Общественные движения в современной Беларуси

Возникновение и развитие во второй половине 80-х  гг. независимых гражданских движений стало очевидным свидетельством развития в Белоруссии новых этнополитических процессов. Несмотря на заметное влияние свежих сил на развитие политических и этносоциальных процессов в республике, их активность до сих пор не стала объектом специального научного исследования. Нет и научных публикаций, посвященных этой теме. Справедливости ради, однако, необходимо упомянуть сборник «Неформальные объединения в политической жизни республики (по материалам прессы)», выпущенный в 1990 году издательством ЦК КП Белоруссии. Эта публикация достаточно отчетливо продемонстрировала непримиримую позицию партийного руководства к белорусскому национальному движению и, прежде всего, к Народному Фронту. Стремление авторов собранных статей дискредитировать деятельность этих общественных движений снижает познавательную ценность сборника. Предлагаемая подборка документов и материалов позволит читателям самим определить степень демократичности, прогрессивности и т.д. того, или иного направления в развитии гражданского движения в Белоруссии.

Вместе  с тем, очевидно, что выхваченные  из контекста событий документы  и материалы сложны для восприятия. В отличие от сборника «Гражданские движения в Латвии – 1989» М., 1990), представляющего собой единовременный срез этнополитической ситуации, белорусский задуман в историческом ключе, позволяющем проследить логику эволюции приоритетов и целей в развитии движений на протяжении нескольких лет. Однако, и этот подход не избавляет от необходимости сопроводить публикацию документов краткими комментариями.

Более того, надо отдавать себе отчет и в том, что даже для большинства специалистов Белоруссия и ее история – по-прежнему «терра инкогнита». В воззрениях на нее доминируют стереотипы, – сформировавшиеся в русле московскоцентристской историографической традиции. С этой точки зрения многочисленные исторические сюжеты, упоминаемые в публикуемых документах, могут вызвать, мягко говоря, недоумение. Для адептов же советской версии истории Белоруссии, основанной на концепции древнерусской народности, оценке аннексии белорусских земель в конце ХVIII в. как воссоединения с Россией и понимании БССР как исторически первой формы белорусской государственности, они просто кощунственны. Исходя из этого, составитель счел нужным предварить непосредственное рассмотрение условий развития современного гражданского движения кратким экскурсом в этническую историю Белоруссии в ее собственно национальном варианте.

Формирование  самостоятельного белорусского этноса происходило в результате ассимиляции древнего балтского населения в процессе славянской колонизации Восточной Европы в VI-VIII вв. н.э. и к концу XIV в. в общих чертах завершилось. Исторически первой формой государственности на белорусских землях стало Полоцкое княжество (IХ-ХIII вв.), непосредственно подчиненное Киеву в течение всего нескольких десятилетий. В XIII в. белорусские и литовские земли были объединены в Великом Княжестве Литовском Белорусы составляли большую часть населения этого государства, а их язык выполнял функции государственного вплоть до второй половины ХVII в. Объединение позволило сохранить политическую независимость в борьбе с ордынским нашествием и немецкой экспансией. В XVI – н.XVII вв. в результате развития товарно-денежных отношений, значительного роста городов, усвоения гуманистических и реформационных идей, возникновения книгопечатания (1517 г.) и распространения внесословного народного образования, возникают процессы, характерные для ранней стадии национальной консолидации – начинается кодификация литературного языка, формируется общеэтническое самосознание.

Однако, уже во второй половине ХVI в. белорусский язык начал постепенно утрачивать свое доминирующее положение, а в середине ХVII в. дальнейшее развитие консолидационных процессов было окончательно прервано. В результате социальных конфликтов, эпидемий, казацких набегов, войны с Россией Белоруссия потеряла свыше половины своего населения. Феодальная верхушка окончательно сменила свою конфессиональную принадлежность и этнокультурные ориентации, а белорусы, вследствие этого превратились в этнос с неполной социальной структурой.

Это обстоятельство чрезвычайно осложнило процесс формирования белорусской нации в ХIХ-ХХ вв. Включение Белоруссии в состав Российской империи затормозило ее социально-экономическое развитие и, как это ни парадоксально, в первой трети XIX в. привело даже к усилению полонизации белорусов. Однако, позже, особенно после подавления восстания 1863-1864 гг. стала проводиться последовательная русификация. Ее идеологическое обоснование составила концепция» западно-руссизма». рассматривающая белорусов не как самостоятельный этнос, а как часть русского народа, «испорченного» польским влиянием. В 1839 г. была ликвидирована униатская церковь» к которой принадлежало до 85% белорусов, а в 1840 г. было запрещено даже само название Белоруссия. И тем не менее, несмотря на преследование национального движения, к 1917 г. сформировались национальная идеология и национальная художественная культура, а существование широкого спектра белорусских политических партий свидетельствовало о распространении национального самосознания практически среди всех социальных групп этноса.

Логически закономерным этапом развития национального  движения стало создание национальной государственности – Белорусской Народной Республики (февраль-ноябрь 1918 г.). 25 марта 1918 г. была провозглашена независимость белорусского государства в границах Минщины, Могилевщины. Витебщины, белорусской части Гродненщины (с Гродно, Белостоком и т.д.), Смоленщины, Черниговщины и смежных областей, заселенных белорусами. Созданная 1 января 1919 г. Белорусская ССР декларировала стремление сохранить под своей юрисдикцией примерно такую же территорию. Провозглашение национальной государственности, однако, не смогло предотвратить нарушение территориальной целостности белорусского этноса: уже в январе 1919 г, восточнобелорусские области отошли к РСФСР, а по рижскому договору 1921 г. Западная Белоруссия была включена в состав Польского государства. Из примерно 12 млн. белорусов в пределах БССР в 1921 г. оставалось не более 1.5 млн. человек.

Начиная с 1924 г. в БССР стала проводиться политика «белоруссизации», закрепившая преимущественное положение белорусского языка во всех сферах общественной жизни, включая военную, и сопровождавшаяся постепенным возвращением в состав – республики части восточных территорий, населенных белорусами. Политика «белоруссизации» позволила быстро сформировать национальную инфраструктуру: систему народного образования, включая высшую школу, средства массовой информации, художественную культуру, научные учреждения. Одновременно были созданы условия для удовлетворения национальных потребностей иноэтнического населения, причём не только русского, польского и еврейского, чьи языки наряду с белорусским были признаны Конституцией Белорусской ССР 1927 г., но и литовского, латышского, эстонского и т.д. В 1928 г. в БССР было 23 еврейских, 19 польских, 16 русских, 5 латышских. 2 украинских и 2 немецких совета, а в 1932 г. был создан польский национальный район.

Политика  «белоруссизации», таким образом создавала относительно благоприятные условия для консолидации белорусской нации, еще 10-15 лет – и этот процесс, вероятно, завершился бы. Однако установление сталинского тоталитарного режима прервало развитие этого процесса. Ликвидация товарно-денежных отношений и независимых товаропроизводителей лишила национальные процессы естественной социально-экономической базы. О сопряженности этих акций с началом реализации политики этноцида достаточно красноречиво свидетельствует хронологическое совпадение «великого перелома» на селе и начала преследования национальной интеллигенции, завершившегося в «конце 30-х гг. ее практически полным истреблением. Репрессиям подверглась и рациональная художественная культура; под запретом оказалось наследие не только отдельных личностей, но и целых исторических эпох. Реформа белорусского языка 1933 г., целью которой официально было провозглашено сближение с русским языком, привела к искажению фонетических норм, обусловила утрату целых слоев самобытной лексики. Ситуация, когда нормальное проявление национальных чувств нередко служило поводом для обвинения в национализме со всеми вытекающими последствиями, крайне болезненно отразилась в социально-психологической сфере: даже национальная интеллигенция в течение нескольких последующих десятилетий отличалась исключительной сдержанностью проявления национального самосознания, а в среде местной парто- и бюрократии распространился своеобразный синдром белоруссофобии, последствия которого ощущаются до сих пор.

Одновременно  с развертыванием политики «контрбелоруссизации» в БССР значительно осложнилось положение белорусского населения в Западной Белоруссии. К концу 30-х гг. здесь были закрыты многие белорусские школы, запрещена деятельность большинства национальных организаций. Присоединение Западной Белоруссии к СССР в 1939 г. сопровождалось массовыми депортациями, уничтожением национальной интеллигенции, руководства национально-демократических и даже коммунистических организаций.

Во время  войны Белоруссия потеряла четвертую  часть населения, была утрачена значительная часть национального культурного достояния. К числу связанных с войной потерь следует отнести утрату той части интеллигенции, которая в период войны занималась культурно-просветительской деятельностью, а также и той, сравнительно небольшой ее части, которую пережитый кошмар сталинских репрессий подтолкнул к сотрудничеству с оккупантами: ее массовая эмиграция или гибель привела к дальнейшему ослаблению и без того обескровленного интеллектуального потенциала нации.

Еще в  довоенное время в Белоруссии были ликвидированы практически  все формы национально-культурной автономии иноэтнического (небелорусского) населения. А в послевоенное время началось планомерное уничтожение жизненно важных структур национального воспроизводства у белорусов. Культивирование И.Сталиным великодержавного шовинизма, кульминацией которого стало объявление русского народа «руководящей нацией», создавало четкие ориентиры для местной бюрократии – языком руководства очень быстро стал русский. На русский язык было переведено преподавание в системе высшей школы, в городах стала быстро сокращаться численность белорусских школ. В этих условиях приобщение возросшего потока мигрантов (технической интеллигенции, рабочих) к белорусскому языку и национальной культуре стало не только не обязательным, но и затруднительным.

Сформировавшаяся  к началу 60-х гг. городская деэтнизированная русскоязычная культура в глазах сельских жителей приобрела высокий социальный престиж, как превосходящей во всем деревенскую – белорусскую. Этот своеобразный комплекс неполноценности – негативный автостереотип восприятия собственных языка и культуры обусловил быструю деэтнизацию мигрантов из села, что в условиях бурной урбанизации 60-х – 80-х гг. привело к деэтнизации всего народа. Беспрепятственность развития этих процессе во многом была обеспечена господствующими концепциями о неизбежности слияния наций, в соответствии с которой на всех уровнях общественного сознания насаждались представления о закономерности и прогрессивности сложившейся ситуации.

К сер. 80-х гг. практически все элементы системы этничности белорусского этноса, кроме традиционных, оказались уничтоженными либо сильно деформированными – не сохранилось ни одного социального института, ориентированного на формирование национального самосознания. В городах не осталось белорусских школ, а в сельской местности многие школы, формально числящиеся белорусскими, явочным порядком были переведены на русский язык обучения. В 1988 г. в белорусских школах обучалось только 14% детей (в 1930-1931 гг. – 88%).

В 60-70-е  гг. в русскоязычных школах получила широкое распространение практика освобождения учеников от изучения белорусского языка и перевод преподавания белорусской литературы на русский  язык. Недостатки всей системы народного образования (например, дегуманизация и дегуманитаризация) в Белоруссии проявились еще и в том. что комплекс предметов, непосредственно формирующих национальное самосознание, оказался оттесненным на второй план. Даже в белорусских школах количество часов, отводимых на изучение белорусского языка и литературы, на 30% меньше, чем на русский язык и литературу, а в русскоязычных школах, соответственно, на 43%. Мало того, что нынешний школьный учебник по истории БССР оставляет желать лучшего, самостоятельный курс этого предмета отсутствовал, что в принципе не позволяло сформировать целостное представление об истории своей республики.

Деэтнизация системы народного образования  сочеталась с попытками искоренения традиционной народной обрядности, целенаправленным уничтожением памятников архитектуры и исторической застройки, особенно в крупных городах – Минске, Витебске. Могилеве и т.д. Формирование национального самосознания в итоге становилось сугубо личным делом, осуществляемом только на семейном уровне и лишенном какого-либо практического смысла.

Таким образом, в масштабах всего этноса оказалась  пораженной система трансляции профессиональной части межпоколенной этнокультурной информации – важнейшей структуры жизнедеятельности, обеспечивающей воспроизводство основных компонентов этнической системы. Глобальный национальный кризис проявился в деградации языка, самосознания, художественной культуры.

Наиболее  очевидными стали деформации в языковой сфере. Падение социального престижа белорусского языка привело к его практически полному вытеснению из общественной жизни, а в городах – из семейного общения. Согласно результатам социологического исследования, проведенного в 1989 г., белорусским языком на производстве пользуется 10,5% белорусов, в том числе в городах — 1.5%. В городской среде белорусским языком в повседневном общении пользовались представители творческой и гуманитарной интеллигенции, участники национально-демократического движения. Сам факт употребления белорусского языка на уровне обыденного сознания воспринимался как аномальное явление. Крайне ограниченным было использование белорусского языка и в сфере художественной культуры: спектакли на нем ставились лишь в трех из шестнадцати театров республики, а кинофильмы на белорусском языке исчислялись единицами. Несколько лучшим было положение белорусского языка в системе средств массовой информации – на нем преимущественно функционировало радио и телевидение, издавалась большая часть периодических изданий. Однако разовый тираж русскоязычной прессы в 10 раз превосходил белорусские издания.

В неменьшей  степени, чем язык, оказалось деформированным  национальное самосознание. На уровне массового сознания оно сузилось до объема паспортной статьи и носило скорее не национальный, а административно-региональный характер. Устойчивый негативный автостереотип восприятия собственных языка и культуры обусловил не только индифферентное, но и нередко, агрессивное к ним отношение.

Деградация  национального самосознания привела  к отчуждению массовой аудитории от национальной художественной культуры, что, в свою очередь. предопределило кризисные явления в ее развитии. Достаточно показательно, что по числу изданий на национальном языке Белоруссия в конце 80-х гг. занимала последнее место среди республик. Утрата связи с массовым потребителем обусловила превращение национальной культуры в замкнутую «саму на себя» систему, существование которой поддерживалось госдотациями. Наиболее очевидным в этом отношении стал застой в развитии литературы, журналистики, драматургии, изобразительного искусства. Относительно низкий интеллектуальный и художественный уровень, аморфность гражданской позиции авторов привел к потере конкурентоспособности художественной культуры. Не последнюю роль в этом процессе сыграло и то, что догматическое сведение феномена национального исключительно к форме бытования культуры, обусловило выхолащивание национального содержания из национальных культур и превращение их в «формально национальные» социалистические культуры. Разумеется, все это не относится к тому узкому кругу ученых, писателей, деятелей культуры, чье творчество вопреки усилиям тоталитарной системы получило широкое признание за пределами Белоруссии. Речь идет об общем падении уровня художественной культуры, об утрате массовой аудитории.