Учет на предприятии

Увлеченность  Макаренко  проблемами  воспитания  была  следствием  его

активного отношения  к жизни, его влюбленности  в  жизнь. «Я живу потому, что

люблю   жить,—   делился   он  сокровенными  чувствами   с   бывшим   своим

воспитанником,—  люблю дни и ночи, люблю борьбу и люблю смотреть, как растет

человек, как он  борется  с природой, в  том  числе и со  своей собственной

природой».

     Все,прибывшие в колонию, люди с плохим прошлым, судьба их надоумила на плохие поступки. Задача Макаренко сделать из каждого из них человека.

Поэтому-то  в  «Педагогической  поэме»  вместе  с  изображением  роста

коллектива   перед    нами   развертываются   судьбы   отдельных   наиболее

примечательных  его членов. Среди них  — зачинатели колонии: Задоров, Бурун,

Таранец;  колонисты первых  наборов: Карабанов,  Братченко,  Георгиевский,

Ветковский, а затем Лапоть, братья Волковы, Олег Огнев и многие другие.

Даже  в  тех  случаях,  когда  писатель  показывает  своих  героев   в

сравнительно  большом   количестве  эпизодов,  как,  например,  Задорова  и

Карабанова, он не прочерчивает сплошной линии их роста.   

.  Писатель  подчеркивает

предел нравственного  падения Ужикова.

  «Цель  воспитания»,—   мы   должны  думать   о   воспитании   всего

коллектива...   И   наоборот,  каждое  наше   прикосновение   к  коллективу

обязательно будет  и воспитанием каждой личности, входящей в коллектив».

    

Его интересуют или

поворотные моменты  в формировании  человека, или  такие ситуации, где  он  с

очевидностью выявляет те или иные уже определившиеся качества своей натуры.

Характерным  примером  этого  может служить  известный  эпизод,  в  котором

Карабанов, вновь  вернувшийся в колонию, получает задание привезти из города

большую  сумму  денег. В  этом  и в  других  подобных  ему остроконфликтных

эпизодах  Макаренко демонстрирует становление нового  в характере своих

героев.

Дальнейшие  сцены  утверждают   лейтмотив  образа,  подкрепляют  и

развивают   это   новое,   главное.   В   Александре   Задорове   постоянно

подчеркивается   спокойная,   доброжелательная   уверенность,   незаурядный

интеллект,  «прекрасная»  «открытая  улыбка». Семен Карабанов  — воплощение

кипучего темперамента, который не только поминутно прорывается  в его манере

поведения, но и  увлекает  окружающих.  «Карабанов  во  время  работы  умел

размахнуться широко и со страстью, умел в  работе находить радость и других

заражать  ею. У  него из-под  рук  буквально  рассыпались  искры  энергии  и

вдохновения.  На ленивых  и вялых он  только изредка рычал,  и этого было

достаточно,   чтобы   устыдить   самого   отъявленного  лодыря».   Наиболее

примечательной  деталью  внешнего  облика  Семена  являются  большие черные

глаза, его взгляд,  как будто излучающий  избыток  жизненной  силы, которой

переполнен  Карабанов.  «Пристальный горячий взгляд», «полыхающие глаза»  —

это внешняя деталь, которая, однако, помогает представить  самую сердцевину

его пылкой натуры. Таким он остался и будучи рабфаковцем.

     Большинство  колонистов раскрыты  писателем более скупо,  чем,  скажем,

Задоров,  Карабанов,  Бурун  и  Братченко. Но  и в этом  случае  он  умеет

двумя-тремя  штрихами набросать запоминающийся  портрет  и точно определить

основные  черты  характера героя. Таков, например,  исполненный откровенного

лиризма образ  крестьянской девушки Наташи Петренко, которая станет одной из

лучших колонисток. «В рыжем ореоле изодранного, испачканного бабьего платка

на  вас смотрит  даже не  лицо,  а  какое-то высшее выражение  нетронутости,

чистоты, детски  улыбающейся  доверчивости. Наташа никогда не гримасничала,

никогда  не выражала злобы,  негодования,  подозрения, страдания. Она умела

только или серьезно  слушать,  и в  это  время  у нее чуть-чуть подрагивали

густые черные ресницы, или открыто, внимательно  улыбаться, показывая милые

маленькие зубки, из которых  один передний был  поставлен  немного  вкось».

Кстати,  этот «косой зубик в зарумянившейся  ее  улыбке»  снова  сверкнет в

кульминационной сцене завоевания  Куряжа,  когда Наташа  и Семен Карабанов

своим гопаком  растопят последний лед недоверия  со стороны куряжан.

     Лирическая  окраска свойственна и многим  другим местам  «Педагогической

поэмы». Лирика, нередко  сочетающаяся с высоким пафосом, естественна для тех

эпизодов, где раскрываются  светлые, радостные стороны жизни  колонии  имени

Горького: например,  в  сцене  молотьбы  из  второй  части  «Поэмы»  (глава

«Четвертый сводный») или в описания праздника Первого снопа.

     Лирика  и юмор —  ведущие  стилевые  тенденции глубоко человечной  книги

Макаренко.  Юмор, которым писатель пользуется широко и  свободно,  оттеняет

лирическое начало и вносит в «Поэму» «земные» и  вместе с тем мажорные тона.

Собственно,  юмор и лиризм  пропитывают книгу  от начала до конца и живут  в

ней в нерасторжимом  единстве. Попытайтесь их разъединить  хотя бы вот в этой

маленькой зарисовке: «Зореню лет тринадцать, руки у него всегда за спиной,

он всегда молчит  и улыбается.  Этот  мальчишка  красив,  у него  изогнутые

темные ресницы. Он медленно открывает их, включает какой-то далекий  свет в

черных глазах, не спеша задирает носик, молчит и  улыбается. Я спрашиваю:

     —  Зорень, скажи мне хоть  словечко,— какой у тебя  голос,  страшно

интересно!

     Он  краснеет и обиженно отворачивается, протягивая хриплым шепотом:

     —  Та-а...»

     В  иных случаях легкая  ирония  Макаренко  сменяется сарказмом,  его смех

становится  беспощадным. Именно так изображены по  недоразумению попавшие в

воспитатели  Дерюченко  и Родимчик.  Первый  из них,  по словам  Макаренко,

«ясен,  как  телеграфный столб: это  был петлюровец». Портрет второго носит

явно гротескный характер. «У него странное лицо, очень напоминающее старый,

изношенный, слежавшийся  кошелек. Все на этом лице измято и  покрыто  красным

налетом:  нос  немного  приплюснут и  свернут  в сторону,  уши придавлены  к

черепу  и  липнут  к  нему вялыми,  мертвыми  складками,  рот  в  случайном

кособочин  давно  изношен,  истрепан  и даже  изорван кое-где от  долгого и

неаккуратного обращения».

     Но  особенно непримиримо,  особенно  ядовито высмеивает Макаренко  своих

извечных  противников  —  далеких  от  жизни педагогов-схоластов, занимающих

командные посты  на  педагогическом  Олимпе.  Это  инспектор  Шарин,  бойко

оперирующий набором расхожих научных терминов, но  не имеющий представления

о  самом  обычном  барометре.  Это гранд-дама Варвара  Брегель,  которая на

правах  «высшего начальства» не упускает случая  прочесть очередную нотацию

заведующему колонией. Это ее  достойная помощница  «товарищ Зоя» — «женщина,

судя по костюму, но, вероятно, существо бесполое по существу: низкорослая с

лошадиным лицом...»  Это,  наконец, ученый муж из  «олимпийцев»,  профессор

педагогики  Чайкин —  «невзрачный  человек, полурыжий, полурусый, не  то  с

бородкой, не то без  бородки». Говорит он «со всякими галантными ужимочками

и с  псевдопочтительной мимикой». Всех этих руководящих и научных деятелей

объединяет  одно:  рабская  приверженность  ко  всякого рода педагогическим

догмам, нежелание  учиться У жизни, боязнь нового, инстинктивная ненависть к

нему.

     «Педагогическая   поэма»  по  праву заняла  видное  место  среди  лучших

произведений    литературы    социалистического   реализма.    Документ   и

художественный  вымысел,  эпос и научная публицистика, бытовая достоверность

и  романтическая  приподнятость,  лирика  и  широкий  диапазон  комического

сливаются  в  ней воедино и определяют ее  неповторимое  своеобразие. Книга

Макаренко по-настоящему  партийна:  в ней убедительно раскрываются  идеи

социалистического   гуманизма,   огромные   возможности   коммунистического

воспитания  человеческой  личности  в  обществе, свободном  от эксплуатации

человека человеком. 

     По-разному  сложилась  их судьба в колонии.  Быстрее  всех  пришелся ко

двору Ваня Гальченко.  «Вольная» жизнь не  успела наложить  на  него  свой

отпечаток,  и  он  очень быстро и естественно  включается в  стремительный и

радостный  ритм   жизни  первомайцев.  Намного сложнее обстояло  дело   с

остальными:   Рыжиков,    например,   настолько   уже   сформировался   как

профессиональный  вор,  что   коллектив   вынужден   был  отвергнуть   его:

перевоспитание  здесь невозможно. Много товарищеской заботы и  теплоты нужно

было отдать Ванде  Стадницкой, чтобы оттаяло ее сердце, чтобы поверила она в

людей и стала  чувствовать себя полноценным человеком.

     Наиболее  детально прослеживает Макаренко   «вживание» в коллектив Игоря

Чернявина.