Юридическая лингвистика

Норма права, являясь важнейшим  регулятором общественных отношений, получает свое непосредственное выражение  в текстах законодательных актов. От их логичности и последовательности зависит ясность, понятность и, в  конечном итоге, применимость любой  нормы права. Соблюдение требований юридической техники, под которой  обычно понимают совокупность правил подготовки и изложения правовых актов, имеет важнейшее значение для правоприменительной деятельности. 

Еще Платон говорил, что «тот государственный строй, который  обращается к богам и к людям  на своем языке и совершает  соответствующие поступки, всегда процветает и сохраняется невредимым, тот  же, который подражает чужому языку, погибает» [Платон, с.520-521]. Язык является необходимым условием для сохранения и развития национального самосознания. Не случайно поэтому его рассматривают и как символ государства, и как его признак

Столь важное значение языка для существования права обусловливает особое внимание к языку нормативных правовых актов. В юриспруденции сформулированы различные требования к такому языку, и часть этих требований носит языковой характер. В качестве примера можно привести требования излагать нормативный акт ясно, экономично, выразительно, просто, точно, литературным языком, придерживаться официального стиля, верно использовать терминологию и т.п.

аким образом, соблюдение правил современного русского языка в процессе нормотворчества и толкование нормативных актов в соответствии с такими правилами – одни из важных принципов правотворчества и правоприменения. Если правила орфографии или пунктуации были нарушены, нормативный акт должен применяться в соответствии с тем значением, которое закладывал в него правотворческий орган, поскольку лингвистическая ошибка не должна признаваться источником права. Однако в ряде случаев может быть сложно решить, идет ли речь об ошибке или же правотворческий орган действительно вкладывал в текст такое значение. Поэтому некоторые ошибки могут исказить смысл акта, затруднить правоприменение.

1. Ошибки, не влияющие на смысл текста. Это ошибки, которые очевидны – текст акта обретает смысл только в случае, если признать, что в нем присутствует ошибка. Если же придерживаться официальной орфографии и пунктуации текста, текст бессмыслен с лингвистической точки зрения. Данные ошибки сравнительно безвредны, поскольку не могут повлиять на понимание текста акта. 
2. Ошибки, искажающие смысл текста до абсурдного. В данном случае с лингвистической точки зрения текст нормативного акта правилен. Однако, если вникнуть в смысл текста, обнаружится его абсурдность.  Данные ошибки не наносят существенного вреда. Конечно, они придают акту иное значение, чем то, в котором он должен пониматься и применяться. Однако понять акт ошибочно (не увидеть ошибки в тексте и истолковать текст в соответствии с буквальным значением) может только тот, кто не имеет никакого представления о предмете регулирования акта. Если же читающий имеет хотя бы минимальные знания о регулируемой области, абсурдность значения сразу будет замечена. Соответственно, сразу будет определено, какая ошибка допущена в тексте и как в действительности надо понимать текст. 

3. Ошибки, искажающие смысл текста. Такого рода ошибками можно назвать те, которые искажают смысл текста, однако не столь сильно, чтобы значение текста с ошибкой было абсурдно. Ошибка придает тексту новое значение, допустимое в рамках данной правовой системы. Это наиболее опасные ошибки. Для того чтобы выявить их, требуются глубокие специальные знания по предмету регулирования нормативного акта. Такими знаниями обладает далеко не каждый юрист; соответственно, вероятность того, что будет усвоено и реализовано неверное значение нормы, очень велика. Данные ошибки требуют обязательного скорейшего устранения. 

Если речь идет об ошибке первого  вида, акт реализуется так, как  будто ошибка не была допущена. Такой  подход представляется правильным, так  как ошибка очевидна и иначе было бы невозможно применить акт. Если речь идет об ошибке второго вида, подход остается в целом таким же –  применение нормы в соответствии с ее реальным значением. Однако в  этом случае есть варианты – применить  акт в соответствии с его точным текстуальным значением или же в  соответствии со значением, которое  он имел бы без ошибки. Поэтому нужно  обосновать, почему буквальное значение текста проигнорировано, на основании  чего решено, что правотворческий  орган допустил ошибку в тексте (а  не хотел урегулировать отношения  так, как это вытекает из буквального  значения). Сделать это несложно, так как буквальное значение в  подобных случаях приводит к абсурдным, противоречивым результатам.  
 
Для ошибок же третьего вида вопрос решается значительно сложнее, поскольку появляется несколько вероятных (хотя и необязательно равно логичных, согласующихся с иными нормами, разумных) толкований нормы. Одно основано на буквальном смысле текста, иное (иные) – на предположении, что нормотворческий орган допустил ошибку и в результате выразил в тексте не ту мысль, которую намеревался выразить. Принять подобное (подобные) толкование – значит проигнорировать текст, который прямо выражает волю правотворческого органа, и начать «угадывать» его волю на основании критериев логичности, разумности, непротиворечивости (во многом на основании правосознания правоприменителя).  
Это может привести к неоправданному расширению усмотрения правоприменителя и может быть опасно для правовой системы. С другой стороны, нормативный акт должен применяться в соответствии со своим действительным содержанием: если в тексте допущена ошибка, применить норму в значении, обусловленном ошибкой, значило бы проигнорировать волю правотворческого органа. Как отмечал М.Н. Коркунов, «закон служит настолько источником права, насколько он выражает волю законодателя… законом должно считаться только то, что составляло действительную волю законодателя... ошибка или неправильность языка не может служить источником права… Предположение, что законодатель соблюдал при выражении своей воли правила логики и грамматики, есть не более как предположение. Поэтому, если мы каким-либо путем убедимся, что в данном случае законодателем допущена <...> грамматическая <…> ошибка, предположение это теряет свою силу, и мы не можем принять толкование, которое обусловливается им». В этом случае надо выяснить, «как в действительности, согласно с волею законодателя, и, может быть, вопреки грамматическим … правилам, должно быть понимаемо сказанное в законе» [Коркунов, 1907, с.342]. Поэтому применение акта в соответствии с его буквальным значением будет неверным. 

Мы считаем, что юридическую  терминологию в зависимости от сферы  применения можно разделить на две  группы: терминологию правовой доктрины и терминологию юридической практики. Далее юридическую терминологию можно разделить на терминологию нормативных правовых актов (нормативную  правовую терминологию), правоприменительных  и интерпретационных актов. Указанное  разграничение следует из существующего  в юридической доктрине деления  правовых актов на нормативные правовые, правоприменительные и интерпретационные акты и из необходимости учитывать наличие выработанных и используемых юридической наукой терминов, которые не получили применения в правовых актах, но которые также относятся к юридической терминологии.  
 
Тем не менее, следует обратить внимание на то обстоятельство, что данное деление является во многом условным в связи с тем, что на практике очень трудно разграничить указанные виды юридической терминологии. Это обусловлено тем, что в правоприменительных и в интерпретационных актах используются термины и нормативных правовых актов, и юридической науки, так же как и при разработке нормативных правовых актов применяются все разновидности правовой терминологии. Однако существуют термины, употребляемые либо только в конкретной разновидности правовых актов, либо в научных произведениях.  
 
Таким образом, нормативные правовые термины (термины нормативных правовых актов) представляют собой слова или словосочетания, призванные точно обозначать юридические понятия в нормативных правовых актах. Система нормативных правовых терминов образует нормативную правовую терминологию.  
 
Необходимо учитывать, что современная Россия характеризуется стремительным развитием процесса правотворчества. Ускоренные темпы данного процесса не всегда положительным образом влияют на качество нормативных правовых актов, в том числе и в плане использования терминологии. Между тем от правильного использования нормативных правовых терминов во многом зависит эффективность действия правовых норм, поскольку именно термины призваны способствовать наиболее точному, краткому и информативному изложению содержания нормативных правовых актов.  
 
В настоящее время существуют следующие проблемы, связанные с применением нормативной правовой терминологии. 
 
Главной проблемой является отсутствие однозначности (единства) в использовании нормативных правовых терминов. В идеале, конечно, терминология должна быть едина в рамках всей системы российского права, однако, на наш взгляд, следует допустить применение одного термина в разных значениях в нескольких отраслях права. Например, таких терминов, как «арест», «залог», «брак». Большое значение имеют проблемы обеспечения однозначности в использовании терминологии в нормативных правовых актах, принятых на разных уровнях правотворчества, и нормативных правовых актах одного уровня, например, в федеральных законах. Также нельзя не отметить, что в последнее время широкое распространение получила практика использования терминов в разных законах в особенном смысле, только «для целей настоящего закона», что не способствует достижению однозначности нормативной правовой терминологии. Однако даже в пределах одного нормативного правового акта не всегда выдерживается единство терминологии.  
 
Нередко в нормативных правовых актах можно наблюдать несогласованное применение терминов. Например, в Федеральном законе от 8 августа 2001 г. «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей» используется термин «государственная регистрация юридического лица, созданного путем реорганизации» (гл. V) [С изм. и доп. на 02. 07.2005], а в п. 7 Положения «О Порядке взаимодействия федерального органа юстиции и федерального органа исполнительной власти, уполномоченного осуществлять государственную регистрацию юридических лиц», утвержденного Постановлением Правительства РФ от 19 июня 2002 г. – «государственная регистрация реорганизации юридического лица» [Собр. Законодательства РФ, 2002]. В Уголовном кодексе РФ говорится о судебных приставах и судебных исполнителях (ст. ст. 295, 296, 298, 311), в Уголовно-исполнительном кодексе РФ – о судебных приставах-исполнителях (ст. 16, 31, 32) , в Федеральном законе от 21 июля 1997 г. «Об исполнительном производстве» – о судебных приставах-исполнителях (ст. 3) [С изм. и доп. на 27.12.2005]. 
 
Достаточно распространенным является обозначение одного правового явления разными терминами. Например, в соответствии со статьей 90 Федерального закона от 21 июля 1997 г. «Об исполнительном производстве» на действия судебного пристава-исполнителя может быть подана жалоба [С изм. и доп. на 27. 12. 2005], а в соответствии с гл. 24 Арбитражного процессуального кодекса РФ – заявление. В Конституции Республики Мордовия от 21 сентября 1995 г. применяется и термин «законы Республики Мордовия» (ст. 4, 70, 89), и термин «республиканские законы» (ст. 61) [С изм. и доп. на 26. 04. 2006]. 
 
В нормативных правовых актах также часто встречается смешение понятий, неточность терминов. Так, в Гражданском кодексе РФ говорится о праве пользования земельным участком собственником здания, сооружения или иной недвижимости, находящейся на земельном участке (ст. 271), а в ст. 35 Земельного кодекса РФ – о праве использования части земельного участка. В этой связи возникает вопрос о том, что имеется в виду под использованием части земельного участка: правомочие пользования либо правомочия владения, пользования и распоряжения.  
 
По-прежнему встречается использование в качестве терминов слов, отличающихся экспрессивностью. Например, в ст. 10-2 Закона Республики Мордовия от 12 июля 2002 г. «Об административной ответственности на территории Республики Мордовия» используется такой термин, имеющий ярко выраженную эмоциональную окраску, как «бытовое дебоширство» [С изм. и доп. от 20.02. 2006].  
 
Термины, использованные в том или ином законе, часто определяются в том же законе. Однако некоторые неясные термины так и не получают четкой дефиниции, либо имеющиеся определения недостаточно адекватно отражают содержание соответствующего понятия. Например, в ст. 5 Уголовно-процессуального кодекса РФ апелляционная инстанция определяется как суд, рассматривающий в апелляционном порядке уголовные дела по жалобам и представлениям на не вступившие в законную силу приговоры и постановления суда. Представляется, что в данном определении требует разъяснения и понятие «апелляционный порядок».  
 
Одной из терминологических проблем нормативных правовых актов является применение лингвистически и стилистически неправильных, неблагозвучных терминов.  
 
Например, в правовом языке встречается неправильное образование форм слов. Так, в словосочетаниях «в крупном размере» (ст. 158, 163 и др. Уголовного кодекса РФ) и «в чужом интересе» (ст. 980, 981 и др. Гражданского кодекса РФ) неточно выбрано число имен существительных, поскольку в соответствии с литературной нормой в данных случаях правильнее было бы использовать множественное число. Это обусловлено тем, что слово «размер» имеет в данном словосочетании значение: «степень развития, величина, масштаб какого-либо явления, события и т.п.» и употребляется, как правило, во множественном числе, а слово «интерес» употреблено в значении: «обычно мн.ч. (интересы,-ов) кого, чего или какие. То, что составляет благо кого-, чего-либо, служит на пользу кому-, чему-либо; нужды, потребности» [Ивакина, 2000, с. 28]. 
 
Представляет интерес и проблема использования иностранной терминологии в нормативных правовых актах. Особенно заметна чрезмерность применения иностранных терминов в Гражданском кодексе РФ (делькредере, аваль, лизинг, бенефициар, секвестр и др.). Конечно, в современном мире полностью избежать употребления иноязычной терминологии невозможно, поскольку в русском языке просто может отсутствовать обозначение какого-либо правового явления, особенно если оно является новым. Кроме того, в настоящее время существует множество иноязычных терминов, ставших общепонятными. Просто необходимо разумно и взвешенно подходить к этому вопросу и избегать использования иностранной терминологии, если есть соответствующие синонимы в русском языке. 
 
Для устранения указанных недостатков нормативной правовой терминологии необходима ее унификация. Однако сначала представляется необходимым оговориться, что в научной литературе для обозначения понятий, связанных с приведением терминологии в определенную упорядоченную совокупность, используются следующие термины: унификация, упорядочение, стандартизация и гармонизация.  
 
Указанные термины соотносятся разными авторами по-разному. Так, встречается точка зрения, согласно которой одним из основных направлений прикладного терминоведения является унификация терминов и терминосистем, которая включает в себя стандартизацию, упорядочение и гармонизацию на национальном и международном уровнях [Лейчик, 1996, с. 278-279].