Демократизация как тенденция современного мирового политического процесса.

Анализ и  обобщение опыта перехода к демократии различных стран позволяет выделить несколько типичных образцов, моделей  этого процесса. Классической моделью  обычно считают британский вариант  демократизации. Его суть состоит  в постепенном ограничении монархической  власти, расширении прав граждан и  парламента. Вначале подданные получают гражданские (личные) права, затем —  права политические и значительно  позднее — социальные. Постепенно ограничиваются и устраняются избирательные  цензы. Парламент становится высшей законодательной властью и контролирует правительство. Эту модель называют линейной демократизацией, поскольку она означает постепенное, однонаправленное расширение демократии.

От линейной модели существенно отличается циклическая модель демократизации. Она предполагает чередование демократических и авторитарных форм правления при формальном позитивном отношении к демократии политической элиты. В этом случае избранные народом правительства либо свергаются военными, либо сами узурпируют власть, опасаясь потерять ее, сталкиваясь с растущей непопулярностью и сильным противостоянием оппозиции.

При циклической  модели авторитарные и демократические  институты могут соседствовать  друг с другом, например существование парламента совмещается с закреплением особой роли военных в государстве. Эта модель широко распространена в Латинской Америке, Африке и Азии. Ее испытали Боливия, Аргентина, Гана, Нигерия, Таиланд и многие другие страны. Такой переход к демократии обычно бывает затяжным и трудным. Он свидетельствует о недостаточной зрелости внутренних предпосылок демократии и, особенно, о ее слабой укорененности в господствующей политической культуре.

Более перспективной  по сравнению с циклической моделью, является диалектическая модель демократизации. Она, как и циклическая модель, характеризуется нестабильностью переходных политических режимов. Однако отличительная черта ее состоит в том, что здесь переход к демократии осуществляется под влиянием уже достаточно созревших для нее внутренних предпосылок: индустриализации, многочисленного среднего класса, достаточно высокого образовательного уровня граждан, рационализации и индивидуализации массового сознания и т.д. Нарастание этих и других факторов приводит к довольно быстрому и внезапному краху авторитарных режимов.

Приходящие  им на смену демократические правительства  часто оказываются неспособными эффективно управлять страной и  вновь сменяются авторитарными  режимами. Последние, однако, бывают недолговечными и, не справляясь со сложными задачами государственного управления, уступают место демократическим силам или свергаются ими. Затем постепенно устанавливается стабильная, жизнеспособная демократия. Такой путь развития прошли многие страны: Италия, Греция, Испания, Австрия, Чили и др. Во многом подобным образом разворачиваются события в ряде республик бывшего СССР и в самой России.

Все рассмотренные  выше модели демократии отражают временную  последовательность и характер демократических  преобразований. Этот сложный и богатый  по содержанию процесс имеет ряд  общих тенденций (иногда их называют закономерностями), проявляющихся во всех переходящих к демократии странах  или в подавляющем большинстве  из них. Так, установлено, что стабильность демократии обычно прямо зависит  от постепенности перехода к ней  и минимальности использованного  для этого насилия. Как отмечает С. П. Хантингтон, жизнеспособную демократию нельзя создать революционным путем под руководством идеологизированного политического движения. “Все революционные силы, находящиеся в оппозиции к авторитарному режиму, называют себя демократическими, но, придя к власти, они устанавливают еще более репрессивный, чем прежде, режим”.

Оптимальным для демократизации общества является осуществление преобразований сверху путем соглашения элит. Политическая активность масс может играть положительную  роль лишь в том случае, если они  не слишком идеологизированы и радикализированы и их участие институциализированно, т.е. осуществляется не в форме спонтанных выступлений, бунта, а через политические институты и контролируется элитами. Взрывы неин-ституциализированной политической активности масс чреваты разрушительными последствиями и анархией, а в конечном счете и установлением диктатур, приходящих к власти под лозунгами восстановления общественного порядка и безопасности.

Утверждению демократии способствует опережающее  развитие политической соревновательности, партийного плюрализма по отношению к массовому политическому участию. Важнейшим общим условием успеха демократизации является политическая стабильность, предполагающая реформирование общества в рамках закона при сохранении способности государственных институтов управлять страной.

Все эти и  другие закономерности демократизации действуют усреднение, как тенденции, и претерпевают значительные изменения  в зависимости от конкретных обстоятельств  политического и общественного  реформирования. Это наглядно проявилось в процессе перехода к демократии бывших коммунистических государств.

Вторая половина 80-х гг. XX в. ознаменовалась крахом тоталитарных и авторитарных режимов в большинстве  стран административного социализма. Эти страны глубоко отличались от любых других государств, когда-нибудь переходивших к демократии, прежде всего сочетанием в большинстве из них индустриального уровня развития, достаточно высокой образованности населения, авторитарно-тоталитарной власти и политической культуры, массового распространения социалистической идеологии, включающей наряду с утопическими идеалами и близкие к демократическому мировоззрению установки на равноправие, социальную справедливость, распределение доходов по труду, солидарность и гуманизм.

Сам процесс  демократизации постсоциалистических государств начался в результате постепенной либерализации политического сознания правящей элиты и коммунистических партий в целом, Он проходил под воздействием длительной острой идеологической и политической конфронтации с Западом. Это, а также унаследованные от марксизма доктринерство, вера в единственно верную теорию или модель преобразований привели к ослаблению в политике большинства из постсоциалистических государств центризма и здравого смысла, к радикализации элит, поляризации их политических ориентаций: на западные модели либеральной демократизации — с одной стороны, и на традиционные социалистические принципы — с другой.

Такая радикализация политической элиты препятствовала нахождению оптимального, “среднего” пути преобразований, чутко учитывающего как мировой опыт, так и конкретные условия собственных государств. В странах, вступивших на путь реформ, достаточно четко наметились два главных пути общественных и политических преобразований.

Первый из них предполагает быструю политическую и экономическую либерализацию  западного образца, так называемую шоковую терапию. По этому пути пошли  практически все восточноевропейские  страны, в том числе СССР. В  тех из них, что были ближе к  Западу по своей политической культуре, экономическим укладам и т.д., демократизация и трансформация  общества были более или менее  успешны, хотя и сопровождались падением производства и рядом других серьезных  негативных явлений.

В государствах же, не имеющих характерных для  Запада многолетних традиций рыночной экономики и индивидуалистической культуры, попытка реализовать либеральную  модель демократии привела к тяжелым, разрушительным последствиям: ослаблению, криминализации, а то и к распаду  государства, к политической и экономической  анархии, а нередко и к войнам, резкому спаду производства, росту  преступности и падению уровня жизни  подавляющего большинства населения  и т.д.

Особенно  губительные последствия принятие либеральной модели демократизации и реформирования имело для СССР. Советское общество глубоко отличалось не только от западных демократий, но и от стран Восточной Европы отсутствием всяких элементов рынка (кроме “черного”, криминального рынка) и гражданского общества; почти тотальной милитаризацией, суперцентрализацией и сверхмонополизацией экономики, ее неприспособленностью к какой-либо конкуренции; преобладанием в народном сознании коллективистских ценностей и слабостью либеральной, индивидуалистической культуры; полиэтническим составом населения и многочисленными потенциальными конфликтами; отсутствием массовых демократических движений типа Народного фронта или польской “Солидарности”, способных сформировать альтернативную номенклатуре политическую элиту, идеологическим и нравственным разложением и вестернизацией верхушки правящей элиты и т.д.

Эти и многие другие особенности СССР обусловили неэффективность либеральной модели демократизации и реформирования. Ликвидация важнейшего института фактической  политической власти — коммунистической партии — и устранение государства  от интеграционных и организационно-контрольных  функций привели к распаду  государственности, тотальной монополизации  и криминализации экономики, подрыву  мотивации производительного труда, резкому росту цен и падению  уровня жизни населения. Неудачи  реформирования сильно скомпрометировали  демократию и либеральные ценности в массовом сознании.

Советским опытом “демократизации” стали пугать граждан  в странах, сохранивших официальную  приверженность коммунистической идеологии. В некоторых из них, прежде всего  в Китае, была выработана собственная  модель модернизации и реформирования тоталитарных политических структур, получившая название политики “нового авторитаризма”. Суть этой модели состоит в сохранении сильной власти центра и ее активном использовании для поддержания политической стабильности и проведения радикальных экономических реформ, предусматривающих развитие рыночной экономики, открытой для внешнего мира.

Китайская модель уже показала свою экономическую  и социальную эффективность, обеспечив  этой стране в среднем самые высокие  в мире с 1979 г. темпы экономического роста и непрерывное повышение  благосостояния населения при сохранении общественного порядка и личной безопасности граждан. Хотя она непосредственно  не вводит политические институты западного  образца, но фактически создает многие предпосылки демократии, а также  расширяет личные права граждан, освобождает их от тоталитарного  контроля.

Явные социально-экономические  преимущества политики “нового авторитаризма” связаны с использованием административной системы, имеющей как слабые, так  и сильные стороны. Ее главные  слабости состоят в ограничении  экономической и иной свободы  и инициативы, в низкой восприимчивости  к инновациям, расточительных методах  хозяйствования. В то же время эта система благодаря сравнительно ограниченной целевой направленности и жесткой дисциплине является наиболее эффективной в экстремальных ситуациях, например в периоды войн, тяжелых кризисов и т.п., поскольку позволяет быстро мобилизовать большие человеческие и материальные ресурсы на достижение определенных целей, сконцентрировать огромные усилия на ключевых направлениях (хотя и за счет ослабления других секторов). Как показывает опыт Китая, Вьетнама и некоторых других стран, мощь государства с помощью административной системы может с успехом использоваться для рыночного реформирования общества.

Очевидно, что  России, как и другим постсоциалистическим странам, не следует как слепо следовать неадекватным ее условиям западным либеральным моделям, так и копировать опыт авторитарной модернизации. Оптимальная модель политического и хозяйственного реформирования может быть найдена лишь на пути тщательного учета собственной специфики и мирового опыта, проведения активной и реалистической государственной политики в целях формирования более динамичного и гуманного общества.

В отличие  от стран, переходивших к рынку и  демократии в прошлые эпохи, постсоциалистическое общество не может реформироваться стихийно, “снизу”. Главным инструментом социальных преобразований в нем являются государство, а также другие политические институты: партии, общественные движения и ассоциации