Политический портрет Л.И. Брежнева

     Технологическое отставание не позволило СССР быстро наладить выпуск нового поколения ЭВМ  — персональных компьютеров. В течение  долгого времени работа советской  промышленности оценивалась главным  образом по количественным показателям. В таких условиях промышленность и наука мало нуждались друг в  друге, с одной стороны, предприятия  не предъявляли постоянного спроса на научные разработки. С другой стороны, ученые, не имея спроса на свою «продукцию», часто занимались никому не нужной тематикой. Вследствие этого, несмотря на рост расходов на научные  разработки из государственного бюджета, советская наука неуклонно теряла позиции даже в таких областях, где ранее лидировала. Высадка  в июле 1969 г. на поверхность Луны американских астронавтов во главе  с Н. Армстронгом покончила с лидерством Советского Союза в освоении космического пространства. За весь послевоенный период советские ученые получили в 14 раз меньше Нобелевских премий, чем американские ученые, хотя в научной сфере СССР было занято почти в два раза больше сотрудников.

       Мировой кризис обнажил (пока  главным образом для внешних  наблюдателей, поскольку внутри  страны симптомы кризиса, а  тем более необходимость смены  общественного строя мало кто  ощущал) односторонность, а в конечном счете тупиковость советской модели модернизации, во многом повторявшей черты и формы дореволюционных, имперских моделей модернизации, в ряде принципиальных моментов углублявших их недостатки.

       Как и до революции, государство,  власть, «верхи», а не общество, народ являлись главным инициатором  и проводником реформ. Необходимость  догнать Запад диктовала более  высокий темп индустриализации, огромные инвестиции в тяжелую  индустрию. Это в конечном счете оборачивалось неразвитостью социальной сферы и общественных сил, заинтересованных в переменах, закрывало всякую легальную возможность формирования и деятельности оппозиции.

       Советская система могла быть и была эффективной до тех пор, пока внутренняя потребность в свободе для советских граждан была минимальной и вполне замещалась потребностью в равенстве, пусть даже и в нищете. Пока свобода граждан и экономики не была фактором выживания системы.

       Ситуация кардинально меняется  к началу 70-х гг. Многократное  подорожание энергоносителей заставило  развитые государства мира быстро  осуществить структурную перестройку  промышленности, перейти на новую  организацию производства, освоить  ресурсосберегающие и так называемые  «высокие» технологии.

       Советская модель хозяйствования, лишенная гибкости и внутренних  импульсов саморазвития, не смогла  ответить тем же: обеспечить в  новых условиях высокую эффективность  и социальную направленность  экономики. Идеологические догмы и непосредственно связанные с ними ограничения на свободу слова, передвижения (в секретной части постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 28 августа 1974 г. «О мерах по дальнейшему совершенствованию паспортной системы в СССР» имелись статьи, запрещавшие, в частности, политическим заключенным возвращаться на прежнее место жительства, и т.п. ограничения), индивидуальный выбор по своей сущности противоречили главному императиву НТР — наличию в обществе инициативной, самостоятельной, думающей личности.

       Преобладание в советском обществе  «спартанского» типа личности, ориентированной  на указания «сверху», строгое  выполнение санкционированных государством  ролей, вопреки всем партийным  установкам блокировало «разворачивание  НТР», современных гражданских производств в стране. Закрытость советской системы, недемократичность, отсутствие в ней обратных связей между властью и народом неотвратимо вели ее в тупик. Уже в 60-е гг. начинается медленное, но верное саморазложение системы. Прежде всего меняется социальный вектор развития. Сутью своеобразного, молчаливого соглашения между брежневским режимом и населени­ем СССР становится ориентация общества на потребительские стандарты, «потребительское» общество. Ко времени провозглашения «эпохи развитого социализма» в Советском Союзе происходит становление нового типа личности с иной, чем прежде, иерархией ценностей. На смену «спартанскому» типу с потребностями «ссыльнопоселенца», с четким делением людей на своих и чужих, человеку-винтику приходит человек, нуждающийся в целом мире вещей, ценностях семьи, самоуважении.

       Внутренние потребности общества  в большей свободе граждан  в плюрализме мнений и деятельности  находят в 70-е гг. отражение  в появлении новых параллельных  структур и в экономике, и  в социальной организации советского  общества, и в идеологии. Наряду  с «плановой» централизованной  экономикой укрепляются «цеховики», разрастается «теневая экономика», дающая возможность распределения продукции и доходов в соответствии с предпочтениями потребителей; рядом с официальной атеистической коммунистической идеологией возникает разноликое диссидентство, наряду с рабочим классом, колхозным крестьянством — предпринимательские слои, номенклатура.

       Вялая борьба брежневского режима  с этими «чуждыми социалистической  системе элементами» придает  им уродливый, криминальный характер, но не останавливает разложение  системы.

       Важнейшим следствием хрущевской  либерализации становится резкое  возрастание в советском обществе  критического потенциала, кри­сталлизация независимых от государства ростков, разрозненных элементов гражданского общества. Начиная с конца 50-х гг. в Советском Союзе образуются и заявляют о себе различные идейные течения, неформальные общественные объединения, оформляется и крепнет общественное мнение. Именно в духовной сфере, наиболее устойчивой к тотальному государственному вмешательству, в эти годы происходит быстрый рост элементов и структур гражданского общества.

       Другая важная особенность этого  процесса, обусловленная стремлением  Советского государства к полной  управляемости, контролируемости, планируемости общественной жизни, — быстрая эволюция независимых общественных сил — от попыток улучшения советской системы, борьбы с отдельными ее недостатками к различным формам сопротивления диктату государства и, наконец, отрицанию в целом «социалистического» общественного строя.

       Нелегитимность альтернативных официальным отношений, структур, форм поведения заранее лишала их широкой общественной поддержки, обрекала зарождающиеся гражданские структуры на однобокость, конфликтность, марги-нальность. Противостояние брежневскому режиму в 70-е гг. — удел отдельных личностей или крайне малочисленных групп граждан.

       В основе позиции большинства  людей, причислявших себя к  «детям XX съезда», лежало искреннее  убеждение, что открытая конфронтация  с властями — удел одиночек, ненужная бравада. Свое предназначение  они видели в повседневной  конструктивной работе на пользу  отечества. Одной из распространенных  форм критического осмысления  действительности, демократизации  советской системы становятся  письма в различные правительственные  инстанции, прессу, на радио. Их  авторы требовали введения конституционных  гарантий против нового культа  личности, права «безбоязненно мыслить  и высказывать свое мнение».

       В 70-х — начале 80-х гг. вновь  возрождающееся гражданское общество  делало лишь первые, робкие шаги. Укорененность в народе советских реалий, мощь репрессивной государственной машины сдерживали процесс становления независимых от государства институтов. Как следствие этого, советское общество на рубеже 80-х в массе своей еще не переросло старые социокультурные рамки. Для кардинального, революционного перехода общества в новое состояние требовалась внешняя сила. Такой силой стал правящий класс.

     Но  чем больше появлялось у правящего  слоя материальных возможностей, чем  больше деградировала революционная  идеология, тем острее становилась  потребность в настоящей собственности  не только на предметы потребления, но и на промышленные и сельскохозяйственные предприятия и землю. К тому же и сами привилегии — госдачи, персональные автомашины, спецпайки — имели относительный статус: их нельзя было передать детям в качестве наследства.

     Соответственно  меняются и представления номенклатуры о характере развития советского общества. Новые элементы, внесенные  в социалистическую систему в  годы хрущевской «оттепели» и хозяйственной  реформы 1965 г., такие, как социалистическая законность, материальное стимулирование, хозрасчет, прибыль, расширили диапазон возможных путей развития советского общества в рамках официальной доктрины. Если в середине 60-х гг. номенклатура предпочитала стабильное, даже стагнирующее развитие (к каким бы кризисным последствиям оно ни вело), то в 70-е гг. сначала такой целью становится «социалистически оформленная модернизация», т.е. постепенная трансформация существующего общества, не требующая слома режима и других серьезных потрясений, а затем и «неидеологическая модернизация».

       Не менее важная трансформация  происходит в эти годы в  распределении функций и, следовательно,  реальной власти внутри правящего  класса. Уже к концу хрущевского  «великого десятилетия» возникли  многочисленные корпоративные структуры  со своими интересами и рычагами  власти.

       Объективная необходимость кардинальных, революционных, а не эволюционных  перемен в советской экономике  назрела уже к концу 50-х — началу 60-х гг. Оторванность планирования от жизни, отраслевого управления от регионального, монополия производителя в условиях всеобщего дефицита, незаинтересованность предприятий в научно-техническом прогрессе — все это требовало коренных преобразований уже тогда.

     Брежнев не был теоретиком, не задумывался  глубоко над стратегией и перспективами  развития страны. Он, по отзывам ближайшего окружения, не любил, когда ему предлагали слишком «теоретизированные» фрагменты в проектах его речей и выступлений. Отсюда и такие качества нового лидера, как исключительная осторожность при принятии серьезных решений, постоянная потребность выслушивать советы. Брежнев оказался у руля Советского государства в результате сложного переплетения политических сил. Многие в руководстве страны рассматривали его как временную фигуру.

       В стране ощущалась усталость  от нововведений Хрущева. Слабость  Брежнева как руководителя открывала  широкие возможности для всевластия  партийно-государственной бюрократии. Ее социальный заказ состоял  вовсе не в том, чтобы в  интересах народа «строго соблюдать  ленинские нормы партийной жизни  и принципы коллективного руководства», устранить волюнтаризм и субъективизм, а в обеспечении ей режима  наибольшего благоприятствования.  Выдвинутый Брежневым лозунг  «стабильности» означал отказ  от всяких попыток радикального  обновления общества. В руководстве  республик и областей, министерств практически прекратились перемещения. Глубинные причины кризисных явлений продолжали действовать.

       Встав во главе партии и  советского общества, Брежнев и  сформированная им «команда»  на первых порах вынуждены  были продолжать курс XX и XXII съездов  КПСС. Вновь был провозглашен  принцип коллективного руководства.  На смену поспешным реорганизациям  народу были обещаны научно  обоснованные долгосрочные комплексные  программы.

       Выбор дальнейших путей развития  страны происходил в условиях  противоборства мнений в верхнем  эшелоне власти. Одна его часть  во главе с А.Н. Шелепиным ориентировалась на консервацию сложившихся методов руководства, другая (секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов и др.) предлагала достаточно емкую программу преобразований, включавшую в себя и экономическую реформу, и развитие демократии и самоуправления, и прекращение бессмысленной гонки вооружений, и выход СССР на мировой рынок с целью приоб­щения к новым технологиям.

       В конечном счете победил умеренно-консервативный курс, который разделял и Брежнев. Новый курс опирался на настроение тех слоев общества, чьи ожидания не оправдались в хрущевское десятилетие и которые теперь требовали наведения «твердой рукой» порядка. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Заключение

     "История  повторяется дважды,- говорил Гегель, - один раз как трагедия, другой раз как фарс". К. Маркс любил повторять зти слова. Сталинщина была трагедией. Брежневщина была, конечно, фарсом, но с примесью трагедии. Было бы странным,если бы этот уродливый фарс не вызвал оппозиции. В то время как открытая оппозиция слабела от репрессий, становилась все более сильной оппозиция скрытая, во главе которой оказались столь разные люди, как Ю. В. Андропов, Д. Ф. Устинов и М. С. Горбачев. История этой трудной борьбы, которая не вполне завершилась и сегодня, еще не написана, и, возможно, не скоро будет написана. Но не сказана еще даже малая часть правды о злоупотреблениях не только Брежнева, но даже Рашидова, Гришина, Романова, Кунаева и Черненко. Критика звучит очень резко, но она касается всей эпохи застоя, а не отдельных и наиболее видных ее представителей и создателей. Популярный писатель Д. Гранин отмечает характерные черты поздней "брежневщины": "Истовая работа спецов, подхалимов всех рангов ограждала от жизни народной, приносила плоды прежде всего им самим. Угодничество настаивало: великая страна должна иметь великого вождя. И стали изготавливать великого. Дутые заслуги соответствовали дутым сводкам, цифрам. Это усваивали по ступенькам, этаж за этажом. Благие намерения, с каких все началось в 1965 - 1966 гг., постепенно сменялись бесконечными речами. Механизмы печального этого процесса стоило бы подробнее разобрать историкам". Историки работают долго, и я думаю, что политики их опередят. Режим Брежнева пугал всех своей иррациональностью: трудно доверять политической группе, которая управляет великой страной по принципу "после нас хоть потоп". Фиэическая смерть Брежнева проходила долго и мучительно на глазах всего мира. Теперь пришло время его политической смерти. Но это не повод для того, чтобы молчать о Брежневе. Чтобы окончательно покончить с его наследием, недостаточно только снять вывески с его именем с улиц городов, площадей и районов. Поэтому я только могу присоединиться к призыву простого рабочего Н.К. Козырева: "Нужно открыть форточку не только в страшные 30-е, но и в удушливые 70-е годы".