Шестая симфония
Петра Ильича Чайковского
названная «Патетической»,
была написана
летом 1893г.
Широко известно высказывание
Чайковского, определявшего жанр
симфонии как «музыкальную исповедь
души». Этот творческий принцип, противоречащий
в строгом смысле канонам симфонического
жанра, на мой взгляд – один из основополагающих
в разгадке содержания «Патетической».
Очевидно, что все последние месяцы, недели,
дни композитор жил под невыносимым гнетом,
но был вынужден как ни в чем ни бывало
встречаться с людьми, общаться, репетировать.
Никто не догадывался о предстоящей трагедии,
не знал, что дни композитора сочтены им
самим.
Я придерживаюсь следующей точки
зрения: композитор не предчувствовал,
а точно знал о том, что должно произойти
и заглянул в свое обозримое будущее, страшное
и неотвратимое, при помощи музыкальных
образов симфонии. Подобно герою романа
Дж.Лондона «Мартин Иден» он сначала поведал
о собственной смерти в симфонии, а затем
воплотил страшную идею в жизнь. Таким
образом, Шестая симфония является
предсмертной исповедью гениального
композитора и, вероятно, приоткрывает
тайну его взаимоотношений с Богом.
Шестая- это симфония-трагедия, содержание
которой можно определить как «Человек
и Смерть» или «Человек перед лицом Смерти».
Облик главного героя, его личная трагедия
– безусловно, автобиографичны. Четыре
части симфонии связаны последовательным
развитием и неуклонным движением к финалу.
Каждая часть выполняет
свою драматургическую функцию:
1 часть h-moll
– средоточие драматического конфликта,
приводящего к гибели героя;
Первая часть.
Adagio. Allegro non troppo. Начинается симфония медленным
вступлением. Из сумрачных глубин вырастает
скорбный мотив. В этом вступлении важную
роль играет хроматический мотив у контрабасов,2
на фоне которого тема появляется в мрачном
нижнем регистре у фагота, Основной мотив
– из него же вырастает главная партия
этой части (начало Allegro non troppo) – мучительно
устало взбирается вверх и заканчивается
горестным стоном альтов. Со сдвигом темпа
начинается основной раздел симфонии.
Здесь мотив вступления перенесен в верхний
регистр, облачен в другую инструментовку,
предстает в ускоренном темпе. Этот мотив
– зерно всей части. В главной партии смятение,
трепет, тепло. Но на смену этой теме уже
спешат другие образы: марш, затем какое-то
суетливое мельканье, скользящие блики,
музыка на какой-то момент приобретает
характер драматичного скерцо. Все нарастающее
движение приводит к вступлению зловещих
фанфар. Здесь невольно возникает ассоциация
с «темой судьбы» в Пятой симфонии Бетховена.
И вот, звуковой поток прерывается, остается
лишь одинокий голос альта. Но замолкает
и он. В этот момент вступает тема побочной
партии. Основная тема побочной партии
– это воплощение идеального лирического
образа, чистого, благородного возвышенного.
Этот образ в разном преломлении не раз
был гениально воплощен Чайковским. Ближайшие
параллели к этой теме симфонии – тема
Татьяны «Кто ты, мой ангел ли хранитель»
(Опера "Евгений Онегин". Действие
1. Картина 2. Сцена письма Татьяны), тема
любви из «Ромео и Джульетты», Andante Пятой
симфонии (Часть вторая). Экспозиция заканчивается
тишайшей звучностью. Здесь, вероятно,
мы встречаемся с самым экстраординарным
обозначение музыкального оттенка – pppppp
(шести piano!): еле слышно фагот пропевает
последние звуки мелодии. Разработка вторгается
внезапно, злобно и агрессивно: тишину
рассекает оглушительный удар всего оркестра
и воинственный сигнал - фанфара рока.
Медленный темп сменяется очень быстрым.
Развитие в разработке идет тремя волнами,
каждая из которых все более усугубляет
трагический конфликт. Реприза продолжает
разработку; она представляет собой четвертую
волну, самую напряженную. Развязка наступает
в кульминационном моменте: здесь сталкиваются
две темы - патетические возгласы тромбонов
и труб (вестники смерти) и полные экспрессии
мотивы струнных и флейт – последний отчаянный
плач-протест против надвигающейся катастрофы.
Кажется, что все кончено. Но после паузы,
без всякого перехода и без подготовки
звучит дивная побочная партия. Ее постепенным
уходом, мерным движением на фоне отрывистых
нисходящих звуков заканчивается первая
часть.
2
часть D-dur – лирико–психологический
вальс;
Вторая часть.
Allegro con grazia. Эта часть являет собой
необычный вальс. Его необычность в том,
что она не трехдольный, как всякий вальс,
а пятидольный (на 5/4). Он резко контрастирует
с предыдущей частью. Року, неизбежности,
ужасу смерти противопоставляется красота,
обаяние молодой жизни. Его мелодия грациозна,
изящна, порой даже кокетлива. Меланхолично
капризное танцевальное движение с оттенком
стилизации. В среднем разделе – трио
– появляются скорбные элегические интонации:
«вздохи», звучащие на фоне повторяющегося
на протяжении всего раздела одного единственного
звука – ре в басу. Они вызывают ассоциацию
со скорбной музыкой начала симфонии и
одновременно предвосхищают траурный
финал. Но возвращается внешне безмятежный
вальс. Лишь в коде вновь появляются грустные
интонации.
3
часть G-dur – скерцо-марш, продолжающее
драматическое развитие основной идеи;
Третья часть.
Allegro molto vivace. Эмоциональная передышка
кончилась. В третьей части мы ощущаем
дыхание самой жизни с ее стихийной силой.
Это воплощение враждебного человеку
начала, оно уничтожает все светлые надежды
и устремления. Постепенно разнообразные
мотивы и движения кристаллизуются в марш.
Он все подчиняет себе, разрастаясь в колоссальную
грозную силу. Примечательно, сколько
различных смыслов находили разные слушатели
в этой музыке. В исследованиях о симфонии
эта часть получила разнообразные характеристики
и толкования: «лёт злой силы», «”ночной
смотр” с победоносным наплывом “тьмы
тем” неведомых духов», «олицетворение
полета Икара к солнцу» или прямо противоположное:
«образ торжества человеческой воли»,
«героический марш». Как прав был Чайковский,
когда утверждал, что «Программа эта самая,
что ни на есть проникнутая субъективностью».
Содержание и смысл этой части до сих вызывают
споры.
4
часть h-moll – траурно-погребальный
финал.
Четвертая часть.
Финал. Adagio lamentoso.3 Andante. Вопреки традиции
симфония завершается медленно траурно-погребальной
музыкой. Первоначально Чайковский
хотел закончить симфонию траурным
маршем, но, в конце концов, счел,
что сопоставление двух маршев (первый
– в предыдущей части) воспринималось
бы как художественный просчет. В результате,
он написал финал в характере скорбного
монолога-реквиема. Возникает параллель
с «Lacrimosa» из Реквиема Моцарта. Финал начинается
как скорбная песнь о разбитых надеждах
и даже, быть может, больше – о погибшей
жизни. Поразительна главная тема: это
почти та же тема, что и в побочной партии
первой части. Она начинается теми же звуками,
в ней те же интервальные ходы. Но песнь
эта не допета. Такое впечатление, что
не хватает сил. Она сникает трагически.
Вторая тема, более светлая, на фоне трепетного
аккомпанемента, также заимствована –
из побочной партии первой части. Создается
впечатление, что финал основан на отдельных
мотивах темы, символизировавшей в начале
симфонии прекрасный и, как оказалось,
недостижимый идеал. Постепенно звучание
замирает, истаивает. Завершился жизненный
круг. Все растворилось в небытии.
Творчество
Чайковского, крупнейшего симфониста,
гениального музыканта, драматурга
и лирика – одна из вершин мирового
реалистического музыкального искусства.
П.И. Чайковский создал замечательные
произведения в самых различных родах
музыки.
Разумеется, Чайковский,
как и всякий большой художник,
был натурой трагической. Трагизм
заключается, однако, в самой природе
искусства, в созерцании смертности и
ничтожности земного человеческого удела.
И ярче всего этот трагизм проявился в
Патетической симфонии. Множество трактовок
различными исследователями сходятся
в одном: суть произведения - в драматическом
противостоянии добра и зла, во взаимоотношениях
человека и художника с Богом, с миром,
с обществом и самим собой.
Эту идею композитор
воплощал в различных жанрах, передавал
ее очень яркими оркестровыми и инструментальными
средствами, чтобы она произвела
на слушателя неизгладимое впечатление,
чтобы не прошла мимо слуха, чтобы люди
поняли основную концепцию - идею борьбы
добра и зла, фатальности происходящего.
Конфликт отразился
и на уровне формы: конструкция Шестой
симфонии не обычна и не похожа на конструкции
всех остальных симфоний. Симфония
заканчивается медленной частью, похоронным
маршем в момент триумфа – вместо торжествующего
финала…
А что, если поменять
местами 3-ю и 4-ю части, чтобы после
разочарования прозвучал жизнеутверждающий
марш?
Так поступал
мэтр Тосканини, которого трудно упрекнуть
в любви к Чайковскому и понимании его
музыки. Так поступил Р. Пети при постановке
балета "Пиковая дама" на музыку 6
симфонии.
Но как бы
тяжело не воспринималась "Патетическая",
замысел автора был именно таким
- все кончается смертью, "черной
дырой", и выхода нет никакого. Причем,
не просто смертью банальной, что описана
Толстым в "Смерти Ивана Ильича",
а смертью на взлете, в момент высшей славы.
Уже упоминаемого
нами Римского-Корсакова, после того,
как он на лекции по музыкальной
форме сказал, что симфония должна заканчивается
бурным финалом прервали вопросом: "А
как же последняя часть 6-й симфонии Чайковского?".
И не задумываясь Николай Андреевич ответил
следующее: "Исключения возможны, если
они гениальны".
Заключение:
Два открытия,
касающихся всей русской жизни, сделал
Чайковский в первой части Шестой симфонии.
Первое – бесконечная катастрофичность
существования, когда за одним несчастьем
следует еще большее. Не такова ли судьба
многих героев русской литературы, и не
такова ли судьба России, состоящая из
череды трагедий? Такой «цепной катастрофичности»
европейский романтизм не знал. И второе:
яд обреченности, ген злосчастья, который
врос в плоть и кровь русского человека,
сводя на нет его прекрасные порывы. Едва
ли не все герои русской литературы –
жертвы не столько обстоятельств, сколько
собственного прекраснодушия, неверия
и апатии. Такого слияния, схождения героя
и Фатума в европейском романтизме не
было. Вот почему страдание Шестой беспредельно
– от него веет безысходностью. И так же
как Достоевский, композитор будто пытается
поклониться этому страданию, испить горькую
чашу вместе с героем, словно предчувствуя
всю бездну несчастий, через которые уже
вскоре судьба поведет Россию.
Сила мысли,
и глубина выражаемого чувства
делают Шестую симфонию произведением
особым, уникальным. Уже более столетия
звучит она, и впечатление, производимое
ею, не ослабевает до сих пор...
Многие персонажи
русской литературы напоминают героя
Шестой Чайковского. Они мечтательны,
инфантильны и не склонны к практической
жизни: Лаврецкий из "Дворянского гнезда",
чеховский дядя Ваня, барон Тузенбах из
"Трех сестер", Константин Треплев
из "Чайки" - типичные неудачники.
Но сколько в них нерастраченных сил, сколько
любви, какое душевное богатство заключено
в этих людях, проживших такую нелепую
жизнь. Шестая Чайковского - их музыкальная
исповедь и памятник им всем.
|