Творчество Владимира Сергеевича Соловьёва

     Творчество  Владимира Сергеевича Соловьёва есть нечто целостное, но созданное из отдельных составляющих. Оно является органическим синтезом разнородных идей. Булгаков сравнивает его систему взглядов с аккордом: «его система «есть самый полнозвучный аккорд, какой только когда-либо раздавался в истории философии», - эту цитату Булгакова приводит в своём труде «История русской философии» Василий Зеньковский¹.

     Рассмотрим  эти составляющие, так называемые Зеньковским «корни», философские  мотивы, которые определяли творчество Владимира Соловьёва.

     Зеньковский выделял «общее влияние эпохи 60-х  годов на духовный склад Владимира  Соловьёва»². В своих духовных поисках Владимир Соловьёв никогда не оставлял без должного внимания социальный момент. Он немалую часть своих размышлений посвятил отысканию социальной правды. Но его творческий путь отнюдь не был полностью посвящён лишь этим поискам.

     Другой  такой составляющей является отношение  Владимира Соловьёва к христианству, к которому он вернулся после юношеского отрицания. Соловьёв принимал христианство как безусловную истину, но он в корне не принимал ту форму, в которой оно было выражено, вытекая из исторического своего становления. Хотя B.C. Соловьев подчеркивает, что вселенская правда воплощается не в народе, а в Церкви, тем не менее обращение к «народной вере» не чуждо и ему.³ «По схеме Соловьева "уклонение" России от христианского пути началось преимущественно в московскую эпоху. До этого в ней по сравнению с другими странами было "наименее препятствий к образованию христианской общественности". Меняя при князе Владимире свое древнее идолопоклонство на "всечеловеческую веру", она отрекалась от языческого обособления и замкнутости, приобщалась к единой всемирно-исторической судьбе человечества. Само положение Киевской Руси, поставленной между Византией и Западной Европой, позволяло ей "свободно воспринять истинные универсальные начала христианской культуры помимо ее односторонних и преходящих форм»⁴.

     Также огромный отпечаток в истории  развития христианства, по мнению Владимира Соловьёва, на Руси оставило и Татаро-монгольское иго. Об этом говорит Александр Замалеев: «Вследствие монгольского ига, писал Соловьев, русский народ, "принужденный уйти в далекий северо-восточный угол Европы и там сосредоточить свои силы на черной работе государственного объединения... с XIII-го века оказался физически обособленным от остального христианского мира, а это сильно способствовало и духовному обособлению, развитию национальной гордости и эгоизма»⁵.

     «Вселенскость церкви является для Соловьева ее важнейшим атрибутом, ее силой и правдой; именно на идее вселенскости зиждутся все богословские и философские построения Соловьева. На протяжении всей своей жизни русский мыслитель отстаивал идею вселенскости, из которой в сущности и выросло центральное в его учении понятие всеединства»⁶.

     В одном из своих писем Владимир Соловьёв в 1873 году написал: «Теперь мне ясно, как дважды два четыре, что все великое развитие западной философии и науки, по-видимому, равнодушное и часто враждебное к христианству, в действительности только вырабатывало для христианства новую, достойную его форму»⁷. Он хотел «оправдать» христианство с помощью современного знания и философии⁸, хотел примирить философию и веру. «Для Соловьева идеал византизма, на котором держалась вся система славянофильства, означал отречение от самой сущности христианства, разобщение с цивилизованным миром. Принятие евангельского учения при Владимире Святом и особенно реформы Петра I, на его взгляд, со всей очевидностью показывают, что "Россия не призвана быть только Востоком, что в великом споре Востока и Запада она не должна стоять на одной стороне, представлять одну из спорящих партий, что она имеет в этом деле обязанность посредническую и примирительную, которая должна быть в высшем смысле третейским судьей этого спора. Но для этого необходимо отказаться от национального эгоизма, сковывающего ее духовные силы, и "действовать всегда по-христиански", в соответствии с духом справедливости и любви»⁹.

     Третьей составляющее философии Владимира  Соловьёва должно назвать идею «всеединства». Она является по сути своей утопической, но Соловьёв остаётся ей верен всю свою жизнь. И эта идея «всеединства» стала центральной идеей и главным принципом в его философии. Она выросла у Владимира Соловьёва из идеи «цельного знания», зерно которой посеяло в его душе славянофильство, в частности Кириевский. Для Владимира Соловьёва «субъектом исторического развития является всё человечество, как действительный, хотя и собирательный организм»¹⁰. Зеньковский говорит, что Соловьёв искал такой «синтез религии, философии и науки, – веры, мысли и опыта, который должен ответить на вопрос – «какая цель человеческого существования вообще, – для чего, наконец, существует человечество?»¹¹.

     Другим  самостоятельным источником философского творчества для Владимира Соловьёва является «Необычайно острое ощущение истории»¹². Главной формой бытия для Соловьёва являлась историчность. Это подтверждает в своей работе Василий Зеньковский: «Не космоцентризм, даже не антропоцентризм, но историоцентризм определяет подход Соловьева ко всем вопросам – не в том смысле, что он превращает проблемы в исторический обзор их решений, а в том, что для него все «лики» бытия раскрываются в истории, в развитии человечества»¹³.

     Отдельное внимание в философских построениях Владимира Соловьёва занимает понятие «Богочеловечество». Оно стало центральной и связующей силой в мыслях и умозаключениях Соловьёва. Василий Зеньковский по этому поводу говорит следующее: «С того времени, когда это понятие («Богочеловечество») овладело его сознанием и вошло в систему «всеединства», оно стало источником философского вдохновения и определяющей силой его диалектических построений. Вне идеи Богочеловечества эти построения кажутся «мозаичными»¹⁴.

     Особняком в философии Владимира Соловьёва  стоит идея Софии. Хотя историки и те, кто изучает его творчество, говорят о том, что идее Софии следует отводить вторичное место при установлении так называемых «корней» философии. Подтвердить это можно, обратившись к Василию Зеньковскому, который говорит, что: «…эту идею можно отделить от его построений»¹⁵ и «Основные учения Соловьева могут быть вообще излагаемые без его софиологии»¹⁶.

     Начиная говорить об онтологии Владимира  Соловьёва, нужно сразу обозначить тот факт, что его метафизика является оригинальной и крайне отличной от учений других авторов за счёт своей двойственности. Здесь сталкиваются «всеединство» и «Богочеловечество». Учение об Абсолюте доминирует над всем в онтологии Владимира Соловьёва,  и в то же время центром является учение христианское. Этот момент также находит своё отражение в «Истории русской философии» Василия Зеньковского: «В частности, в метафизике Соловьева особенно ясно ощущается двойной ряд идей: с одной стороны, над всеми построениями в метафизике у него доминирует учение об Абсолюте, как «всеединстве», о порождении Абсолютом своего «другого», и здесь Соловьев вдохновляется покорившими его с юности учениями Спинозы и Шеллинга. С другой стороны, очень рано центральным понятием его системы становится доктрина Богочеловечества, т.е. чисто христианское учение (в своеобразной его редакции)»¹⁷.  Эта двойственность остаётся непримирённой.

     В системе Владимира Соловьёва  нет чёткой картины сотворения мира как в христианстве, где говорится, что Бог создал мир. Это происходит потому, что онтология Соловьёва построена на идее «всеединства», поэтому Абсолют у него невозможно отделить от мира. «Как невозможно, по Соловьеву, существование мира без его Абсолютной основы, – так и обратно: невозможно мыслить Абсолютное вне мира»¹⁸. Однако Владимир Соловьёв стал разделять понятие Абсолюта на первое и второе. «Первое Абсолютное» – это Абсолютное сущее или сверхсущее. «Второе Абсолютное» – это становящееся Абсолютное, «идеальный космос». «Если «первое Абсолютное», по убеждению Соловьева, нам открывается непосредственно в своей действительности, то действительность «второго Абсолютного» открывается всецело «из разума» – в результате рациональной дедукции. Это подтверждается и в работе Александра Замалеева «Лекции по истории русской философии»: «Первая материя не обозначает ни вещество, ни даже понятие вещества. Она есть сущность абсолютного, воплощающая в себе его влечение или "жажду бытия". Но первая материя может действовать и безотносительно к абсолютно-сущему, Богу. Она представляет собой как бы "второе абсолютное", и потому "рядом с абсолютно-сущим, как таким, т.е. которое есть всеединое, мы должны допустить другое существо, которое так же абсолютно, но вместе с тем не тождественно с абсолютным, как таким". Это "второе абсолютное", или "душа мира", как еще называл его Соловьев, характеризуется тем, что с одной стороны, заключает в себе божественное всеединство в качестве своей вечной потенции, а с другой - несет начало природное, материальное, в силу чего оно не есть всеединство, а только "становящееся всеединое", т.е. конкретное, единичное»¹⁹.

     Кстати  сказать, тут же Соловьев бросает упрек пантеизму в том, что он «всегда смешивает и отожествляет "второе Абсолютное" с "первым". Но на сколько Соловьёв сам далёк от этого упрёка?»²⁰. «Абсолютное есть ничто и все - ничто, поскольку оно не есть что-нибудь, и все, поскольку оно не может быть лишено чего-нибудь". Оттого в нем необходимо различаются два начала; одно - безусловного единства, т.е. само абсолютное, превосходящее всякое бытие; другое - потенциального бытия или "первая материя", которая служит источником "множественности форм", т.е. всего отдельного, частного. Эти начала соотносятся между собой как свобода и необходимость, а свобода действительна лишь через осуществление необходимости»²¹

     Вся метафизика Владимира Соловьёва  описана им в его произведении «Чтения о Богочеловечестве». В  нём Соловьёв связывает «становление»  Абсолютного с христианской идеей  Боговоплощения.

     У Владимира Соловьёва человек  есть посредник между Богом и  материальным миром. Исторический процесс  человека для него заключается во внутреннем одухотворении человека и развитии божественного начала. «В материальном мире его образом и подобием выступает человек. Именно в нем душа мира впервые "получает собственную, внутреннюю действительность, находит себя, сознает себя". Следовательно, первая материя поистине есть Богочеловечество, и Бог ни в какой момент своего бытия не существовал без человечества как некой идеальной данности: причастность души мира, материи к абсолютносущему делает человечество совечным Богу»²².

     Значение  понятия София у Владимира  Соловьёва на протяжении определённого  промежутка времени несколько менялось. Изначально оно отождествлялось с понятием мировой души. Впоследствии София объявлялась Соловьёвым как «антитип божественной Премудрости», по новому же его учению София является «универсальной субстанцией», «субстанцией божественной Троицы». «Но София не только «субстанция Бога», она есть и «истинная причина творения и его цель, она есть принцип («начало»), в котором Бог создал небо и землю». Поэтому в Софии идеально заключена «объединяющая сила разделенного и раздробленного мирового бытия», – ив конце мирового процесса она раскроется, «как Царство Божие»²³.

     С онтологией и космологией тесно  связано антропология Владимира  Соловьёва. В его антропологии «до конца раскрывается его учение о том, что «в человеке мировая душа впервые внутренне соединяется с божественным Логосом в сознании – как чистой форме всеединства»²⁴. Внутри человека природа переходит в «абсолютное бытие».

     Будучи  единым с Богом, человек живёт  одной жизнью с природой и управляет  ею. Когда же человек утвердил себя отдельно от Бога, он закрыл свою душу от всего, мир стал для него чужим и враждебным. И когда человек начинает вне себя искать своё содержание, начинается процесс поиска Бога. Таким образом постепенно через внутреннее одухотворение человека образуется исторический процесс. А внутри него происходит Боговоплощение. «К человеку тяготела и стремилась вся природа, к Богочеловеку направлялась вся история человечества»²⁵. «Как же конкретно мыслит философ осуществить в реальности вселенскую правду, достигнуть единства человечества в Боге? Казалось бы, ответ ясен: вселенская правда воплощается в Церкви. Но тут-то и возникает первое затруднение: современная церковь, как с горечью констатирует Соловьев, не является подлинно вселенской. И не только потому, что она разделена на различные конфессии, но и потому, что и в рамках одной конфессии, в частности православия, она не отвечает идеалу вселенскости»²⁶.

     Создавая  свою гносеологию, Владимир Соловьёв тесно  связывает её с онтологией и даже подстраивает под неё. «Соловьев во все периоды своих философских построений различал три основных источника познания: опыт, разум и «мистическую сферу» – соответственно трем видам бытия (явления, идеальная сфера, абсолютное бытие). На наш взгляд, здесь Соловьев просто следует Спинозе, различение у которого трех видов познания навсегда осталось у Соловьева»²⁷. Критикуя отвлечённую философию: «настойчиво проводится мысль о ложности чисто рассудочного (логического) познания; отвлеченная философия обвиняется здесь в том, что она «чужда всякой действительности»²⁸. Вследствие этого, Владимир Соловьёв настаивает на том, чтобы наравне с эмпиризмом и рационализмом был принят мистицизм. И принять его надо, как он считал, как «основу истинной философии». «Мистическое знание необходимо для философии, – читаем тут у Соловьева, – так как без него она в последовательном эмпиризме и в последовательном рационализме одинаково приходит к абсурду»²⁹.

     В целом философия Владимира Соловьёва  была крайне значимой для его современников. На основе его философии образовалась целая традиция, и у него было немало последователей.