  которого раскрывается содержание современных  трансформаций в обществе и государстве. Разграничение гражданского общества и государства как признак  демократических политических систем отчетливо проявился в этот период становления демократических принципов и институтов в ряде стран Западной (Греции, Испании, Португалии) и Восточной Европы. И в России гражданское общество рассматривается в качестве ключа, открывающего дверь в мир свободы и прав человека, в качестве рычага становления демократии и рыночной экономики, в качестве пути к правовому государству. Поэтому выяснение его сущности и условий функционирования, предпринятое в западном обществознании и составившее проверенную историей традицию, представляется сегодня актуальным для России.

На протяжении этих десятилетий тема гражданского общества срослась не только с представлениями  о демократии и правовом государстве, но и с представлением об открытом обществе, основанном на политическом плюрализме, гражданском консенсусе и партнерстве разных групп населения, на широких связях институтов и ассоциаций с общественностью.

Исследуемая проблема вместе с тем дает возможность  выявить человеческое измерение  политики; определить Homo politicus как культурно-исторический феномен; осознать либерально-правовое измерение политики и статус гражданина, с которым сопряжена концепция прав человека. Само обращение к теме должно способствовать социализации личности и укреплению государственности, внести определенную лепту в отечественный дискурс, разрабатывающий глобальную теорию гражданского общества.

Эта творческая перспектива с необходимостью сочетает в интерпретации гражданского общества

"философский" подход, определяющий место и роль гражданского общества в общественной жизни в целом, намечающий понятия и методы исследования;

"политический" подход, рассматривающий данное общество во взаимосвязи с государством, политической системой в целом;

"правовой", раскрывающий содержание и роль естественного и позитивного права, соотношение прав и обязанностей в становлении личности как гражданина, в определении социальных групп как институтов гражданской жизни. "Правовой" подход анализирует также содержание и роль общественного договора, конституции, международного права в формировании общества и его взаимодействия с государством, а также функции международного права в вопросах войны и мира, в воплощении идеи вселенской христианской империи с универсальными нормами общежития;

"социальный" подход акцентирует внимание на наличии и функционировании социальных групп и институтов;

"экономический" делает акцент на роли собственности в его происхождении и институционализации;

"исторический" исследует конкретные формы гражданского общества на определенных этапах национальной истории. При этом политическая история основное внимание уделяет правовой регламентации по созданию и функционированию государственных и общественных институтов.

Действительно, подлинное развитие политического  знания в целом и историко-политического в частности сегодня возможно лишь при поддержке стратегии междисциплинарных исследований.

Анализ  феномена гражданского общества в истории  политической мысли Западной Европы предоставляет возможность обратиться к истокам социальности: условиям возникновения общества, власти, государства и права, что, как надеется автор, укрепит теоретическую базу таких преподаваемых в ВУЗах гуманитарных дисциплин, как история, политология, философия, социология и право.

Как самостоятельный  объект исследования, идея гражданского общества в ее историческом ракурсе рассмотрена в отечественном дискурсе в работах Ю.М. Резника "Гражданское общество как феномен цивилизации. Часть 1. Идея гражданского общества в социальной мысли". (М., изд-во "Союз", 1993, 167 с.), где автор высказывает ряд интересных, но не бесспорных положений относительно исторических форм идеи, и работа В.В. Витюка "Становление идеи гражданского общества и ее историческая эволюция" (М., 1995, 91 с.), где внимание уделяется прежде всего развитию идеи гражданского общества после Гегеля, марксистской традиции и формам ее модернизации.

Отечественный дискурс по проблемам гражданского общества представлен также соответствующими главами в учебниках и учебных  пособиях по политологии, рядом работ  по проблемам формирования гражданского общества в современной России, статьями в периодических изданиях. Из публикаций в периодических изданиях обращает на себя внимание попытка применения синергетического подхода к анализу феномена гражданского общества.

В отечественной научной литературе существуют разные трактовки содержания понятия гражданское общество, его структуры, взаимосвязи элементов, и, проанализировав исходные методологические положения, на которых строятся компоненты или целые концепции гражданского общества, обозначающие исторические вехи ее формирования от античности до нового времени, автор занимает определенные позиции в научном дискурсе. Одновременно в задачу автора входила корректировка содержания одних понятий, которыми оперирует теория гражданского общества, и введение в научный оборот других понятий, не востребованных наукой на протяжении ряда веков. Без совершенствования категориального аппарата создание глобальной теории гражданского общества не представляется возможным.

Права человека и гражданина, гражданские и политические свободы, роль права частной собственности исследуются в системе властных отношений общества и государства. В работе дается авторская оценка вклада мыслителей разных эпох в создание концепции гражданского общества, проводится сравнительный анализ их взглядов и национальных традиций. Вместе с тем, наряду с индивидуальными и национальными различиями выявляются основы традиционного подхода к исследуемым проблемам, которые способствуют формированию у современников методологии построения теории и практики гражданского общества.

Связь с прошлым сообщает настоящему легитимность, вдохновляет современников идеями вечного мира, гражданского согласия, договора, гармоничной структуры  общества.

На основе исследования построена программа  спецкурса.

Автор рассматривает данную работу как  пролог к исследованию вклада других мыслителей и исторических эпох в  разработку анализируемой темы. Поскольку  рассматриваемые вопросы еще  не были отчетливо поставлены и полностью  продуманы, то предлагаемая форма изложения - это очерки. Разбивка текста рассчитана на выявление тенденций, а не единичных выражений отдельных форм идеи гражданского общества.

На данной стадии исследования важно отчетливое выявление всех различий, с тем  чтобы они были осмыслены на более  высоком уровне и в более широком масштабе при последующих попытках решения. Некоторая неопределенность оставляет открытыми все возможности и стимулирует воображение исследователя.

Учебное пособие предназначено для интересующихся общественными науками, проблемами формирования гражданского общества и правового государства. При изучении политологии, истории политических и правовых учений, теории государства и права, государственного управления, социальной философии и социологии, экономики - оно может быть полезным.

АНГЛИЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ XVII В.

Уже говорилось о том, что философия Бэкона прокладывала путь новому пониманию науки и  что она в значительной мере способствовала восприятию нового естественнонаучного  мышления, в частности в Англии. Одним из видных представителей английской философской мысли является Томас Гоббс. Он родился в 1588 г., когда произошло победное столкновение Англии с Испанией и был потоплен испанский флот, так называемая Великая армада. И последующие годы жизни Гоббса были наполнены динамичными политическими событиями. Гоббс является современником начальных » высших стадий развития Английской революции. Политическая жизнь того времени во многом повлияла на его философское мышление.

После завершения университетского образования, которое  состояло в изучении теологии и античной философии, Гоббс попадает в образованную аристократическую среду '. Как воспитатель в семье графов он несколько раз посещает Европейский континент, в частности Францию, Италию и Швейцарию. Наибольшее значение для формирования его философских и научных взглядов имел третий, и наиболее продолжительный, визит на континент в 1631—1637 гг. В это время Гоббс не только познакомился с наиболее выдающимися работами европейских философов и ученых, но и установил личные контакты с видными учеными того времени (П. Гассенди и Галилеем). Вскоре после своего возвращения в Англию он становится свидетелем первых взрывов революционных событий. Обостряющиеся общественные противоречия, вполне естественно, ориентируют его на социальную и политическую проблематику. В 1640 г. он издает первую работу, посвященную этим вопросам,— «Элементы законов», в которой выступает как решительный защитник монархии.

Изменение политической ситуации принуждает его к тому, что в начале 40-х годов он эмигрирует во Францию, где издает работу, посвященную философско-политической проблематике,— «О гражданине» (1642). Несмотря на то что Гоббс по своим воззрениям был приверженцем монархии и более десяти лет провел в эмиграции во Франции, он никогда не участвовал в политических акциях, организованных роялистскими эмигрантскими кругами, среди которых было много его близких друзей. Его отношение к роялистской эмиграции изменилось, однако, после издания «Левиафана» (1651). И хотя в этой работе он отстаивает свои убеждения о полезности сильной централизованной власти, в ней можно встретить и критические заметки по отношению к наиболее реакционным представителям роялистской эмиграции, в частности к духовенству. Здесь можно встретить и идеи о возможности примирения с последствиями революционных событий в Англии. Это приводит к тому, что от Гоббса отворачивается подавляющее большинство роялистской эмиграции. Поэтому он возвращается в Англию, где интенсивно занимается разработкой отдельных частей своей философской системы. Последовательно выходят его работы «О теле» (1655), «О человеке» (1658), которые органически дополняют трактат «О гражданине». Эта трилогия составляет цельный и систематический обзор философских, социальных и политических воззрений Гоббса. Она представляет вершину его мысли вообще.

В последние  годы своей жизни, в годы реставрации  королевской власти в Англии, Гоббс  живет в отдалении, а его труды  игнорируются. Умер он в 1679 г., а в 1682 г. его наиболее известный труд «Левиафан» был публично сожжен в Оксфордском  университете.

И хотя Гоббс  во многом, в частности в области  познания, близко подходит к сенсуализму  Бэкона, в своих философских воззрениях он опирается и на европейскую  континентальную мысль, прежде всего  на рационализм Декарта. В первой части своей работы «О теле» он даже характеризует философию как «рациональное познание»2. Рациональное познание в понимании Гоббса опирается на чувственный опыт (ощущения он полагает основным источником познания). Однако он не останавливается лишь на констатации фактов, но видит смысл познания в рациональном выяснении причин.

Признание «рационального»  метода является результатом успехов  механистического естествознания как  на континенте, так и в Англии. Гоббс однозначно подчеркивает, что  философия должна опираться на разум  как на твердую основу. Научной истины, согласно ему, не могут достичь ни теология (основывающаяся на откровении), ни те науки, которые основаны лишь на констатации фактов или совокупности эмпирических познаний (здесь Гоббс имеет в виду прежде всего общественные науки). Лишь научная философия постигает действительную истину. Так Гоббс преодолевает теорию двойственности истины (познание, опирающееся на веру, не может дать действительную истину). Понятие истины у Гоббса в определенном смысле является и более последовательным, чем у Бэкона. Истину он считает свойством наших суждений о вещах, а ни в коем случае не тем, что принадлежит самим, объектам (и может быть познано чувствами), и не тем, что опирается на откровение, или врожденную ин

В последние  годы сначала в западной, а теперь и в российской историографии все больше утверждается новый взгляд на историю российского общества конца 19 - начала 20 вв. Основное внимание исследователей остается прикованным к 1917 году, его предпосылкам и последствиям - но подход к этой фундаментальной проблеме претерпел существенные изменения. Сборник, о котором здесь идет речь - характерное тому свидетельство. В вводной статье Манфред Хильдермайер подчеркивает, что основное внимание авторы уделяют "побежденным", а не "победителям" переворота 1917 года, а именно несостоявшемуся "среднему слою" в России - промышленникам, предпринимателям, либеральной интеллигенции и т.п., объединяемым под термином "буржуазные элиты". Некоторая расплывчатость этого термина не случайна: в фокусе внимания авторов сборника не политические институты, партии, или, иначе говоря, политические структуры, а нечто более трудноуловимое, объединяемое под названием "гражданского общества"/civil society.  
 
Мега-концепция "гражданского общества", напомним, получила новое дыхание со второй половины 90-х гг., на фоне радикальных общественно-политических изменений в Восточной Европе. Но помимо этого, в интересе исследователей к идее "гражданского общества" отражаются фундаментальные изменения в общественном сознании и мировоззрении, которые характеризует расхожий термин "постмодернизма". Параллельно с общей философией в исторической науке назрели большие перемены в методологии и философии предмета. Историки пытаются уйти от искусственно очерчиваемых социальных структур, навязываемых эвристических моделей. На этом пути многое сделано, в частности, в Германии в исследованиях по истории буржуазии. Социальный слой рассматривается через его культурную идентичность, коллективное самоосознание "буржуазности" ("Buergerlichkeit"). Основное внимание, пишет М. Хильдермайер, уделяется "до-политическому пространству", "неформализованным сообществам/networks", "тонким структурам" - в частности, кругу общения, семейным, родственным и прочим связям. Перенося западные модели на почву русской истории до 1917 г., авторы сборника надеются на то, что в России "возможно, на локальном и региональном уровнях имелось больше независимых от государства и плюралистических общественных сообществ нового типа, действующих в сфере местной политики, но с потенциалом влияния на большую политику, чем это предполагалось до сих пор" (4). Именно на региональном уровне авторы сборника рассматривают общероссийские проблемы, основываясь прежде всего на материалах архивов Саратова, Одессы, Твери, Владимира, Костромы, Ярославля, Тбилиси. В статье Д. Дальмана "Партийная жизнь в провинциальных городах. Конституционно-демократическая партия России, 1906-1914" рассмотрена история локальных организаций кадетской партии, при этом основное внимание уделяется выборным кампаниям в I и II Государственную Думы. По мнению Д. Дальмана, кадетам не удалось организационно закрепиться в провинции; особенно после третьеиюньского переворота 1907 г. деятельность кадетских политиков на местах свелась в основном к политическим разговорам в частных домах (15).  
 
Но на наш взгляд, эта статья в сборнике наименее отвечает задачам, перед ним поставленным, поскольку речь идет все-таки об организованных политических структурах. Гораздо более вписывается в общую схему сборника статья Л. Хефнера "Городские элиты и их самоисценировка: празднование трехсотлетия Саратова в 1891 г.". Это анализ создания через праздники идентичности - и т.о. возникновения гражданского общества и "городского пространства". По мнению Хефнера, празднование 300-летия Саратова способствовало созданию нового самоосознания городского общества; появилось "местное общество", в рамках которого этнические, конфессиональные и классовые различия преодолевались ради общих культурных интересов. Новое общественное самосознание преодолевало традиционную для России 18 - первой половины 19 вв. парадигму об обществе как детище государства. Празднование культурно общезначимого для города события создавало единые для его участников символы, единую знаковую систему - предпосылки "воображаемого сообщества/imagined community"(35). Известный исследователь социально-политической истории России на материале Одессы Г. Хаусман и в этом сборнике обращается к истории экономической элиты крупного южнорусского города ("Зажиточные одесские купцы и предприниматели. К возникновению буржуазной идентичности в последний период Российской империи"). В центре его внимания - социальная идентичность купцов и предпринимателей по материалам либеральной одесской прессы. Хаусман справедливо указывает, что архивных материалов подобного рода по торгово-промышленной буржуазии сохранилось немного, поэтому он использует газетные заметки о представителях этого класса, которые обычно посвящались прежде всего двум поводам - либо смерти, похоронам и завещанию какого-то лица, либо его участию в общественных кампаниях. Как и многие исследователи русской буржуазии этого периода, Хаусманн приходит на основе своих данных к выводу о неоднородности этой группы и существовании разных типов идентичности экономической элиты Одессы. Один из них, по Хаусману - "почетный гражданин" (этика упорного труда, предпринимательская инициатива, забота о семье и бедных), другой - "политический гражданин". Его общий вывод - хотя нет безусловной уверенности, что в России перед 1917 г. в торгово-экономической сфере произошел переход от сословной к классовой структуре, но система норм и ценностей этой группы, по мнению Хаусмана, была аналогична культуре "буржуазности" на Западе (64). Наконец, О. Рейсснер уделяет внимание общественным движениям и на национальной окраине Российской империи - а именно, истории "Общества распространения грамотности среди грузинского населения наместничества Кавказского" ("Грузинское общество грамотности: школа национальной элиты и коллективной идентичности"). Основанное в 1879 г. общество было детищем местной интеллигенции. Наряду с Дворянским земельным банком, прессой, Драматическим обществом оно составляло основу местной публичной жизни в Тифлисе на переломе веков. Рейсснер анализирует развитие общества до 1914 г. - его состав, деятельность, профессиональный и образовательный уровень его членов. Он делает вывод о том, что несуществующая политически национальное единство заменялась культурно-этической общностью, и в этом процессе Общество грамотности играло в Грузии решающую роль (88).  
 
В целом надо отметить, что вопросы к "мега-концепции гражданского общества" остаются: насколько западная модель применима к России - пусть даже и к русским реалиям наиболее "европейского" периода ее истории в конце 19 - начале 20 вв.? Почему слои, составлявшие костяк гражданского общества на Западе, являвшиеся основой стабильности - образованная элита - в России объективно стали могильщиками государственной стабильности, усердно раскачивавшими общий корабль и пустившими его ко дну? Но при всем этом несомненно следует приветствовать выход сборника, благодаря которому введена масса архивного материала и сделан еще один шаг на исправлении диспропорции внимания историков между столицами и провинцией в России.