Макрополитические изменения в условиях переходной динамики

16

МАКРОПОЛИТИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ В УСЛОВИЯХ ПЕРЕХОДНОЙ ДИНАМИКИ

Специфика переходной динамики

Проблемы переходов от одних качественных состояний социальной динамики и институциональной системы к другим создали в политологии целый блок методологических подходов и теоретических концептов, который постепенно складывается в особую субдисциплину, называемую «политической транзитологией» (от английского слова — «transition» — переход). В число исследуемых транзитологией объектов попадают страны, имеющие различные уровни социально-экономического и политического развития: от индустриально развитых до самых отсталых. Различия между государствами, проходящими тот или иной переходный период в своем политическом развитии, и странами, развивающимися в рамках так называемой «устойчивой» модели, носит прежде всего аналитический и темпоральный характер, поскольку, как уже замечено выше, практически все, от Сомали до Швейцарии, государства переживали в своей истории те или иные фазы устойчивых и переходных состояний, но с той лишь разницей, что направленность, временной интервал, качественный характер и результат переходных изменений у них существенно различаются.

В послевоенный период, начиная с 1950 — 60-х гг., в рамках политической науки проблематика политического развития и изменений, переходов и трансформаций начинает разрабатываться особенно интенсивно. Конечно же, в первую очередь это было связано с самой интенсивностью политической динамики во многих развивающихся странах, вызванной процессами деколонизации, и вследствие того, проблемами выбора пути социально-экономического и политического развития в условиях противоборства двух общественных систем: капиталистической и коммунистической. Какую институциональную и социальную модель выбрать на перспективу: парламентскую или президентскую, унитарную или федеративную, авторитарную или демократическую, буржуазную или же марксистско-ленинскую, социалистическую,— весь этот комплекс вопросов встал перед политическими лидерами и элитами стран III мира. Процессы адаптации социально-политических моделей в практике трансформирующихся государств, пробы и ошибки, продвижение вперед и откаты назад стали объектом двух крупнейших направлений политологических исследований: во-первых, теории «развития» и, во-вторых, теории «переходов» или, соответственно, «политологии развития» и «политической транзитологии».

Исторически раньше всех других подходов в 1950-е гг. появляются концепции политического развития и модернизации. Авторы этих концепций исходят из разработанного еще М. Вебером, Ф. Теннисом и Т. Парсонсом методологического принципа дихотомического разделения существующих стран на «традиционные», сохранившие персонализированные отношения зависимости и барьеры социальной мобильности, и на «современные», основанные на рациональной организации и функциональной дифференциации институтов, преодолевающей отношения личной зависимости и разрушающей барьеры на пути групповой мобильности. Таким образом, категория «политическое развитие» определялась в весьма узком смысле, поскольку под развитием подразумевался лишь модернизационный переход от традиционных структур к современной политической системе. Все развитые страны в свое время прошли через известный период модернизации примерно с конца XVII в. до начала XX в. Крупный специалист по теории политического развития С. Айзенштадт характеризует модернизацию как «процесс изменений относительно тех типов социальных, экономических и политических систем, которые развивались в Западной Европе и Северной Америке с семнадцатого по девятнадцатый век и затем распространились на другие европейские страны, а с девятнадцатого до двадцатого столетия — и на Южноамериканский, Азиатский и Африканский континенты». Другими словами, авторы данной концепции выстраивали схему линейной эволюции, согласно которой все государства проходят примерно одни и те же стадии развития.

Любопытно, что в этот же период (1950 — 60-х гг.) в СССР и других странах коммунистического блока создаются концепции «некапиталистического пути развития» и «социалистической ориентации» стран третьего мира, в построении которых немало общего с западными доктринами «политического развития» и «модернизации». Разработчики этих конструкций также исходили из некой «идеальной модели» последовательного и линейно-поступательного продвижения к обществу «современному и прогрессивному», социализму советского типа, но при этом иначе решая задачи технологической, индустриальной перестройки, экономической модернизации, проведения институциональной реформы, включающей построение «авангардной партии» и «государства социалистической ориентации», и наконец, внедрение марксистско-ленинской идеологии. «Содержание некапиталистического пути развития,— по мнению автора одного из наиболее концептуально проработанных подходов данного рода И.Л. Андреева,— составляет переход в основном от докапиталистических отношений к переходным политическим и хозяйственным формам некапиталистического характера, которые в принципе могут послужить основой развития в направлении социалистического общества». В качестве примеров «некапиталистического развития» приводился довоенный опыт Монголии, Бухары, Хорезма, Тувы, так же как и послевоенный — деколонизации и выбора пути развития ряда стран Тропической Африки (Танзании, Конго и др.), Азии (Бирма) и т. д.

Преодоление многоукладности экономики, ее аграрного и традиционного характера, становление промышленности, формирование национального рабочего класса и его авангарда, революционно-демократической партии должны были в соответствии с этой логикой привести к построению государства социалистического типа, преобразованию общинных структур в социалистические при политической поддержке и экономической помощи мирового социализма. Каковы же результаты осуществления этой стратегии развития? Во-первых, это огромные внешние задолженности ряда государств бывшему СССР, исчисляемые десятками миллиардов долларов, которые Россия как правопреемник Советского Союза пытается в настоящий период взыскать через Лондонский клуб и другие каналы. Во-вторых, результатом стали утрата влияния большинством «авангардных партий» и неудачи в экономических и политических преобразованиях традиционного общества.

Что же касается политологических концепций перехода к «современному обществу», разрабатывавшихся ни Западе, то они разделились на ряд таких основных направлений, как теории 1) «модернизации»; 2) «развития»; 3) «отсталости» (или «субразвития») и 4) «зависимости». Попытаемся последовательно дать краткую характеристику каждой из этих концепций. Как уже отмечалось, одной из первых попыток построения теоретических конструкций, описывающих процессы политических изменений в третьем мире, стала разработка концепции политической модернизации. Понятие «модернизация» используется обычно и трех основных значениях: во-первых, в самом общем смысле, как направление прогрессивных изменений; во-вторых, как модель социальных трансформаций, происходивших на Западе с XVII по XIX век (С. Айзенштадт) и, в-третьих, в узком смысле, как способ эволюции отсталых стран, переходящих от «периферийного» к «магистральному» типу общества.

КОНЦЕПЦИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ И ТРАНЗИТОЛОГИИ

Концепция политической модернизации

В 1960 году в работе «Стадии экономического роста: Некоммунистический Манифест» У. Ростоу выделяет пять основных стадий развития: 1) традиционное общество с примитивной технологией, преобладанием земледелия и семейно-клановых связей; 2) переходное общество, появляющееся как реакция отсталой Периферии па развитие передовых стран Центра; 3) взлет, связанный с индустриализацией, урбанизацией и накоплением; 4) движение к зрелости, многоотраслевой и технологичной структуре экономики и 5) общество массового потребления, где экономическая структура смещается в направлении сферы услуг и производства потребительских товаров длительного пользования. Позднее им была выделена и шестая стадия «поиска качества» социальной жизни. Высшие фазы, по мнению У. Ростоу, достигнуты Северной Америкой, страны же Западной Европы находятся в движении к пятой стадии, что для всех остальных стран является — близкой или далекой — перспективой. Таким образом, модернизация в рамках подобного взгляда представляется «вестернизацией».

Политическая модернизация, по У. Ростоу, осуществляется прогрессивной элитой, которая при поддержке «снизу» и «извне» ликвидирует старые, традиционные институты власти, создавая при этом их более современную замену. Для объяснения этого процесса один из «отцов» доктрины политической модернизации Д. Аптер использует следующую схему. Существуют два основных типа политических систем: «сакрально-коллективистская» (или мобилизационная) и «секулярно-либертарианская» (или плюралистическая) модели. Первая модель, связанная с персонифицированным лидерством, иногда даже религиозной верой в харизматического лидера и гегемонией массовой партии (Китай при Мао Цзе-дуне, Гана при Нкваме Нкрумо, Египет при Насере), противопоставляется второй идеальной модели политического плюрализма, при которой происходит диверсификация власти и лидерства, заключаются многочисленные сделки и компромиссы (США). Таким образом, по Аптеру, модернизация есть частный случай политического развития, связанный с периодом преобразования традиционной, мобилизационно-автократической системы в демократическую, «согласовательную» (reconciliation) модель современного типа, где начинают работать структурно иные, более дифференцированные институты и механизмы их функционирования (плюралистическая партийная и законодательная системы), которые в старой системе просто отсутствуют.

Ортодоксальные положения теории политической модернизации были подвергнута критике, а затем и переосмыслению в 1970—80-е гг. Во-первых, было подвергнуто сомнению положение о строгой последовательности фаз линейной эволюции (например, это продемонстрировал опыт развития ряда «азиатских драконов»). Во-вторых, критика обрушилась и на модели этноцентристской, «вестернизаторской» модернизации, поскольку многие страны успешно сочетают традиционные и современные институциональные компоненты (Япония). Критической оценке подверглась претензия модернизационной доктрины на универсализм, в соответствии с которым все государства двигаются в направлении перехода от гетерогенных к гомогенным, одинаковым институтам власти. В-третьих, далеко не все и не всегда в механизме осуществления стратегии модернизации носит демократический в политике и прогрессивный в экономике характер. Например, сталинская индустриализация и коллективизация в СССР имели огромное количество социальных издержек. Опыт семи декад XX века подтверждает, — отмечает Б. Мур, — недемократические, а нередко антидемократические способы модернизации вполне успешно навязываются для решения государственных задач в ряде стран".

К основным характеристикам политической модернизации относили следующие параметры: во-первых, растущее усиление и централизацию государственной власти на национальном уровне вместе с ослаблением традиционных се источников родо-племенного типа; во-вторых, дифференциацию и специализацию политических институтов и, в-третьих, растущий уровень участия народных масс в политике».

Некоторые из приведенных выше характеристик роднят теорию модернизации с концепцией политического развития, которая понимается в узком смысле слова, как одно из направлений общей теории (или подхода) развития (developmental approach), связанное прежде всего с институциональными переменами. Что же собой представляют эти институциональные изменения, не являющиеся при этом простым следствием «экономического развития»? Концепция политического развития концентрирует свое внимание на институтах политической системы и их трансформации. Вот какие признаки политического развития даст бывший президент Американской ассоциации политической науки Л. Пай. Он определяет политическое развитие как процесс перемен, характеризующийся, во-первых, усилением дифференциации политических структур, во-вторых, возрастанием способностей системы решать социальные проблемы и управлять общественными делами и, в-третьих, развитием участия и равноправия граждан при включении в политику".

Современные политические системы характеризуются высокой степенью структурной дифференциации, при которой каждый отдельный институт выполняет свою специфическую функцию. В этом смысле под «развитостью» в структурно-функциональном отношении понимается наличие дробных институциональных механизмов: разделение функций между законодательными, исполнительными и судебными органами, система партий и общественных объединений, артикулирующих и агрегирующих групповые и индивидуальные интересы. В примитивных же системах управленческие функции могут быть сконцентрированы в руках традиционного вождя и его окружения. Р. Даль связывает это качество развивающейся политической системы с существованием внутри нее «автономных подсистем», например, суда и парламента, в определенной степени независимых от исполнительной администрации.

Возрастание способностей политической системы к управлению общественными делами состоит, по мнению Л. Пая и С. Верба, в возможности ее адаптации к изменяющейся социальной среде и проведению соответствующих институциональных инноваций, проявлении способностей к мобилизации материальных и человеческих ресурсов, а также к выживанию системы и воспроизводству институционального общения людей путем их социализации.

Концепция «отсталости»

В целом же разработка концепции политического развития породила и альтернативные подходы, в частности, теории «зависимости» и «отсталости», или «субразвития». Последние во многом явились критической реакцией на этноцентризм западных идей «развития» и «модернизации».

По сути дела, теория «отсталости» (или «субразвития», «недоразвития» — от англ, «undеrdеvеlopmеnt») исходит уже не из истории развитых демократических стран, также переживавших когда-то модернизацию, а прежде всего из собственного опыта развивающихся государств, их отношений как Периферии капитализма к его Центру на Западе. Сторонники теории отсталости (С. Фуртадо, А. Франк, С. Амин и др.) нередко используют элементы марксисткой аргументации, утверждая, что неразвитость экономики стран третьего мира сложилась под влиянием глобальных факторов, в частности, торговой экспансии развитых стран, импортировавших промышленные товары и экспортировавших сырье, что привело к «гибридной», «дуалистической» структуре развивающихся стран, сочетающих внедрения современного капиталистического уклада с одновременной консервацией архаичных, традиционных форм. Например, А. Франк делает для Латинской Америки вывод, что «отсталость является компонентом процесса исторического развития, когда неразвитость и развитость представляют собой два аспекта одного всеобщего процесса, поскольку оба эти явления существуют одновременно, связаны функциональным способом, между собой взаимодействуют и взаимообуславливают друг друга». Таким образом, ускоренное развитие продвинутых государств осуществляется и за счет отсталости и недоразвития стран третьего мира.

В рамках концепции «отсталости» обычно выделяются три тенденции субразвития: во-первых, зависимость между характером развития «метрополии» в центре и «сатолитов» на периферии; во-вторых, неравные условия развития «богатых» и «бедных» государств и, наконец, в-третьих, неравномерные темпы экономического роста и институциональных перемен в различных странах. А. Франк отмечает, что проблему отсталости можно интерпретировать только в рамках современной системы международных экономических и политических отношений, мирового капиталистического развития, разделения труда и экспортно-импортных связей. Например, в ряде случаев аграрный сектор производил продукцию на экспорт лишь для того, чтобы импортировать предметы потребления для богатых, а вовсе не внедрять современные технологии, что сохраняло доиндустриальные отношения и экономике и консервировало отсталость в организации политических институтов (авторитарные и олигархические режимы в Парагвае, Никарагуа и т. д.). Тем не менее, некоторые теоретики «субразвития» (С, Амин) считали, что в мировом контексте переход от капитализма к социализму как новому международному порядку начнется скорее на «отсталой Периферии», чем в «развитом Центре».