Кустарные гранильные и камнерезные промыслы Урала

Обычно  бусам давали различную огранку. Наиболее простая имела грани в форме ромба, более сложная — треугольника. Маленькие буски имели пять граней, средние — семь и т. д. С размерами бусок увеличивалось и число граней.

Своеобразно было производство так называемых «наборных картин», очень распространённых в своё время. Приготовлялся специальный ящик, стенки которого были не очень высоки. На его дне — задней стенке — красками изображался какой-либо пейзаж, а первый план заполнялся породами уральских камней, создававших впечатление небольших гор, скал. Это были своеобразные маленькие «панорамы». Прекрасным мастером таких картин был художник А. Денисов-Уральский.

Вот как  выглядела, например, наборная картина  екатеринбургского мастера М. Макарова. Зима. Снег одел белой пеленой землю. В центре, среди группы деревьев, приютилось несколько домиков. С деревьев сорваны листья; стволы и ветви в белом наряде. Задняя стенка картины, на которой написан этот пейзаж, выгнута к низу ящика. Низ заполнен искусно сложенными горками из цветных уральских камней.

Встречаются и другого рода «насыпные картины». В них также сначала писался  красками пейзаж, потом деревья намазывались клеем и обсыпались толчёным камнем. Из цельных кусочков камней создавались  скалы и обрывистые берега, мох  употреблялся на кусты, росшие на каменистой почве, на вершинах утёсов и гор. Этот же метод лежал в основе изготовления и «насыпных икон», которые выполнялись по готовым рисункам.

Изготовление  горок — характернейшая отрасль кустарной художественной обработки камня на Урале. Горки — это очень своеобразная коллекция цветных уральских камней. Они не были механическим соединением различных пород. В горке мастера так располагали самоцветы и минералы, что каждый из них был связан с другим, оттеняя его красоту. Мастера стремились укрепить камень в горке с таким расчётом, чтобы была видна его структура, чтобы зритель понял разницу, например, между топазом и аметистом.

Выдающийся  русский писатель Д. Н. Мамин-Сибиряк высоко оценивал уральские горки, насыпные картины, говоря о том, что для их изготовления требуется своего рода творчество.

Разнообразны  были так называемые накладки. Кустари  продолжают здесь традиции Екатеринбургской гранильной фабрики. Правда, труд по изготовлению накладки был расчленён, и это  уничтожало элемент индивидуального творчества.

Характерное изделие 900-х годов — пресс-бювар, находящийся в Свердловской картинной галерее. Основа накладки, удачно найденная по рисунку, выполнена из серой яшмы. Поперечные стороны её закруглены. На это основание наложена пластинка тёмного, почти чёрного цвета. На чёрной пластине распластались зелёные листья. Форма их естественна и правдива, а выполнение отличается той тщательностью, которая присуща произведениям художника, с любовью работающего над хорошо знакомой натурой. В центре натюрморта лежат спелые вишни. По обе стороны их — смородина, белая и красно-бурая. По краям натюрморта — малина, спелая, словно упавшая с веточки, и ещё незрелая, почти зелёная, сорванная с тонкой ниточкой стебелька. Изображая ягоды малины, мастер прибегает к различной технике: у спелых, напоённых красным соком ягод, чётко проработано каждое зёрнышко; менее спелые — проработаны не так тщательно и несколько обобщены. Художник черпал наблюдения в природе, обогащал ими свои произведения.

Из селенита, гипса екатеринбургские и мраморские кустари изготовляли главным образом пепельницы, рамки, кисти винограда. Наиболее распространёнными формами пепельниц были ботинок, сапожок, лапоть. Пепельница в форме сапожка была довольно высока, до 3—4 вершков.

Обработка селенитовых изделий была очень проста. Крупные куски селенита распиливались на части, соответствующие величине изделий. Для пепельницы, например, мастер выбирал нужный кусок селенита, обрезал его ножом, выдалбливал дно стамеской. Затем рашпилем и напильником сглаживал неровности.

Изготовление  надгробий занимает центральное  место в творчестве мраморских кустарей. Разумеется не все надгробия одинаковы  удачны: немало среди них холодных, грубых по выполнению, но лучшие изделия  отличаются глубиной мысли, совершенством технической отделки. Характернейшие черты надгробий, сделанных уральскими мраморщиками, — это поэтическая содержательность, естественность и правдивость, грустная скорбь об умершем, выраженная не в сложных фигурных композициях, а в мотивах, почерпнутых из наблюдений за жизнью природы. Вот почему замысел художника особенно отчётливо раскрывается на фоне окружающей природы.

В дни  поздней осени, когда кусты уже  уронили свои листья и только кое-где  ещё манят матовым сиянием  золота, в прозрачном ажуре осеннего леса красота и внутренний смысл мраморных надгробий постигается особенно ясно. Края надгробной мраморной плиты так заросли сухой жёлтой травой, что создаётся впечатление: это прямо из земли выросли небольшие пеньки, тесной семьёй окружившие мощный срезанный ствол. Надгробие пронизано печалью об умершем. Корни пней обрезаны, земля не питает их больше живительными соками, жизнь отлетела от них. Умершие пни лесных великанов, когда-то полных жизни и весело шумевших на ветру, воспринимаются как поэтический символ ушедшей человеческой жизни. Следуя натуре, внимательно и точно передает мастер срезы пней, намечая на них слои и сердцевину, великолепно вырезает кору. Низ надгробия, поросший зеленоватым мхом, придаёт ему особый натуральный оттенок.

Глядя на безжизненные останки мраморных деревьев, над которыми шумят могучие вечнозелёные уральские сосны, испытываешь и грустное и в то же время светлое чувство, навеянное красотой окружающей природы. Вот почему эти надгробия не создают впечатления непреодолимого отчаяния, гнетущего страха перед смертью. Правда, встречаются варианты такого типа надгробий, в которых чувство щемящей скорби довлеет над всеми другими, словно оно одно владело думой художника. Иногда это ощущение усиливается до трагизма. Мастер придаёт пням различное движение, нередко бурное, которым охвачены и корни, словно они боролись перед смертью и стремятся ещё, в последний раз, подняться к свету, но гибнут, замирают, будучи не в силах избежать разящих ударов. Зато в других надгробиях видно противопоставление жизни и смерти, вера художника из народа в непреодолимые, вечно юные силы природы: среди группы пней вырастают тонкие ростки, покрытые листьями; они словно тянутся к небу, как на лесных вырубках среди пней и старых полусгнивших сучьев, победно зеленея, тянется к солнцу молодая поросль.

Иногда  подобные надгробия завершаются  поставленным на центральном пне  чётким по форме крестом. Порой он делается в виде двух пересекающихся и неочищенных тонких стволов. Встречается  и такой вариант: поднимается  сруб дерева, с чётким рельефом коры; со сруба опадает, освобождая крест, тяжёлая ткань.

Не менее  распространён тип надгробий, представляющий собою то однопролётную арку, то своеобразные мраморные беседки, типичные для 80-х годов XIX века, украшенные резьбой, напоминающие древнерусские кокошники. Встречаются надгробия в форме обелиска, в центре которого размещается круг, окаймлённый снизу гирляндой роз, с неизменной пальмовой ветвью; в виде аналоя с раскрытой книгой, каменные страницы которой не может перелистать даже грозовой весенний ветер.

В надгробия, изготовленные мраморскими кустарями, иногда вмонтировались ажурные кресты, литые из чугуна, работы местных  уральских заводов.

Сравнивая между собою надгробия 80-х годов XIX века и изделия из мрамора первой половины века, можно заметить, что вазы, камины, пьедесталы, предназначавшиеся для внутренних покоев, отличаются более тщательной обработкой и резьбой, нежели памятники. Формы в последних нередко значительно обобщены.

Искусно делались мастерами и надгробные плиты. Они лежат теперь на земле, как на чудесной яшмовой пластине, покрытые коричневыми, жёлтыми, зелёными прожилками осенней травы, золотистыми пятнами опавших листьев…

Стремясь  поднять качество выпускаемых изделий, екатеринбургское земство открывает  в Мраморском классы рисования, лепки и резного искусства при народной школе и ученические мастерские, программа которых была подчинена камнерезному производству в Мраморском заводе. Земские мастерские выпускали изделия неплохого качества. Но открытие их, так же как школы в Мраморском и художественно-промышленной школы в Екатеринбурге (1902 г.), не могло спасти камнерезное искусство Урала от катастрофически быстрого падения. Народные искусства обрекаются на вымирание капиталистическим производством, враждебным искусству. Капитализм душил, подавлял массу талантов в среде рабочих и трудящихся крестьян. Таланты эти гибли под гнётом нужды, нищеты, надругательства над человеческой личностью. Для прекращения деградации искусства камня на Урале, как и всего народного искусства в предреволюционной России, необходимо было не открытие школ, а уничтожение разлагающего влияния капитализма.

Новый этап уральского камнерезного искусства  начался в великую социалистическую эпоху.