Участие недееспособных лиц в правоотношениях собственности пособных лиц в суде

УЧАСТИЕ НЕДЕЕСПОСОБНЫХ ЛИЦ

В ПРАВООТНОШЕНИЯХ  СОБСТВЕННОСТИ 

Е.Н. КИМИНЧИЖИ 

    Киминчижи Евгений Николаевич, адвокат Адвокатской  палаты Белгородской области, партнер  НП "Межрегиональное цивилистическое  общество". 

    Теоретическое осмысление правоспособности недееспособных лиц является весьма востребованным в правоприменительной практике. В статье анализируются актуальные вопросы в данной сфере. Автор отмечает, что в ряде случаев преемство в правах вовсе не требует опосредованного участия представителя, и юридическая личность приобретателя проявляет себя сама, как, например, в случаях фактического принятия наследства. 

    Ключевые  слова: недееспособное лицо, право собственности, правоотношения, договор, законное представительство. 

    Participation of legally incapable persons in legal relations of ownership

    E.N. Kiminchizhi 

    Theoretical understanding of legal capacity of legally incapable persons is popular in law-application practice. The article analyses topical issues in this sphere. The author notes that in a number of cases legal succession in rights does not require indirect participation of representative and the legal personality of acquirer manifests itself, as for example in the cases of actual reception of inheritance. 

    Key words: legally incapable person, ownership right, legal relations, contract, legitimate representation. 

    Всякое  исследование вопросов правосубъектности  в гражданском праве основано на таком ее структурном построении, согласно которому в составе правосубъектности  выделяют правоспособность и дееспособность участников гражданского правоотношения и которое, как следствие, имеет отношение к правовому положению субъектов в конкретном виде гражданского правоотношения и реализации ими конкретных субъективных прав и обязанностей. Вместе с тем уже самое поверхностное изучение доктринальных источников позволяет сделать вывод, что проблемам недееспособных лиц хотя и уделяется внимание, но оно ничтожно скромно сравнительно с обширным изложением проблем дееспособных лиц и правосубъектности вообще.

    Выводы, какие обычно приводятся в литературе по актуальным проблемам гражданского права, могут иметь отношение к лицам дееспособным, но часто не учитывают особенностей реализации тех же самых прав и обязанностей в отношении недееспособных.

    В результате теоретические изыскания страдают тем очевидным недостатком, который влечет их неполноту, отсутствие всесторонности, а равно объективности, поскольку все стороны изучаемого явления не находят своего освещения. Отдельных параграфов (не говоря уже о главах) в работах, посвященных праву собственности, касающихся недееспособных, как правило, не имеется. Исключение составляет разве что краткое упоминание о них в связи с общей правоспособностью собственника. В результате получить целостную картину изучаемого явления не удается.

    В связи с изучением оснований  и способов возникновения права  собственности часто отмечается, что оно возникает из юридических  фактов, указанных в законе в качестве оснований приобретения права собственности, значительное число которых требует  участия именно дееспособного лица, что обусловлено сделочной природой возникновения права собственности.

    Вместе  с тем само понимание права  собственности как права господства лица над вещью, права принадлежности материальных благ конкретному субъекту свидетельствует о том, что право собственности возникает хотя и в связи с указанными фактами, но не из них самих непосредственно. Основанием возникновения права собственности являются действия заинтересованного лица, направленные на создание тех правовых последствий, которые влекут за собой возникновение субъективного права собственности.

    Ближайшее рассмотрение заявленного тезиса может  создать впечатление о том, что  мы понимаем завладение вещью в качестве сделки. В целом это действительно  так, с тем лишь отличием, что всякий раз следует иметь в виду, что сделка суть волеизъявление, а сам вопрос о значении воли в юридической сделке довольно сложен, что, однако, не отрицает самостоятельного содержания "воли", придаваемого ей правопорядком и отличного от ее психологической интерпретации.

    Право собственности возникает, когда  действия субъекта выражают не присущее ему желание обладать чем-либо (к  тому же такое желание часто немотивированно  и неконкретно), а восприятие этих действий третьими лицами в качестве волеизъявления субъекта, т.е. независимо от психической воли самого приобретателя. Во всяком случае, именно таким образом решается вопрос применительно к обязательствам, что имеет существенное значение в спорах о недействительности сделок, а также при конвалидации ("исцелении") сделок, т.е. придании соглашению силы с учетом фактических действий сторон и восприятия сделки в качестве действительной третьими лицами (например, когда сделка предполагает исполнение в пользу третьего лица и была надлежащим образом исполнена).

    Далее важно отметить, что в тех немногих случаях, которые приводятся в литературе, мы вовсе не можем говорить о возникновении права собственности недееспособных, как, например, при собирательстве ребенком ягод и их потребление на месте. Дело даже не в кратковременности самого субъективного права собственности, если вообще можно говорить о его возникновении. Собирая и потребляя ягоды, ребенок ничего иного и не предполагает с ними делать, и, конечно же, сам ребенок не имеет в виду обращение собираемых плодов в свою собственность, равно едва ли именно как направленные на возникновение права собственности понимают действия ребенка третьи лица, например свидетели этого действия. С другой стороны, собираемые плоды вряд ли могут быть выделены из общей массы плодов, в обилии произрастающих в том месте, где их собирает ребенок, а отсутствие индивидуальной определенности свидетельствует о том, что вещь не является объектом права собственности. И средством индивидуализации не может служить сам факт собирательства конкретным ребенком, а не кем-либо еще, поскольку индивидуальность вещей с точки зрения права суть явление объективное, лишенное возможности субъективного восприятия его в том либо ином юридическом качестве.

    Здесь важно помнить о том, что не всякое фактическое обстоятельство является юридическим фактом, но лишь такое, с которым связываются обусловленные объективным правом последствия. Если кто-либо отнимет собранные ребенком ягоды, то сомнительно возникновение охранительного правоотношения, разве что о компенсации моральных переживаний ребенка (при том что исход самого процесса предугадать несложно). Если же хищение собранных ягод произойдет из дома, куда эти ягоды будут помещены, то правовым последствием совершенного преступления, помимо уголовного наказания, может стать иск об убытках, который не исключает (а в ряде случаев предполагает), что объектом посягательства является само владение родовыми вещами, но не право собственности на них. Следовательно, можно и вовсе рассуждать о том, что закон в ст. 218 ГК РФ и последующих указывает лишь на способы приобретения владения. С этой точки зрения классификации на первоначальные и производные будут подлежать способы приобретения владения, но не права собственности, на что указывал еще Д.И. Мейер <1>. Но отсюда следует также и вопрос о соотношении указанных в ст. 218 ГК РФ оснований приобретения права собственности с основаниями его возникновения по смыслу п. 1 ст. 8 ГК РФ. Далее, вполне справедливо, что приобрести можно саму вещь, владение вещью, но не субъективные права, представляющие собой идеальные конструкции. В тех случаях, когда мы признаем за приобретением владения значение правоустанавливающего акта, мы говорим о возникновении права на вещь. Таким образом, приобретение владения и возникновение права собственности диалектически существуют как причина и следствие, при том что не всякое приобретение владения вещью влечет возникновение вещного права, как, например, в случае с арендными правоотношениями. А для приобретения владения воля лица не имеет вообще никакого правового значения.

    --------------------------------

    <1> К сожалению, точка зрения цивилиста  не получила распространения в нашей доктрине и не воспринята действующим законодательством. 

    Таким образом, психическая воля еще не предопределяет основания возникновения  права собственности, равно как  не определяет его наступление посредством  поименованных в самом законе юридических фактов приобретения, которые являются лишь предпосылками, условиями возникновения права собственности, но одних их еще недостаточно без действий лица, направленных на присвоение вещи.

    Однако  присвоение (завладение) недееспособными может стать затруднительным ввиду предшествующих присвоению фактов приобретения, особенное значение имеющих при производном приобретении права собственности. Так, самого присвоения еще недостаточно для того, чтобы состоялось преемство распорядительной власти одного лица в пользу приобретателя, для чего требуется существование, например, договорного обязательства.

    Способностью  к самостоятельному заключению договоров  недееспособные не обладают, от их имени  договоры заключаются представителями. Однако из гражданского законодательства следует, что опека над малолетними или недееспособными вследствие психического расстройства, а также попечительство над ограниченно дееспособными гражданами являются формами законного представительства, тем самым юридическая личность недееспособного приобретателя находит свое продолжение в личности представителя, но является единой личностью с точки зрения права. Создаваемая в результате фикция "юридической" личности являет собой обоснование участия недееспособных в гражданском обороте в своем интересе. В ряде случаев преемство в правах вовсе не требует опосредованного участия представителя, и юридическая личность приобретателя проявляет себя сама, как, например, в случаях фактического принятия наследства, поскольку такое присвоение недееспособным воспринимается третьими лицами не иначе как акт приобретения гражданских прав.

    Третьими  лицами именно недееспособное лицо воспринимается как приобретатель, в том числе  с учетом легальной формулы, определяющей, что законный представитель действует от имени и в интересах представляемого недееспособного лица <2>. Но если каждое субъективное право осуществляется, возникает и прекращается от имени и в интересах управомоченного, то значение воли тем самым нивелируется, а фигура представителя являет собой не что иное, как прием юридической техники. Такое суждение может явиться основанием для пересмотра структуры самого субъективного права как меры возможного поведения, в которой, по нашему скромному мнению, следует выделять защищаемый законом интерес управомоченного, представляющий не что иное, как меру того поведения, которое только и можно совершить в отношении конкретного объекта, и соответственно само поведение, объем которого также ограничивается особенностями объекта (вещью можно владеть и пользоваться). Тем самым интерес является конститутивным признаком субъективного права, а воля в праве не имеет того значения, которое обыкновенно ей приписывается. Но более детальное рассмотрение структуры субъективного права выходит за пределы нашего очерка, но показывает, что структура субъективного права не сводится к правомочию на собственные действия и требованию известного поведения обязанного лица, ибо, демонстрируя круг возможных действий, такая структура совершенно непригодна для обоснования самого субъективного права как меры возможного поведения и в конечном счете ведет к заключению, что субъективное право тождественно самому поведению <3>.

    --------------------------------

    <2> Следует к тому же отметить, что третьи лица не обладают  специальными познаниями по определению дееспособности участников гражданского оборота. Кроме того, установление недееспособности является актом юридическим и в большинстве случаев, за исключением, пожалуй, недееспособности в силу возраста, имеет правовое значение лишь при соблюдении установленного законом механизма признания лица неспособным самостоятельно осуществлять свои права и обязанности. Отклоняющееся от принятой нормы поведение таких лиц может впоследствии стать основанием для негоции (признания недействительными) совершенных сделок, однако правопорядок не всегда позволяет признать сделку с лицом, которое в момент ее совершения явно (исходя из правил обычного поведения либо ввиду наличия скрытого на момент совершения сделки психического расстройства) было неспособно самостоятельно создать для себя правовые последствия от совершаемой сделки, например, в связи с действием положений ст. 181 ГК РФ о сроках исковой давности.

    <3> Рассмотрение указанного вопроса станет, надеемся, предметом нашей ближайшей публикации. 

    Правовая  форма общественных отношений собственности  едина по своему содержанию и распространяет свое действие на любого субъекта присвоения, хотя бы для обоснования самого акта приобретения необходимо обращаться к фикции "юридической личности". Однако как правоотношение не является самим фактическим отношением, а представляет лишь идеальное представление о нем, мыслимое правовыми категориями, так и юридическая личность управомоченного лица вполне может не совпадать с субъектом конкретного жизненного отношения. Сказанное лишь свидетельствует о том, что проблеме "юридической личности" следует уделять большее внимание.