Шпаргалки по "Литература"

1. Борхес - предвестник постмодернизма (идеи относительности, многовариантности мира, сомнение в реальности, мир как текст и т.д.).

Начав с поэзии, Борхес, по сути, навсегда остался поэтом. Поэтом в отношении к слову и к  произведению в целом. Дело не только в поразительном лаконизме, трудно дающемся переводчикам. Ведь Борхес отнюдь не пишет так называемым "телеграфным стилем" 20-х годов. В его классически чистой прозе нет буквально ничего необязательного, но есть все необходимое. Он отбирает слова, как поэт, стесненный размером и рифмой, тщательно выдерживает ритм повествования. Он стремится к тому, чтобы рассказ воспринимался как стихотворение, часто говорит о "поэтической идее" каждого рассказа и его "тотальном поэтическом эффекте" (скорее всего, именно потому его и не привлекает большая прозаическая форма - роман).

В ультраистских манифестах, которые сочиняли в 20-е годы Борхес и его соратники, метафора провозглашалась  первичной ячейкой и целью  поэзии. Метафора в юношеских стихах Борхеса рождалась из неожиданного уподобления, основанного на зримом сходстве предметов. "С ружьем на плече трамваи патрулируют проспекты" - не правда ли, похоже на образность раннего Маяковского ("ноктюрн... на флейте водосточных труб" и т.п.)?

Отойдя от авангардизма, Борхес отказался и от неожиданных визуальных метафор. Зато в его прозе, а потом и в стихах появилась иная метафоричность - не визуальная, а интеллектуальная, не конкретная, а абстрактная. Метафорами стали не образы, не строки, а произведения в целом, - метафорой сложной, многосоставной, многозначной, метафорой-символом. Если не учитывать этой метафорической природы рассказов Борхеса, многие из них покажутся лишь странными анекдотами.

Как правило, рассказы Борхеса  содержат какое-нибудь допущение, приняв которое мы в неожиданном ракурсе увидим общество, по-новому оценим наше мировосприятие. Среди борхесовских рассказов есть также предвосхищения, предостережения, интерпретации.

Вот один из лучших его  рассказов - "Пьер Менар, автор "Дон  Кихота". Если отвлечься на время от вымышленного Пьера Менара с его выдуманной литературной биографией, то о чем, собственно, идет речь? В остраненной, эксцентричной форме здесь рассмотрен феномен двойственного восприятия искусства. Любое произведение, любую фразу художественного произведения можно читать как бы двойным зрением. Глазами человека того времени, когда было создано произведение: зная историю и биографию художника, мы можем, хотя бы приблизительно, реконструировать его замысел и восприятие его современников и, следовательно, понять произведение внутри его эпохи - такой способ обдумывает Пьер Менар, но отказывается от него. И другой взгляд - глазами человека XX века с его практическим и духовным опытом. Это именно то, что, по мнению рассказчика, пытался совершить Пьер Менар, успевший "переписать", то есть переосмыслить, лишь три главы "Дон Кихота": в главе IX первой части речь идет о сугубо литературных проблемах - соотношении между реальным автором, автором-рассказчиком и вымышленным повествователем (эта проблема сейчас пристально исследуется литературоведением); в главе XXXVIII первой части продолжается древний спор о превосходстве шпаги или пера, войны или культуры; в главеXXII первой части Дон Кихот освобождает каторжников и высказывает при этом весьма современные мысли о справедливости, о правосудии, которое не должно опираться только на признания осужденных, о могуществе человеческой воли, которой под силу победить любые испытания. Конечно, не менее актуально звучат и другие пассажи из "Дон Кихота". В 1938 г., в разгар гражданской войны в Испании, поэт Антонио Мачадо использовал цитату из рассуждений Дон Кихота в эпизоде со львами (часть II, гл. XVII), обратив ее в метафору героического и безнадежного сопротивления республиканской Испании фашистскому мятежу: "Чародеи вольны обрекать меня на неудачи, но сломить мое упорство и мужество они не властны".

Осовременивание классики совершается очень часто, но, как  правило, остается неосознанным. Невероятное  и непосильное предприятие Пьера  Менара делает его наглядным. Французский  критик Морис Бланшо счел "Пьера Менара" метафорой художественного перевода - верное, но слишком частное толкование. На деле подобное переосмысление происходит при анализе, при режиссерских и иных интерпретациях, да и просто при чтении. В последние годы наука всерьез взялась изучать исторически обусловленные сдвиги в понимании и восприятии произведений искусства. По существу, борхесовский рассказ метафорически предвосхищает быстрое развитие таких областей культурологического знания, как герменевтика (наука об истолковании текстов) или рецептивная эстетика. Сочиняя свои интеллектуальные метафоры, Борхес проявляет дерзость по отношению к устоявшимся и общепринятым понятиям и даже к священным мифам и сакральным текстам западной цивилизации, в лоне которой он был воспитан.

Борхес, кажется, забывает о существовании границы между  фантазией и реальностью фантазии. Всякий раз, когда ему приходится выбирать из двух вымышленных приключений, он выбирает приключение вымысла. Когда  его спросили, какой эпизод в «Дон Кихоте» Сервантеса «самый чудесный», Борхес ответил, что всего поразительнее, когда во второй части романа герои как заправские читатели обсуждают содержание только что прочитанной ими первой его части. Вымышленные герои читают вымышленную книгу, реалистически повествующую о них самих (это и есть реальность фантазии). Глубина вымысла производит незабываемый эффект правдоподобия.

Очевидно, Борхесом выдуман  и Пьер Менар, персонаж новеллы «Пьер  Менар, автор «Дон Кихота», — фиктивный  автор несуществующих произведений, поданный в новелле через их каталог. Каталог, составленный самим Борхесом, не раз смущал въедливых комментаторов: один даже предпринял архивные разыскания, чтобы возродить несправедливо забытого Пьера Менара. Каталог действительно «балансирует» м е ж д у в ы м ы с л о м ф и л о л о г а и р е а л ь н о с т ь ю ф и л о л о г и и, между мистификацией Борхеса и правдой науки. К «пограничному» каталогу Борхес привязывает отрывки из произведений Менара, создает к ним пространный комментарий, проводит литературные параллели, усиливает реалистический план. Борхесовская страсть к бесконечным превращениям пересекает «демаркационную линию» между фантазией и реальностью и устремляется дальше — из глубины филологического вымысла ко все большей подлинности. При этом нужно помнить, что речь идет о подлинности бесплотной, мнимой — о реальности филологического исследования.

2.Тема абсурда в "Мифе о Сизифе" А. Камю. Экзистенциальные идеи в творчестве А. Камю.

Альбер Камю - один из крупнейших представителей западной философии  ХХ века. Центром его философии является человек, его жизнь, смысл его существования. Именно поэтому Камю и относят к философам-экзистенциалистам (Экзистенциализм - (от позднелат. exsistentia -- существование), или философия существования, иррационалистическое направление современной буржуазной философии  ставя в один ряд с Ж.-П. Сартром, Г.-О. Марселем, С. де Бовуар. И размышляя над человеческим существованием, писатель и философ приходит к мысли о его абсурдности, что позже приводит его к мысли о неизбежности бунта против этой абсурдности. Пожалуй, эти два понятия рассмотрены Камю наиболее внимательно, и именно им посвящено наибольшее количество произведений писателя. Поэтому для данной работы и была выбрана тема, раскрывающая понятия бунта и абсурда - понятия, пронизывающие всю философию Камю, являющиеся ключевыми в творчестве мыслителя.

Миф о Сизифе. Эссе об абсурде»

"Что представляет  собой абсурдный человек?" - это  главный вопрос, от обсуждения  которого зависит решение других  проблем философии Камю. Абсурдный человек, пишет Камю, "ничего не предпринимает ради вечности и не отрицает этого. Не то чтобы ему вообще была чужда ностальгия. Но он отдает предпочтение своему мужеству и своей способности суждения. Первое учит его вести не подлежащую обжалованию жизнь, довольствоваться тем, что есть; вторая дает ему представление о его пределах. Уверившись в конечности своей свободы, отсутствии будущности у его бунта и в бренности сознания, он готов продолжить свои деяния в том времени, которое ему отпущено жизнью. Здесь его поле, место его действий, освобожденное от любого суда, кроме его собственного. Более продолжительная жизнь не означает для него иной жизни " Камю А. Миф о Сизифе. Бунтующий человек. Минск., 2000..

Позицию абсурдного человека Камю очерчивает словами Ивана Карамазова: "Все позволено". Однако "абсурд не есть дозволение каких угодно действий" Камю А. Указ. соч. . Слова Карамазова означают лишь то, что ничего не запрещено. Почему же? Согласно Камю, абсурдный человек не принимает традиционную концепцию, устанавливающую связь между причинами и следствиями поступков. И хотя ум абсурдного человека "готов к расплате", он делает это не потому, что чувствует за собой какую-либо вину или греховность, вменяемую всякому человеку христианством. Для него, абсурдного человека, "существует ответственность, но не существует вины".

В «Мифе о Сизифе»  рассказывается о том, как Сизиф  с невероятными усилиями вкатывает  камень почти на самую середину высокой  и крутой горы. Но вдруг камень выскальзывает  из его рук и катится вниз с горы. Сизиф неоднократно повторяет свою попытку. Если ему удастся вкатить камень, он получит свободу. Но когда желанная свобода уже близка, происходит неминуемый срыв. Победы не будет. «Боги приговорили Сизифа поднимать огромный камень на вершину горы, откуда эта глыба неизменно скатывалась вниз. У них были основания полагать, что нет кары ужасней, чем бесполезный и безнадежный труд» Камю А. Указ. соч.. Такова вся жизнь человека.

У человека появляется чувство  нелепости жизненной суеты. «Подъем, трамвай, четыре часа работы в конторе или на заводе, обед, трамвай, четыре часа работы, ужин, сон; понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, все в том же ритме -- вот путь, по которому легко идти день за днем. Но однажды встает вопрос: зачем? Все начинается с этой окрашенной недоумением скуки... Скука является результатом машинальной жизни, но она все же приводит в движение сознание» Там же..

Человек желает ясности  видения, честности перед самим  собою. Но ему противостоит неразумный, иррациональный мир. Реальность абсурдна. «В этом состоянии абсурда нужно жить. Я знаю, каково его основание: ум и мир, подпирающие друг друга, но неспособные соединиться» Там же..

Из абсурда могут  быть два выхода. Первый -- самоубийство. Если для абсурда необходимы два  фактора: человек и мир, то исчезновение одного из них означает и прекращение абсурда. Самоубийство, замечает Камю, чаще всего рассматривается как социальный феномен. "Мы же, напротив, с самого начала ставим вопрос о связи самоубийства с мышлением индивида. Самоубийство подготавливается в безмолвии сердца... " Там же.. Основным стремлением Камю как раз оказывается правдивое, лишенное морализма описание того феномена интеллекта и чувств, который можно было бы назвать тягой к самоубийству. Но «самоубийство -- ошибка». Призвание

человека - найти силы жить в состоянии абсурда. "Итак, я вывожу из абсурда три следствия, каковыми являются мой бунт, моя  свобода и моя страсть. Одной  лишь игрой сознания я превращаю  в правило жизни то, что было приглашением к смерти, и отвергаю самоубийство". «Войну невозможно отрицать. В ней либо умирают, либо ею живут. Так и с абсурдом: нужно дышать им. Усваивать его уроки и воплощать его» Камю А. Указ. соч.

"Мною выбраны только  те герои, - пишет Камю, - которые  ставили своей целью исчерпание жизни (или те, кого я считаю таковыми). Я не иду дальше этого. Я говорю о мире, в котором и мысли и жизни лишены будущего. За всем, что побуждает человека к труду и движению, стоит надежда. Так оказывается бесплодной единственная нелживая мысль. В абсурдном мире ценность понятия или жизни измеряется плодотворностью" Там же..

Герои, на примере которых  Камю высвечивает понятие "абсурдный  человек", - это Дон Жуан (и донжуанство), Актер (и актерство), Завоеватель, Писатель-творец. В конце главы об абсурдном человеке Камю замечает: "Приведенные выше образы не содержат моральных поучений и не влекут за собой суждений. Это наброски, в них намечен стиль жизни. Любовник, комедиант или авантюрист ведут абсурдную игру. Но на это способны, при желании, и девственник, и функционер, и президент республики. Достаточно знать и ничего от себя не скрывать... Я выбрал крайние случаи, когда абсурд наделяет поистине царской властью. Правда, это власть принципов, лишенных царства. Но их преимущество перед другими в том, что они знают об иллюзорности всех царств... Как бы то ни было, абсурдному рассуждению надо было вернуть всю яркость красок. Воображение может добавить немало других его обличий - изгнанников, прикованных к своему времени; людей, которые, не зная слабости, умеют жить соразмерно вселенной без будущего. Этот абсурдный и безбожный мир населен утратившими надежду и ясно мыслящими людьми"

3.Пародия и гротеск в романе «Пена дней» Б. Виана. Ирония и самоирония. Трагическая тема романа. Варианты интерпретации смысла романа.

В первом пласте - светлый  и невинный безбедный мир, неомраченный ничем, во втором - темнота, серость  и медленное гниение. Колен живет  в прекрасном огромном доме, как  уже упоминалось, денег у него - «куры не клюют», хотя откуда эти  деньги взялись - не уточняется. Есть и все тут. И даже сам молодой человек не акцентирует на этом внимания, принимая наличие богатств как должное и транжиря их направо и налево. Он красив, молод, его окружают интересные люди и прекрасные женщины. У него искуснейший повар, способный приготовить все что угодно, интересный друг, который легко может развлечь его беседой и еще куча всевозможных приятностей. Колен живет в сказке. Есть и замок - огромный дом, наполненный всем, что нужно для уюта и комфорта. Как и полагается по сюжету сказок, он встречает прекрасную девушку, влюбляется в нее, а она, соответственно, в него. Дело плавно движется к свадьбе. Свадьба также проходит пышно, красиво, сказочно и весело.

После похорон Колен  больше не хотел жить. Он постоянно  находился на мостике над грязной сточной канавой, возле которой похоронили его Хлою и ждал, пока всплывет на поверхность водяная лилия, погубившая любимую.

Заканчивается роман  тем, что мышка, верная подруга Колена и Николя, живущая с ними, не выдерживает  страданий главного героя и кончает жизнь самоубийством, засунув голову в пасть знакомому коту. Абсурд пропитал и последние строки произведения, но улыбку уже не вызывает. Только слабое ощущение, что так и должна была закончится эта книга, вторая ее «часть».

Еще одна плоскость - возрастная. Виан делит весь роман на два мира: «мир главных героев, молодых людей, не старше тридцати и на второй - «мир взрослых», от которого полностью отделен первый. Колен, Хлоя, Шик, Ализа, Николя - все они живут в первом, своем придуманном мире и не желают из него выходить. Работа кажется для них чем-то ужасным и нелепым, на уме у молодых людей лишь развлечения, любовь и еще раз развлечения. Они живут одним мгновением, получая от жизни этой максимум удовольствий. Нет ни денежных хлопот, ни душевных терзаний, ни всего подобного, присущего взрослым людям. Даже Шик, работая простым инженером, все равно умудряется с легкостью доставать деньги на любимые книги. Нет ничего невозможного, ничего недопустимого. Все воспринимается героями как должное, даже происходящий вокруг абсурд не кажется им чем-то неправильным, ведь так и должно быть в сказочном мире юности.

В романе «Пена дней»  за налетом комичности и абсурда  скрыта ироничная пародия на жизнь  знаменитого философа Жан-Поля Сартра. Да и в самом повествовании он фигурирует. Знаменитый философ Жан-Соль Партр, из-за которого губит свою жизнь лучший друг главного героя - Шик. Это целая история второго плана и вся она пропитана любовью к философии этого мыслителя.