1
Творчество Бальмонта в контексте
поэтики символизма
Автором этого стихотворения восторгались
— «гений». Его низвергали — «стихотворная
болтовня». Над ним подтрунивали.
Его изучали. Им любовались. И до
сих пор нет однозначной точки
зрения на К. Д. Бальмонта, поэта, переводчика,
эссеиста, большого мастера русской литературы.
Его современник А. Блок, отдавший в молодости
дань символизму, сказал о нем удивительные
слова: «Когда слушаешь Бальмонта — всегда
слушаешь весну». Первые его книги вышли
в ту пору, когда зарождался русский символизм.
Бальмонту суждено было стать одним из
его лидеров, считавших себя рожденными
«для звуков сладких и молитв». Сборники
«Горящие здания» и «Тишина» прославили
поэта. Бальмонта швыряло от бунта к примирению,
от согласия к протесту. Например, стихотворение,
принесшее ему широкую известность, —
«Маленький султан», написанное по следам
мартовских событий 1901 года. Яростное
чувство гнева вызвали в его сердце репрессии
царского правительства против студенческой
манифестации:
То было в Турции, где совесть — вещь пустая,
Где царствует кулак, нагайка, ятаган.
Два-три нуля, четыре негодяя
И глупый маленький Султан…
В Султане без труда распознали Николая
II — и молодого поэта выслали из Петербурга,
на него завели досье. В предисловии ко
второму изданию сборника «Горящие здания»
Бальмонт заявил: «В предшествующих книгах
я показал, что может сделать с русским
языком поэт, любящий музыку…». Бальмонт
как символист искал прямые соответствия
между звуком и смыслом: «Чуждый чарам
черный челн». Он был музыкально одарен.
Музыка все захлестывает, заливает у Бальмонта.
На его стихах, как на нотах, можно ставить
музыкальные знаки. Около пятисот романсов
создано на его стихи. В. Маяковский в свойственной
ему манере говорил: «Стихи Бальмонта
кажутся мне плавными и мерными, как качалки
и турецкие диваны».
Бальмонту во всем важно было чувствовать
явное или скрытое присутствие солнца.
В 1903 году появилась книга, являющаяся
взлетом поэта, — «Будем как солнце»:
Я не верю в черное начало,
Пусть праматерь нашей жизни Ночь,
Только Солнцу сердце отвечало,
И всегда бежит от тени прочь.
Тема солнца прошла через все творчество
Бальмонта. Солнце как бы стало знаком
раздела: одни — за, другие — против. Вместе
с Бальмонтом был А. Белый: «За солнцем,
за солнцем, свободу любя, умчимся в простор
голубой!». Против была З. Гиппиус: «Не
будем как солнце». Поэзия Бальмонта —
это поэзия намеков, символов, звукопись,
музыкальность. Образу придается загадачно-мистический
оттенок. У Бальмонта видна сосредоточенность
на своем Я, своем душевном мире, не ищущем
ни с кем контакта. Он был верен принципу,
сформулированному Гете: «Я пою, как птица
поет». Поэтому этюдность, мимолетность
— одно из свойств поэзии:
Я не знаю мудрости, годной для других,
Только мимолетности я влагаю в стих.
В каждой мимолетности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры.
Его творческим методом был импрессионизм.
Поэта так и называли: одни — импрессионистом,
другие — декадентом, третьи… Бальмонт
всю жизнь балансировал между крайностями:
Я — внезапный излом.
Я — играющий гром,
Я — прозрачный ручей,
Я — для всех и ничей.
Он декларирует стихийность творчества:
Не для меня законы, раз я гений. Тебя я
видел, так на что мне ты? Для творчества
не нужно впечатлений…
Еще одна особенность поэзии Бальмонта
— цвет. Он любил цветовые эпитеты: «Красный
парус в синем море, в море голубом…» Особое
внимание поэт обращал на рифму и не ограничивал
себя известными стихотворными формами,
придумывал новые рифмы, сверхдлинные
размеры:
Я изысканность русской медлительной
речи,
Предо мною другие поэты — предтечи…
Годы эмиграции стали тяжелым испытанием
для поэта. Ностальгия разъедала душу,
подтачивала духовные и физические силы,
выливалась в наполненные болью и смятением
стихи:
…Тень Мекки, и Дамаска, и Багдада, —
Мне не поют заветные слова,
И мне в Париже ничего не надо.
Одно лишь слово нужно мне: Москва.
С этим стихотворением перекликается
очерк-размышление «Москва в Париже».
И в нем возникает, словно сказочный Китеж,
«безмерный город из белого камня. Москва…»
И в нем тоскует душа поэта, прислушивается
к «отзвуку гармоники», раздавшемуся «где-то
за дальним холмом», «к бронзовым струнам»,
звенящим «в некой подземности», к каждому
шороху, шелесту… В каждом звуке чудится
ему родная и далекая Россия… Именно в
годы тоски по России он создал сильные
стихи, жизнь сорвала с поэта фрак с орхидеей
в петлице, которых не было в его творчестве:
Прилив ушел, и я, как приведенье,
Средь раковин морских иду по дну.
А в стихотворении «Кто?» он пишет:
Я не умер. Нет. Я жив. Тоскую…
В 1926 году признавался, думая о России:
Я ею жил. И ей живу.
Люблю, как лучший звук, Москву!
Говоря о Бальмонте, нельзя не упомянуть
о том, что он, пожалуй, единственный русский
поэт-лирик, преимущественным творческим
методом которого был импрессионизм, красочное
и страстное воспроизведение трепетных,
порой мимолетных впечатлений, связанных
с познанием мира природы и мира собственной
души. Его лучшие стихотворения зачаровывают
своей музыкальностью, искренностью и
свежестью лирического чувства, неподдельной
грустью и почти женственной нежностью.
Прощаясь с жизнью, солнцем, поэзией, больной
нищий поэт (он умер в 1942 году в оккупированном
гитлеровцами Париже) говорил, что с земли
он поднимется по Млечному Пути и его поглотит
вечность:
Достаточно я был на этом берегу,
И быть на нем еще — как рок могу принять
я.
Но, солнечный певец, как солнце, на бегу,
Свершив заветное, час ночи стерегу,
Чтоб в Млечном быть Пути, где новых звезд
зачатье.
Мечта о космосе, о вечности была для него
и мечтой о бессмертии.
Я рыжий, я русый, я русский,
Знаю и мудрость, и бред.
Иду я — тропинкой узкой,
Приду — как широкий рассвет. |